Часть 1 (1/2)

В страданиях своих я алчу…

…быть преданным забвению.

Однажды я забылся сном…

…на солнцепеке рядом с тобой.</p>

Нью-Йорк. Некогда крупнейший город США, важный экономический, финансовый и культурный центр со своей знаменитой Статуей Свободы, Таймс-сквер, Эмпайр-стэйт-билдинг и еще целой кучей гигантских сверкающих зданий, из-за чего город больше похож на переливающийся шумный муравейник. Каменные джунгли, в которых никогда не бывает тихо и пустынно.

Ныне же сейчас...

Сумрак и туман. Шум и монотонность. И время здесь течет не так, как у других, жизнь тут идет совсем по-другому. Наматывается, как железная проволока, тяжело, больно, душит, заставляет застыть и не двигаться, вырываться, умирать, забывать все, о чем мечтал; поддаться жестокости и беспорядку, озверевшей толпе. Предсказуемо, но внезапно. Не замечаешь, как врастаешь в пол ногами-кореньями, не переживай, просто подхватил какую-то заразу, через неделю уже умрешь. Здесь угнетающая атмосфера. Изломанный, уродливый город. Но все еще живой.

Вот такой он, его Новый Иерусалим. Хеллсалем Лот.

Тут вечно сыро, вечно холодно. Нет ни света, ни чистого воздуха — хотя, будем честны, этого они добились и без помощи иного мира. Когда жители Салема в последний раз видели солнце? Когда в последний раз улыбались лучам, показанным не по телевизору? Когда улыбались-то вообще?

Тысячи людей и нелюдей шляются туда-сюда, сбившись в стаи, переходят дорогу, слушают голоса громкоговорителей. Небо серое, как вся эта движущаяся масса, толпа гудящая, как и голоса в его голове. В голове Дзецубо много разных голосов. Все его.

Убить их всех. Убить их всех. Убить их всех.

Они интересны. Хочется за ними понаблюдать.

Я в клетке.

В принципе, можно и походить здесь просто так.

Хочу сдохнуть.

Шум может быть уютен.

Салем — опасное место. Как раз-таки из-за таких, как он.

В бок врезается визжащий ребенок. Мать тянет его за руку, тот упирается. Король Отчаяния на секунду скашивает на них кровавый взгляд — а через секунду двоих смывает народом. Больше никто не обращает внимания. Лишь какой-то человек в костюме шипит негодующе. Визги по телефону говорить мешают.

Сбоку сигналят машины, тут везде пробки, постоянно. Откуда столько народу в этом городе? Здесь каждый день смерти, разбои и грабежи. Место отнюдь не для детей. А людей все равно куча. Со всех сторон травят. И они, и их.

Свинцовые облака плывут над головой. Когда он сам в последний раз видел солнце? В его мире даже не было такой звезды.

Холодно.

Не сказать, что бы непривычно. В ушах звон. Голова болит. Наверно, сегодня будет дождь. Славно, главное не забыть зонтик, когда он в очередной будет бессмысленно прохаживаться туда сюда. Рядом с плечом проплывает темная кирпичная стена.

Хочу в тепло.

Кончики пальцев немеют, а глаза отчего-то слезятся. С каждым днем становится холоднее. Он не привык замечать подобные мелочи, но, кажется, сегодня с утра видел пару парящих снежинок. Как здорово думать, что во время Второго Коллапса уже не будет ни морозно, ни жарко.

Здесь все взлетит на воздух. Каждый в этом городе подохнет в муках.

Перед глазами всплывают перевернутые…машины? Нет. Кое-что помасштабнее. Дома. Небо больше не будет бесцветным, оно засверкает, как миллионы фейерверков, станет похожим на небо заядлого наркомана, только что словившего приход. Людям больше не понадобится ни звезд, ни солнца, ни фонарей — все замерцает и заискрится так, что глаза они не в состоянии будут открыть. Нынешний шум усилит втрое, город наполнится воплями. Грязный асфальт окрасится в кораллово-красный. Прекрасный цвет. Время замедлится, остановится, сломается. Все разрушится. Он будет беззаботно играть этим городом, как кубиком Рубика. Он сравняет это место с землей. Он будет наблюдать за этим. Будет причиной этого. Ахах. Будет причиной!

