Глава 29. (нет времени) (1/2)

Юнги с Ханой проснулись в номере, где забыли задёрнуть шторы. Свет бесцеремонно лежал на них, не оставляя в тени ни рук, ни лиц. Только тела скрылись под одним большим одеялом.

- Голова не трещит? – поинтересовался Шуга, поправляя волосы Ханы, чтобы, обнимая её, за них не дёрнуть. Она помотала головой, зевая сквозь улыбку:

- Я не так уж и много выпила вчера.

- Но тебе хватило, чтоб пойти вразнос, - посмеялся он.

- Вразнос?! – развернулась она в его руках с бока на бок.

- Да нет, всё было вполне себе, - Юнги прищурился, - мужики глазели с восторгом, а Ыну, похоже, ещё с того раза на тебя запал.

- Ты ревнуешь? – уточнила Хана, научившаяся от него, научившегося от Хвасы, что лучше всё прояснить, чем додумывать.

- А тебе бы хотелось, чтобы я ревновал?

- Мне нравилось, когда Хосок меня ревновал, пусть я и не давала никогда повода… Прости, я опять о нём!

Слегка приотпустив женщину, Юнги перевалился на спину, устремив взгляд прямо перед собой, то есть – вверх.

- Если бы я ревновал, я бы точно не выдержал такого количества Хоупа…

- Прости-прости! – поцеловала она его в щёку.

- Да ничего, я ж говорю: «Если бы». Мне кажется, я разучился ревновать. Это какое-то бессмысленное чувство, оно изводит, не даёт покоя, заставляет ограничивать человека, который, возможно, пытается ускользнуть, а ты его «хвать!». И к ноге его, к ноге. Не лучше ли отпускать, вместо навязчивого контроля и придирок?

- Женщины любят, когда за ними приглядывают…

- Женщины? Или ты? – хитро посмотрел на неё Юнги.

- Да, правда, за всех говорить не могу. Мне нравится. Поэтому не могу понять тех, которые злятся, если их мужья заводятся от ревности. Это же показывает их интерес, что им не всё равно.

- Джинни раздражало, что я ей не доверяю.

- Джинни – овца паршивая! Скромно выражаясь.

- Но, всё-таки, тоже женщина, - засмеялся Шуга.

- Стыдно быть с такими одного пола…

- А ты ревнивая?

- Я? О да! Я хоть никогда и не показывала вида, не устраивала скандалов, но меня аж трясло всегда, если к Хосоку приближалась какая-нибудь девушка. Когда он отсутствовал, я часто думала, а не изменяет ли он мне? Эта мысль исчезла только лет после трёх-четырёх совместной жизни.

- А меня, значит, не ревнуешь?

- К кому?

- Ну, не знаю… к Хвасе, когда я домой езжу!

- Но она же твоя жена, разве я имею право? – Хана задумалась, что, наверное, её логика обидна для мужчины. – Я понимаю… мы договорились, что не будем пока спать с другими, но, знаешь, если бы я узнала, что ты переспал с Хвасой, это не стало бы для меня ударом. Или, как ты разучился ревновать, так я разучилась негодовать на подобное?

- А, может, у нас другой тип отношений? С бывшими был один, друг с другом – другой. Не всякая же любовь одинаковая, как считаешь?

- Не знаю, по-моему, так не может быть. Белый цвет только белый, если он темнее – то это уже серый или какой-то другой. Собака только собака, если она мяукает, то это уже кошка. Как у любви могут быть сорта?

- А если это обобщённое понятие? Не как «белый», а как слово «цвет». И тогда цвета могут быть всякие: чёрный, красный, зелёный. И каждому нравится свой.

- И какого цвета наши отношения?

- Надо подумать. С Джинни у меня ассоциируется фиолетовый. Кажется, такого цвета были её волосы, когда мы стали встречаться. Но точно я уже не уверен.

- Тогда с Хосоком у нас были красные. Такой была его «Феррари», на которой я его впервые увидела.

- А на тебе была розовенькая рабочая блузка.

- О, ты помнишь?!

- Почему-то запомнилось.

- Розовые отношения – это как-то приторно, нет?

- Да лишь бы не голубые!

- Убедил, - она взяла его за руку и дотянулась поцеловать. Ей хотелось, чтобы он ощутил импульс, сексуальное желание, идущее от неё. Первые годы брака Хосок любил утренний секс, и даже если они занимались любовью ночью, это его не останавливало. Юнги, однако, только ответил на поцелуй и не перешёл к активным действиям. Хана незаметно скисла. Жаль, она бы не отказалась от большего.

