Вступление (1/2)

Джинни закончила бакалавриат. Четыре года она добросовестно и усердно училась на экономиста: лекции, он-лайн курсы, тесты, эссе, графики, презентации и курсовые, конспекты и бессонные ночи перед экзаменами. Она вскоре получала диплом международного образца. Она знала английский, говорила на нём и даже на его финансово-аналитической терминологии. Джинни была горда собой, своим достижением. Но…

Её молодой человек – Юнги, очень ждал, когда она окончит университет, чтобы сыграть свадьбу. Устроить романтическую, милую и скромную церемонию – пышные торжества не любили они оба – и ехать на его родину. В малюсенькую деревню вдали от Сеула, шумной и перспективной столицы. Со свежеиспеченным дипломом бакалавра! Положить его в провинции под ножку старого шкафа, использовать как поднос, чтобы на нём подавать чай мужу, летом им обмахиваться, а изредка, когда придёт какой-нибудь гость, героически доехавший до этой глуши, отряхнуть засаленную, в пятнах, корочку специалиста и похвастаться.

Если Юнги ждал, когда она расправится со своей учёбой, то она боялась этих дней: дня выпуска, дня получения диплома, вручения, последующих дней, когда нужно было огласить всем то, что она пыталась решить для себя, чего она действительно хотела. А хотела она… совсем другого, нежели её молодой человек. Совсем другого. Детей и семейной жизни она не рассматривала в ближайшей перспективе лет эдак на десять. Кто в Корее вообще заводит семьи раньше тридцати? Да, конечно, Юнги был старше и ему-то уже столько было, а ей… Её самостоятельная жизнь только начиналась. И совсем не грело попасть из-под опеки отца и брата сразу под крыло супруга. А как же период вольности, хотя бы короткий? Вся учёба в университете была напряжённой. В общежитие ей никто съехать не разрешил, беспокоясь о разных неприятных явлениях: дурном нравственном влиянии, скрытых камерах в туалетах и душевых, которые ставят извращенцы, возможности заводить тайны и становиться жертвой навязчивых поклонников. На втором курсе её уже пытались увести у Юнги, так что с тех пор он с неё не спускал глаз.

Джинни барабанила карандашом по столу, уставившись на экран ноута. В браузере была открыта её электронная почта, где виднелось два письма, отмеченных «важным». Она прочла их вдоль и поперёк, с трудом удержавшись не орать и не визжать, когда пришло одно, а затем другое. В семье никто не поймёт и не разделит её радости. В том числе Юнги, которому она не знала, как обо всём сказать.

Незадолго до окончания бакалавриата она отослала свои результаты, данные, резюме в магистратуру вузов Лиги Плюща. Отослала наполовину ради шутки, не веря в то, что покажется достойной для соискания места в американских университетах. И всё же, сначала откликнулся Колумбийский, а затем сам Йель! У неё были шансы учиться в известных на весь мир учреждениях, поехать в Штаты, вырваться изо всей этой круговерти, посмотреть другую страну, другой континент! Амбиции потирали ручки, гордость скакала в сторону гордыни, «выкусите, неудачники!» маскировалось под личиной карьеризма. Джинни тайно верила, что Юнги согласится поехать за ней. Хоть он был и консервативным малым и терпеть не мог Америку со всей её «либерастией», но ради любимой-то поступится этой глупой неприязнью? Какая ему разница, где жить? Работа у него, можно сказать, «на удалёнке» - командировочно-разъездная. Кроме родителей в Корее его ничего не держит, но раз она готова уехать от своих, то и он должен быть готов уехать!

Дней до торжественного вручения дипломов оставалось всё меньше. И для ответа одному из университетов тоже. И для признания Юнги в том, что она хочет, о чём мечтает… Ей нужно было посоветоваться с кем-нибудь! Но с кем? У неё было две лучших подруги, но с обеими связь оборвалась окончательно ещё на третьем курсе. Дохи куда-то пропала, Хёна перевелась в Сингапурский университет. Все были легки на подъём, решались на поступки, что-то делали. А она ничего не видит кроме дома, прогулок с Юнги по выходным и лекций. Неужели она не заслужила поступить так, как ей хочется? Неужели быть хорошей дочерью – это всегда уступать, не сметь говорить о своих желаниях? Джинни была слишком передовой и феминистично настроенной для такого расклада.

За окном пробежали с криками играющие дети, и Джинни, выведенная из своих мыслей, закрыла окно, чтобы её ничего не отвлекало. Ей нужно сосредоточиться. Может, с братом посоветоваться? Но они с Юнги друзья, и на чью сторону он встанет? Неизвестно.

Дверь в её комнату распахнулась. Без спроса и стука – как терпеть не могла Джинни. На пороге возникла бабушка.

- Джинни, ты с кем-то говорила?! – громко спросила та, потому что стала очень плохо слышать с годами. Возраст у неё был уже почтенный – за восемьдесят.

- Нет, ба, это дети на улице орали.

- Что?!

- Дети на улице! – громче ответила Джинни.

- А-а! Я думала ты с кем-то говоришь, с мальчиком своим может…

- Нет, Шуга занят сегодня, - назвала она его по прозвищу, как называла, когда сердилась. А сердилась она на него сейчас потому, что заранее предвидела ход их разговора, как он будет её отговаривать, приводить дурацкие доводы, увещевать, что мамой и женой девушке престало быть куда больше, чем финансистом и магистром наук. Она уже будто наяву слышала, как он проклинает Америку со всей её распущенностью и демократией, и ярилась за это.

- Шуга?! – повторила бабушка. – А с Юнги ты рассталась?