Песенка, которую он напевал, искажается, и на губах парня проступает улыбка. Оскал помешанного.

Будет причиной.

А зачем?

Смешок вырывается из горла. Больше похоже на кашель. Дзецубо дергается, чуть не сбив какого-то прохожего. Поправляет упавшие на лоб волосы, возвращая руку обратно в черную толстовку. Подходящая к глотке истерика утихает в гвалте так же быстро, как и появляется. В кармане что-то звякает. Похоже, это очки.

«Аккуратнее с ними» — слышится в голове мягкий, но посторонний голос.</p>

«У тебя дерьмовое зрение, и очки тебя не спасут» — уныло отвечает он Уильяму. Тот замолкает, видимо, сказать больше нечего.

Он переставляет ноги, но с каждым шагом все медленнее. Он не понимает и не видит, куда идет. Зачем он ходит здесь? Зачем он здесь появился? Откуда он пришел?

В его памяти много всего. Человек бы себе такого не представил. Но он не человек. Дзецубо вдруг поднимает голову, в панике оглядывая пространство, и понимает, что совершенно забыл, где он. Шаги стихают совершенно. Блондин застывает.

В каком он веке? В котором из веков?

Перед взором тянется красная лента. Кровь? Нет, с кровью он ничего не перепутает, ее он видел достаточно. Сумочка. Чья сумочка? Только вслед за лентой он улавливает общий силуэт, темное пятно. Тучная женщина проходит мимо и не взглянув на блондина. А он испуган. Он совсем не помнит, где он.

Человек, человек… Я уже видел это. Я здесь. Я…где? Кто я такой?

Он промаргивается, глядя широко открытыми глазами вниз, в пол. Неровности видно, но видно плохо. У него плохое зрение. У кого плохое зрение?

Как он выглядит? По асфальту проскальзывают чьи-то зеленые хвосты. Хвосты? Нет, это голова. Существо на маленьких лапках вьется недалеко от ног, щупальца (нет, это точно голова?) обвиваются вокруг одной из них. Животное издает странный звук и по ноге идет вибрация. Дзецубо даже не думает ею дернуть. Он с трудом понимает, что сейчас происходит. Зеленая штука внезапно рвет в сторону, сводя с места и его, но щупальца легко отпускают конечность. Тогда он поднимает голову. Животинка на поводке.

Кто на поводке?

Чьи-то холодные руки вдруг забираются в его толстовку и хватают за кисть. Его руке руке вдруг становится неприятно.

Ты на поводке.

— Что с тобой? Эй? — в сознание настойчиво проникает чужой голос. Тонкий, писклявый. Ребенок? Король Отчаяния поворачивает голову влево и встречается глазами с небом. Девушка. В голове толкаются какие-то мысли и все доходят с опозданием. У нее пепельные глаза. Ты перепутал их с небом. Это не небо.

Она старательно вглядывается в его глаза. Ее невыразительный взгляд скачет по лицу. Очень нагло. Что она в нем ищет? Что с ним не так?

Взор, будучи совсем недавно еще только беспокойно-фиолетовым, теперь резко загорается алым.

С ним что-то не так?

Руку будто начинает жечь. Девушка злится, отчего черты ее искажаются, брови сведены с переносице, зубы оскалены. Девушка хочет вырвать его кишки и развесить их как украшение по забору.

Нет, постойте. Это его мысли.

Это Дзецубо злится. Дышит глубоко, тяжело, скрипит зубами, прожигая человека напротив взглядом. А она и не дергается, смотрит прямо, бесстрашно. Ей терять больше нечего? До сих пор держит.

Ощущение омерзительно. Омерзительны эти пальцы на его запястье. Чуть ли не тошнит. По второй руке проходит гневная дрожь. Вампир брезгливо морщит рот и резко выдергивает свою руку из чужого захвата.

Незнакомка молчит. Или не незнакомка?

Места вокруг нее слишком много. Слишком чисто. Он не заметил, как народ куда-то делся. Дышать стало куда легче, словно посветлело. Шум звучал теперь только отдаленно. Голоса молчали. Уснули.

