177. Лев и таинственные гости (1/2)

Море гневно и бурливо,

Но я бури не боюсь.

В час высокого прилива

Я всегда к тебе вернусь.

Я навстречу буре крылья

Распахну как паруса —

Для тебя я стану сильной,

Ты смотри во все глаза...

— Хватит, Абель, — приказал молодой человек.

Джейме на миг померещились в его лице черты покойного принца — но нет. Рейегар был неотмирным, его красота завораживала; этот же, загорелый и с нагло вздёрнутым подбородком, был до отвращения земным. Просто тоже от крови Валирии.

— Почему, капитан? Это хорошая песня, про любовь. Меня просили про любовь.

— Это не про любовь, — валириец скривился. — Это про горе и про то, что она не вернётся. Она называется ”Прощание Рейнис”. «Не вернётся королева из грачиного гнезда — в час высокого прилива холодна теперь вода».

— А у нас пелось: «Пусть проходят годы мимо, а супруги не видать — в час высокого прилива он её выходит ждать», — встрял долговязый парень с копной чёрных волос.

Абель пожал плечами:

— Вообще-то там должно быть «В час высокого прилива наступает тишина — на крылах неторопливо возвращается она». Я всегда думал, это про деву-лебедь какую-нибудь, а оказалось, опять Таргариены. Тьфу, везде они!..

Если бы не эти его слова, пожалуй, Джейме и не обратил бы внимания на королевского эмиссара. Даже склочный музыкант был ему интереснее этого крашеного фитюльки с серьгами в красных от утреннего морозца ушах. Но сейчас... тот вглядывался из-под руки во что-то вдалеке за Стеной, ветер трепал его длинные светло-голубые волосы, лицо было напряжённо-сосредоточенным — и покойный принц встал перед глазами как живой, такой, каким он был в свои последние дни перед отправлением на Трезубец. Потом эмиссар развернулся, чёлка метнулась в сторону, открывая некрасивый шрам на щеке, да и выражение лица сменилось на нейтрально-глуповатое. Иллюзия была разрушена — но ощущение от неё осталось.

И его голос, Джейме был практически уверен, что где-то его уже слышал.

Может быть, именно из-за этого нездорово-внимательного своего состояния он и заметил ещё кое-что.

То, как Далла смотрела на музыканта.

— Такие вот пироги со львятами, — пожаловался он кузнецу, потому что с торжественной церемонии встречи его выпихнули обратно работать, как только лорд-командующий и эмиссар зашли в комнаты мейстера и там заперлись. — Я ведь не самый умный человек на свете, старик. Умная была сестра, — он вздохнул.

Сестра и Тирион, который заплатил дозорным за то дерево. Справедливо, если подумать — предательством за предательство — но почему-то сердце эту справедливость не признавало. Глупое оно, сердце.

— Была бы умной, была б живая, — возразил тот, и Джейме даже не захотелось его убить на месте; что-то больное отмерло у него в груди там, в шалаше, куда пришла тень. — А ты не дурак, просто думать не умеешь. Оно и верно, где вам, рыцарям, думать? Вы не для того созданы. Если между ударами меча задумываться. долго не проживёшь. Размышлять хорошо или за работой, или уж на диване лёжучи, — рассудительно заметил он.

И в этом тоже была своя правда.