14 января: Буря (1/2)
***</p>
Когда они переступили порог комнаты Адриана, им навстречу с оглушительным мяуканьем выбежал Плагг. Он тёрся о их ноги и громко мурлыкал, привлекая к себе внимание. Адриан отложил в сторону сумку, присел и взял Плагга на руки.
— Что, соскучился? Или есть хочешь? — проговорил он, рассеянно поглаживая котёнка по спине. — Ну, пойдём, покормим тебя.
Маринетт, поджав губы, наблюдала, как Адриан достал из своего небольшого холодильника пакетик с кормом и выдавливал еду в миску, пока Плагг увивался рядом, мяукая на все лады.
С самого утра Адриан был сам не свой. Он ходил как в воду опущенный, подолгу смотрел в одну точку и отвечал невпопад. Всё время, что Маринетт знала его, все последние годы, что они учились вместе, один из дней середины января Адриан всегда напоминал заторможенного робота. В другие — он был весел и улыбался, а вот четырнадцатого числа всегда пребывал в унынии. Мало кто знал причину: Адриан никогда никому не говорил.
Маринетт догадывалась, почему, но спрашивать не осмеливалась. Она опасалась, что тема эта может быть под запретом. И для неё оказалось неожиданностью, когда Адриан после уроков неожиданно робко спросил у неё, не могла бы Маринетт побыть с ним сегодня так долго, сколько сможет. Она тут же заверила, что всё её время до полуночи принадлежит ему — и только тогда увидела слабое подобие улыбки на обычно весёлом лице с хитрыми глазами.
Было больно видеть его таким. Но Маринетт не знала, как подбодрить его, что сказать. Она ведь понятия не имела, что такого могло случиться, хоть и подозревала. Однако то были лишь догадки.
Маринетт положила сумку на диван и сделала несколько робких шагов в сторону Адриана. Он так и сидел на корточках, глядя, как Плагг с оглушительным мурлыканьем поедал угощение.
— Адриан? — негромко позвала Маринетт.
Он вздрогнул, словно очнувшись, и медленно поднялся на ноги.
— Прости, — Адриан неловко провёл ладонью по волосам и смущённо посмотрел на неё. — Я позвал тебя в гости, но совсем ушёл в свои мысли. Так нельзя…
Маринетт подошла ближе и взяла его за руку.
— Что тебя тревожит? Ты с самого утра сам не свой.
Адриан вздохнул и ссутулился.
— Это может показаться странным, но…
— Давай сядем, — прошептала Маринетт и погладила его по щеке. — И ты расскажешь. Если захочешь.
Он кивнул. Заторможенно, как-то вяло, однако согласился говорить. Это уже ободряло.
Маринетт села на кровать, скрестив по-турецки ноги, и наблюдала, как Адриан сначала взял с полки небольшую фоторамку, а потом устроился рядом. Молча, без слов, он показал ей фотографию. На ней были изображены женщина и маленький мальчик: оба зеленоглазые, светловолосые, с одинаковыми весёлыми улыбками и задорным блеском в глазах.
Сердце у Маринетт ухнуло.
Она дрожащими руками взяла рамку, осторожно провела похолодевшими пальцами по стеклу.
— У неё сегодня день рождения, — негромко проговорил Адриан.
Маринетт подняла на него голову, но он смотрел куда-то в стену.
— Вернее, был бы, — вздохнул Адриан. — И после её смерти этот день всегда кажется мне таким серым и тусклым. Отцу, наверное, тоже. Он вроде старается держаться, но в этот день, как и в день её гибели, всегда с головой уходит в работу. А я остаюсь один. Наверное, это эгоистично, но… Я так хотел бы поговорить с ним о ней. Но я ни разу не решился за эти годы.
Он зажмурился, покачал головой.
— Это, наверное, кажется таким глупым и странным, правда я… Я не хочу быть один.
Маринетт пересела поближе и погладила Адриана по плечу. Внутри неё бушевала буря боли, однако это было лишь одной миллионной тех страданий, которые испытывал Адриан.
— Это совершенно нормально, — прошептала она. — Не надо винить себя за то, что ты хочешь быть ближе к отцу в эти дни.
— Ему же тоже тяжело. Я вижу, как он старается, — возразил Адриан. — И… в последнее время он даже становится похож на прежнего себя. Я думаю, это заслуга Натали, но… Нельзя же сразу перемениться. Когда ты сломан, ты… Трудно собраться заново.
Маринетт покачала головой и прижала пальцы к его губам.