Парень поднимает голову в вглядывается в безжизненные тучи. Он видел эти тучи на протяжении двух лет. Из окон ее квартиры. Всего двух? Всего двух. Как же мало. Он жил столько, что для него это как щелчок пальцев. Щелкать пальцами он, кстати, тоже от нее научился. До этого не умел.

Эти воспоминания веют прохладой. В ее доме вечно гуляли сквозняки. В нем он умудрился даже один раз поспать. Дыхание становится спокойнее и тише.

До кисти вновь дотрагиваются, но уже робко. Девушка тоже дышит часто, он слышит ее сердцебиение. Видит, как сердце усиленно гоняет кровь по венам. Хочется вырвать его, а кровью забрызгать все ближайшие стены. У нее розовые щеки, а изо рта идет пар. Она испугана? Ты испугал ее?

— Пошли домой.

Не приказ и не просьба. Похоже на вопрос, но голос слишком безэмоциональный, чтобы различить какие-то интонации. Да и когда он вообще понимал чувства людей? Следит за человечеством тысячи лет, а разбираться в нем так и не научился. Что за бездарность. Ничтожество.

Даже сейчас. На вопросы принято отвечать, верно? Моветон, все в таком духе. А Дзецубо уставился в никуда. Он часто зависает так, застыв в одной позе, и даже не знает потом, сколько времени в подобном положении пробыл. Так кто же на самом деле ничтожество? Зачем она ждет, пока он ответит, даже если дрожит?

От холода или от страха?

Зачем продолжает держать его за руку?

Тепло.

Убью их всех…

Гул опять нарастает. Минутная тишина проходит и на улице вновь появляются люди. Сначала идет старичок в шляпе. Затем какой-то пришелец с большим горбом. Вампир провожает их глазами и пытается вызвать в себе прежнюю ненависть. Сжимает руки, буквально вцепляясь в каждого прохожего взглядом и силится представить, как выворачивает им все суставы. Но не получается. Тепло уже окутывает предплечье.

Яд.

Ответа так и не следует, и девушка тянет его за руку куда-то в сторону. Дзецубо неслышно выдыхает, закрывая глаза. Ненавижу, ненавижу, ненавижу их. Убью. Всех убью. Мысли текут лениво. Тянущее вперед по улице тепло слишком маняще. Ненавижу. Убью. Распотрошу. Я…я их всех… Зубы скрипят с остервенением, он кусает язык до крови. Боль ему ни по чем и чувств не оживляет. Ненависти в нем сейчас нет. Король Отчаяния устало вешает голову вниз и расслабляется. Позволяет увести себя с перекрестка. Куда угодно. Он просто не будет ни о чем думать…В последний раз. Хотя бы разок перед тем, как случится непоправимое.

Сплошной поток людей и инопланетян поглощает в себя очередную пару.

***</p>

Николь просыпается и резко вздрагивает в тот момент, как на стойку громко шлепается пятидолларовая бумажка.

— Пива, — едва разборчиво гнусавит пришелец с огромным пятачком на всю рожу. Губы у него будто моржовые. Усы торчат, как у кошки. Николь заторможенно наблюдает, как с его подбородка капает слюна.

Посетитель недовольно хлопает рукой по столу и только тогда она полностью ободряется, вспоминая, в чем ее обязанности. Уже через две минуты кружка появляется на стойке, а пришелец-морж берет ее толстыми руками, опрокидывая себе в рот. Стол бы вытереть, но…она не решается.

— Нико, ты чего сегодня такая рассеянная? Спала плохо? — слышится звонкий голос блондинки справа. Она ловко орудует щипцами, перекладывая на тарелку странного вида бургеры. У нее зеленые глаза и такая же форма, как и у Николь. А еще она очень энергичная. Не то, что вторая.

В ответ русоволосая лишь вздыхает и качает головой, показывая, что и рассказывать здесь нечего. Она действительно плохо спала.

Скоро уже конец смены, за стеклянными витринами смеркается. Клиенты заходят все реже. Колокольчики на двери все реже звенят на все кафе. Официантки порядком подустали, конечно, работать девять часов.

