Милые бранятся - только тешатся (1/1)
Глиняные горшочки устроились на полке, тесно прижавшись друг к другу обожженными боками. Милада приподняла очередную крышку, старательно принюхалась и опустила обратно.- Куда же я её припрятала-то? – Растерянно бормотала девушка, стоя на цыпочках на колченогом стуле.
Стул протестующее поскрипывал и слегка пошатывался. Однако, даже этот факт не мог умерить пыл знахарки. Последний горшочек расположился на самом краю полки, на довольно внушительном расстоянии от предыдущего, уже осмотренного. Травница изобразила что-то отдаленно напоминающее ласточку, но все-таки дотянулась кончиками пальцев до гладкого глянцевого бочка. Вот только стул её усилий не оценил и начал падать вперед, увлекая за собой незадачливую хозяйку.Девушка попыталась ухватиться за полку, но только смахнула злополучный горшочек.Локу, с улыбкой наблюдавшему весь процесс с самого начала из-за накрытого стола, оказалось достаточно просто оттолкнуться здоровой ногой от пола и, прокатившись вместе со стулом, поймать девушку на руки.Пару секунд ошалело похлопав ресницами, Милада вскочила как ужаленная и бросилась к разбитой посудине. Пустой, как оказалось.- Ай, ай, зачем ты так! А вот рана бы разошлась? – Пробубнила травница, собирая глиняные черепки.Лок только довольно ухмыльнулся, мельком глянув на раскрасневшееся личико девушки, и пододвинулся обратно. Чувствовал он себя уже просто отлично, чем и пользовался, срубив на дрова засохшую березку, а затем добросовестно её поколов. Миладаходила за ним хвостом, причитая о непомерных нагрузках на раненную ногу и жутком морозе, в который хорошо только дома сидеть.Скинув черепки в плетеную корзину, травница уселась напротив наемника и, обхватив свою кружку тоненькими пальчиками, заглянула ему в глаза.- Лок, я зачем тебя лечу? Ну, упала бы, не сахарная, а ты рискуешь по-глупому.Наймит тряхнул головой и отложил присоленный ломоть хлеба, за который только-только взялся. Смерив оценивающим взглядом знахарку, он встал и, обойдя стол, без видимых усилий поднял её на руки.- Отпусти немедленно, - брыкаясь для лучшей доходчивости своих требований, закричала девушка.Но наемник был не умолим. Он подкинул трепыхающуюся травницу раз, другой, третий, пока она не перестала голосить и не начала звонко смеяться.Довольный результатом мужчина поставил Миладу и шлепнулся обратно на стул.- Ну, убедилась, - слегка поморщившись, спросил он. – Я здоров как никогда!- Как же, здоров, - тяжело дыша, ответила травница, изучая потолочные балки и пытаясь понять, как они её минули. – Воды тогда принеси!Лок послушно поднялся и сделал пару шагов к выдолбленной колоде, заменяющей ведро, но тут же скривился, схватившись за ногу.- Вот-вот, доподкидывался, - нравоучительно сказала знахарка, ловко огибая раненного и поднимая ведро. – Сиди теперь, приду, сниму бинты, посмотрим, что ты себе устроил!- Ведь весело же было, - виновато пробормотал наймит закрывшейся двери.
***
Первый восторг от содеянного прошел, сменившись глухой злобой. Та, ради которой он так старался, плакала на похоронах, горше, чем все прочие селяне. А чтосамое отвратительное, её утешал наемник. Тот, поселившийся с ней в доме. Не будь этот мерзавец ранен, он тоже составил бы компанию своим дружкам на полянке. Но ему повезло. А девчонка глупая, не видит, не понимает, кого у себя пригрела. А может ей уже нравится?Волк припомнил серебристый смех, то и дело слышимый в избушке, и ускорился, сцепив клыки.Зверь с легкостью перемахнул огромный поваленный ствол и помчался дальше. Ему требовалось разогнать кровь, уж слишком сильной была сейчас жажда убийства.Рвать, терзать, кусать, причинять боль. Не найдя подходящей жертвы, зверь резко остановился и принялся терзать мощными лапами свою собственную морду. Пусть лучше физическая боль, чем та, что в сердце. Проще так, чем бежать и думать, что та единственная, ради которой можно было бы что-то изменить, сама изменилась и изменила.Снег таял под горячими каплями, градом падающими из разорванной морды, брызгами разлетающимися из-под страшных когтей, таял, меняя цвет с девственно белого на алый с нежно-розовой каймой.***
Девушка стояла на крыльце и жмурилась против заходящего солнца. Красно-золотое, холодное и волшебное оно приукрасило весь лес. Крупчатый, рассыпчатый снег одеялом укрывал пышные еловые ветви. Старые кряжистые и перекрученные стволы облетевших до последнего листа деревьев искрились инеем, словно россыпью драгоценных камней. Даже бревенчатые стены избушки, давно почерневшие от непогод, казались сейчас медово-желтыми, как свежий сосновый сруб, ароматно пахнущий смолой и древесиной.Поудобнее перехватив ведро, Милада пошла к краю опушки, на которой расположился её дом, набрать нетоптанного снега. Летом она ходила к кринице в лесу. Но зимой в этом не было необходимости - талый снег служил прекрасной основой для супов и настоев.Полюбовавшись высоким сугробом, расцвеченным закатными красками во все оттенки алого и золотого, травница зачерпнула рыхлого снега.Тихое басовитое рычание отвлекло её, заставив резко поднять глаза в поисках звука.
За сугробом в длинной тени расположился черный волк. Он стоял, растопырив лапы и прогнув спину.- Ух тебя, напугал, - улыбнувшись, шепнула девушка. – Что ты взъерошенный такой, горемыка? Иди, поглажу!Зверь медленно, даже чуть пошатнувшись, вышел из-за своего прикрытия, и травница ахнула, бросившись к своему другу. Всю его морду покрывала корка из чуть подсохшей крови. Глубокие и страшные раны ярко виднелись на слипшемся мехе.- Кто же тебя так, глупый, кто тебя так, лесной царь, не уходи никуда, сейчас мазь вынесу, - знахарка, стянув варежки, разбирала мех на могучей шее, запуская в него пальцы, гладила, жалела, уговаривала.
Волк стряхнул бережные руки и лбом толкнул девушку в снег. Нависнув над ней всем телом, он громко клацнул зубами у самого её носа, перепугав до смерти, и бросился к лесу.Неуклюже поднявшись, травница подобрала ведро и побрела обратно к дому. Светило скрыли наползающие тучи, поглотив всех солнечных зайчиков резвящихся на крыльце. Вечер подкрался незаметно.