- Закажем завтрак в номер?

- Да можно и вниз спуститься… - откинула одеяло Хана, собираясь встать. Юнги поймал её за запястье:

- Эй, куда так быстро?

- Одеться.

- Хана?

- Мм?

- Чего ты?

- Ничего, всё хорошо.

- Хана, - потянул он её назад, и она завалилась на кровать, почти на него, - ну мы ж друзья, ты чего, - пихнул он её чуть в бок, - что случилось?

- Ничего, правда!

- Выкладывай, а то обижусь!

- Не надо.

- Не надо язык к жопе лепить, ну-ка, отлепила и сказала! – рыкнул он, и Хана, уговорённая и более-менее привыкшая откровенничать, вздохнула. Впрочем, с Юнги она часто откровенничала с самого знакомства, и потому было нетрудно это сделать, в отличие от признаний мужу.

- В общем… да даже неудобно! Подумаешь, что я чокнутая.

- Не подумаю.

- Мне хочется больше секса. Я озабоченная, да?

- Ээ… да нет, - Шуга отпустил её и почесал затылок, - может, это я старый импотент?

- Ты не импотент! Ночью всё было чудесно, но… знаешь, даже не в сексе дело. А в какой-то страсти. Желании в глазах. Похотливых жестах. Пошлых признаниях. Я вроде бы не чувствую себя неудовлетворённой, но хочу приставаний, понимаешь?

- Стараюсь, - озадачился Юнги, переваривая, - то есть, с сексом всё точно в порядке?

- Да! Да… Но… - её озарило. – Это моя неуверенность в себе. Она и всю жизнь во мне была, а после измены ещё обострилась. Мне нужны какие-то постоянные доказательства, что меня хотят. Хочу быть востребованной… как женщина. Не только как подруга.

- Ты очень красивая и желанная женщина, Хана. Девушка, я бы сказал, потому что потрясающе выглядишь, - он откинулся на подушки, самокритично покривившись: - Мне в следующем году сорок, чего с меня взять? Я устал быть страстным и напористым ещё лет семь-восемь назад. Да, когда-то я таким был, а сейчас уже и в голову не приходит, и рефлексов таких нет. Не знаю, хватит ли меня надолго такое в себе пробуждать…

- Не надо через себя перешагивать, Юнги, ты под меня не обязан подстраиваться.

- Но я хочу, чтобы ты радовалась и была счастлива, - он опять сел и взял её за руку, - ты очень дорогой мне человек, Хана, я волнуюсь за тебя, я хочу заботиться о тебе, я обожаю наши разговоры и проводить с тобой время. Но тебе, видимо, пока ещё рано валяться на диване без движения, - он сжал её ладонь, - и ты тоже не обязана под меня подстраиваться.

- И что же делать? – насторожилась она. Нет, если он сейчас скажет, что надо прекратить их отношения, то она просто умрёт! У неё же никого больше нет. Только дети. Но с ними не поговоришь по душам, не поделишься проблемами, они ещё маленькие. Она останется одна, в одиноких вечерах и пустой постели.

- Ты у меня спрашиваешь? – Юнги пожал плечами. – При всей житейской мудрости, накопившейся во мне, я не готов сказать «заведи себе ещё одного любовника».

- А говорил, что не ревнуешь, - улыбнулась Хана.

- Не, ну тут и без ревности какой нормальный мужик согласится делить свою самку с кем-то ещё?

- Я твоя самка?

- Грубо прозвучало?

- Нет, забавно.

- Тогда не буду забирать слова обратно.

- Не забирай, - она всё-таки встала и подняла с пола кружевные трусики. Которые дарил когда-то муж. Вот так ему! Пусть получает, что на это бельё смотрит другой. «Да всё равно ему уже давно» - напомнила себе Хана. – Помнишь, как ты за меня заступился тогда в кафе? Когда пьяные приставали.

- Ага.

- Ты горячий парень был в юности.

- Да, мне эта горячность жить мешала, всюду лез заступаться, наказывать неправых и восстанавливать справедливость. Много лет говорил себе: «Сахар, будь поспокойнее!». И вот, стал, и разочаровываю любимую девушку…

- Не разочаровываешь, - подошла она к нему, тоже поднявшемуся, и прижалась, полуобнажённая к голому. Обвила его шею руками. – Мне с тобой хорошо.

- Но не до конца.

- Это мелочи.