Сон упрямо стучится Николь в виски. Засыпает песком глаза. Она понимает, что пора принимать снотворное, когда случайно промахивается рукой мимо карточки, которую ей суют, и опрокидывает на стол чашку с кофе. Обожженные пальцы прогоняют всякий сон, будто бы его и не было. Мия, та самая активная, быстро вытирает поверхность, пока Николь рассыпается в извинениях. В конце концов девушка хватается за лоб, тяжело вздыхая. В который раз за день.

— Поработаешь пока без меня? Пойду руки помою, — тихо отзывается Николь. Серые глаза с бледного лица смотрят устало. Мия понимающе кивает. Она всегда все понимает. Прикрывает. Настоящее живое чудо в этом проклятом городе.

Уборная для персонала здесь…просто никчемная. Девушка смотрит в свое отражение в замызганном стекле, пока по лицу стекают прохладные капли. Держится худыми тонкими руками за железный дешевый умывальник. Атмосфера вокруг, то ли как в хоррорах, то ли как в заунывных фильмах про больницу — кафель бледно-болотного оттенка с грязными швами, одинокая лампочка без абажура светит противным желтым светом. А вода из-под крана исключительно холодная. Не то, что бы Николь жаловалась, нет, нет, ни в коем случае, но сейчас это нагоняет ужасную тоску.

На выходе из туалета она понимает, что в кафе уже никого из посетителей нет. А Джек — повар и отец Мии, уже выпроваживает засидевшихся выпивох. Взгляд прыгает на стену, на которой висели часы. Уже почти девять вечера? Николь выдыхает и блаженно расслабляет плечи: «наконец-то». Сейчас завалится домой и будет спать, как убитая.

Девушка смотрит на красивую стеклянную дверь на входе, и ее глаза теплеют еще чуть больше. Парень с желтым фотоаппаратом на шее приветственно машет ей рукой, мнется у входа, не решается зайти. Мия глядит то на него, то на едва заметно улыбающуюся русоволосую, и ее лицо принимает немного хитрое выражение.

— Давай, беги, принцесса, — блондинка излучает добродушие, несильно хлопая коллегу по плечу. Николь чуть отвлекается на нее, чтобы тихо вымолвить благодарность в ответ. Через пять минут девушка уже сама стоит на улице и машет Мие. Они видятся каждый день вот уже на протяжении полугода и за это время она еще никогда не видела эту блондинку в плохом настроении. Бывает, ругается, да — материнский инстинкт как взыграет, когда она увидит почти что дистрофично-тонкие руки Николь, а ведь та всего на пару лет младше. Или замечает, что девушка сонная и рассеянная, отправляет домой пораньше, даже не вычитая из зарплаты. Мия и ее отец — просто спасители для сероглазой. Таких добрых и терпеливых людей она в жизни не встречала.

А Лео — чудной, тоже один из самых приветливых людей, что она здесь видела. Очень робкий, правда. Даже, скорее, вечно весь в себе. Как и Николь. Может быть, поэтому они сдружились?

Они идут домой вместе практически каждый день. Соседи, хе. Пока темноволосый лазает по различным и не всегда безопасным местам, девушка весь день торчит в кафе, выслушивая и выполняя заказы. Зачастую получается так, что они освобождаются примерно в одно время. Началось все это с того, что Николь, только приехавшая в Салем, шарахалась от любого пришельца и с трудом доходила до квартиры спокойным шагом, под конец все же срываясь на бег. Наличие парня, хоть и довольно тощего и явно не сильного, все же как-никак успокаивало.

Николь молчит половину пути, Уотч тоже безмолвно шагает рядом. Они не так уж и часто разговаривают. Им хватает невербального общения: вроде вздохов, мимолетных улыбок, чуть прищуренных глаз, чтобы понять, как прошел друг у друга день. Хотя в плохом настроении такие прогулки, случается, проходят напряженно. Но сегодня вроде бы, у двоих все спокойно. Девушка рассматривает, как их ноги шагают по асфальту, а парень вертит головой, созерцая небогатую местность.