Часть 15 (1/2)

— Отмер? — терпеливо уточняет Тоджи. — Тогда дай ещё.

Сатору доползает до холодильника, не решаясь встать на ноги; его трясёт, как трясло Мегуми после рассказа о шрамах.

У Тоджи тёплая рука, — замечает Сатору, стоит передать банку. Пиво кисловатое, сейчас это не играет никакой роли. Пора всё немного притупить, самую малость. Так лучше отдохнётся.

Мегуми продолжает молчать, сидя на диване.

— Давай, Гуми, простой ведь вопрос, — Тоджи гладит его по щиколотке, подлезает пальцами под резинку спортивных штанов, вызывая в Сатору волну тупой и беспомощной ревности. Что-то не так с ревностью; неуловимый момент похож на пылинку, осевшую на стекле очков, видную лишь при определённом ракурсе. — Ничего страшного не случится.

Сатору видит только половину лица Мегуми — тот сидит, согнув ноги в коленях и обняв себя, подтолкнуть его в бок — завалится.

— Нет, не простил, — кое-как признаётся Мегуми, когда Сатору ополовинивает банку и борется с головокружением. Странно, что ещё не тошнит.

— Видишь, разве сложно?

— Сложно, — Мегуми мотает головой, Сатору всё пялится на пальцы Тоджи, тот позабыл про пиво и сосредоточен на сыне. — Я ведь понимаю, что сам виноват. Не сказал тебе.

Тоджи хмыкает и отпускает Мегуми.

— Ты ещё и себя винишь? — спрашивает Сатору, он теперь имеет право на подобные слова.

— Мне было стыдно сказать отцу, Итадори, хоть кому-то, в итоге я оказался заперт с Наоей. Не будь я упрямым и позволь себе немного... — конкретное определение так и не соскальзывает с губ Мегуми, остаётся запертым вместе с остальными эмоциями.

— Не будь я так увлечён работой, ты со своей матерью перестал бы общаться раньше, — делает вывод Тоджи.

— Я мог уделять Сугуру больше внимания, — подхватывает мысль Сатору.

— Видишь, Годжо потихоньку начинает понимать: искать виновного в прошлом, особенно в своём лице — это не лучшая идея.

— А винить тебя? — Мегуми моргает медленно, он порядком устал, Сатору смотря на него, зевает.

— Ох, — Тоджи хлопает себя по животу, задирает кофту и смотрит вниз, привлекая внимание остальных, — нет, показалось. Так что можешь винить меня в том, что Наоя с тобой сделал. Я виноват. Если ты виноват в молчании, я виноват в том, что не пытался нормально выяснить причину твоего странного поведения. Да? Так ведь?

Кивок Мегуми выходит неуверенным.

Сатору смотрит на часть кожи, оставшейся открытой после шутки Тоджи. Кофта съехала обратно не до конца.

— Когда я был малой, дед рассказывал про клановое проклятие. Это была его попытка запугать нас всех, пиздюков, заставить принять чужую власть как единственную верную, преклоняться, ноги целовать и всё в таком духе. Уж не помню, в чём заключалась суть, в итоге нас кочеврежило и ломало, коли мы бы решили попробовать самостоятельно встать на ещё не поломанные кланом же ноги и свалить подальше.

Сатору улыбается такому бреду; улыбается, ведь история знакома. Его никто не запугивал, но если задуматься и вспомнить былые слова — это тоже было в некотором роде страшным наставлением, не предрасполагающим к вольностям.

— Иногда я на тебя смотрю и есть ощущение, что ты, даже не зная про приколы стариков, умудрился нечто такое словить, — говорит Тоджи мягко. — Всё нормально, Гуми. Он уже умер, тебе ещё жить и жить.

— И тебе, — упрямо добавляет Мегуми.

— И мне, — безропотное согласие Тоджи такое... Сатору допивает пиво, предпочитая не искать подходящее значение.

— Что в коробках? — спрашивает и делает свою собственную башню, в ней четыре банки.

— Мои вещи, — Мегуми отвечает быстрее, чем Тоджи успевает открыть рот.

— Какие вещи?

— Те, которые он оставил, когда уехал.

— Ты хранил это всё?

Молча разводя руки, Тоджи отвечает, у него пустое лицо, Сатору всё равно замечает налёт неопределённого сожаления в уголках рта.

— Я сказал ему выкинуть.

— Сказать-то ты сказал, слушать я тебя не собираюсь. Теперь моё это барахло, чем ближе я к полтиннику, тем быстрее станут прорезаться старческие замашки, берегись, Гуми, я превращусь в ужасного скопидомчика, буду тащить сюда всё, что приглянется на улице, рано или поздно ты не сможешь открыть дверь.

Пятка Мегуми врезается в плечо Тоджи, призывая заткнуться.

— Тащить будешь именно то, что приглянется на улице? Или будешь мои вещи воровать? — находит верные слова.

— Ну, — Тоджи хмыкает и поворачивается к Сатору, — Годжо, что скажешь?

— Что я никогда бы не принял тебя за сентиментального человека.

— Просто у тебя нет ребёнка, — отвечает Тоджи и показывает на Мегуми, — у него тоже, у него вместо детей травмы, в этом вы с ним, пожалуй, похожи.

— Звучит как-то, — Сатору прикладывает пальцы к щекам, — неутешительно?

— Стоило подумать о чём-то подобном, когда предложил ему встречаться.

— Точно, Мегуми, ты ведь так и не ответил.

Не двигающийся с места Мегуми недовольно переводит взгляд, пожимает плечами, стискивает сложенные в замок пальцы сильнее.

— Ему ещё нужно подумать, — подсказывает Тоджи, — или сделать парочку глупостей, пока не скажет «да», потом подобное станет сложнее провернуть.