184. Юная княжна (1/2)
Санса отчаянно надеялась, что тошнота во время путешествия была добрым знаком, но увы — лунные дни пришли в свой черёд. Она не понесла от мужа и в этом месяце, даже несмотря на то, что добрая леди Эллария дала ей пахучий травяной настой и наказала пить после каждой близости. Настой пах ромашкой и чабрецом, и с мёдом был даже вкусным, но желанного плода пока не принёс.
— Ничего, дорогая жена, — утешал её Квентен. — Мы будем жить долго, нам нет нужды торопиться.
Но она так хотела как-то отблагодарить мужа за его заботу! А как ещё, если не подарив ему наследника? Ведь именно этого хотят все мужчины — все нормальные мужчины. Её дорогой принц наследника не хотел, а хотел непонятно чего. Но он остался в прошлом; хорошие жёны не вспоминают бывших любовников, они стирают их из своей жизни и своей души. А Санса планировала быть хорошей женой.
Она не раздумывая согласилась отправиться в Дорн. Нельзя сказать, что её согласие что-то меняло — в Дорн отправлялся Квентен, а какая жена бросит раненого мужа одного в долгом путешествии? Тем более, что с ним ехали княжич Оберин и его семья: леди Эллария и леди Обара Сэнд. Или Обару не следовало называть леди? На леди она похожа была куда меньше, чем сансина любимая волчица, это уж точно. Всегда в доспехах, всегда с кривой улыбкой на лице, хриплая и сердитая... даже королева Бриенна была больше женщина, чем эта Обара! А королеву Бриенну частенько принимали за молодого воина.
Да и вообще, конечно, многое тут было странным.
Взять хотя бы то, что корабль принадлежал летнийке, бывшей любовнице княжича Оберина, матери его бастарды — и никого это, казалось, не смущало! Даже леди Элларию, которая только мягко улыбнулась и пожала плечами на недоуменные вопросы Сансы:
— Камайла — его старый друг и отменный капитан, почему я буду запрещать им дружить и общаться?
— А как же, ну, ревность?
— Ревность... ревнуют те, кто не верит своим любимым, моя милая, — леди Эллария ласково щёлкнула её по носу. — Кто не уверен в себе. А я верю Оберину: если он захочет искать веселья на стороне, он об этом скажет мне первой. И пригласит присоединиться, заблудшая он душа, — она рассмеялась.
Кажется, Санса начинала понимать, что имела в виду септа Мордейн, когда говорила о неистовстве дорнийцев в похоти. Правда, принц говорил, что всё это сильно преувеличено и на самом деле в Дорне куда больше верных мужей и жён, чем в остальном Вестеросе. Но как можно сохранить верность, когда ничто не останавливает от измены — ни закон, ни обычай, ни ревность?
Чем ближе был Дорн, тем чаще она думала — может быть, им с мужем стоило оставаться в Харренхолле.
Она, конечно, была готова ехать в столицу; но столица была всё ещё чем-то привычным. Там просто носили другую одежду и чаще посещали септу, но добро и зло, правильное и неправильное — они оставались теми же. Здесь, похоже, вещи естественные и обычные считались дурными, а дурные — обычными и естественными.
И конечно, остаться в Харренхолле навеки у неё не получилось бы, да и устала она от бесконечного потока раненых, от бесконечных же смертей, от страха проснуться и узнать, что сегодня не стало дяди Эдмура или Квентена... но сейчас, на корабле, Харренхолл казался ей мирной гаванью в сравнении с бурным песчаным морем грядущей жизни.
Она даже начала думать, что зря пошла замуж, что надо было просто оставаться в девицах. Может быть, согласиться идти за принца и потом расторгнуть брак как недействительный. Может быть...
— Тебе тоже страшно? — тихо спросил Квентен, подхромав к ней поближе. — Знаешь, я вырос в замке Иронвудов, а они совсем другие, чем дядя Оберин и прочие дорнийцы. Они андалы и этим гордятся. А теперь мне придётся быть наследником чужой для меня страны...
Санса взяла его за руку, сжала покрепче.
— Ты непременно справишься. Она ведь тебе не чужая на самом деле. Не как мне, ты кровь от крови её владык, разве нет?