136. Упоротый вечер (1/2)
— А я вам говорю, вашество, это и к лучшему, — Ролли почесал косматую бороду.
— Моя невеста сношается с кем-то в придорожных кустах, и это по-твоему к лучшему?! — Эйгон едва не треснул своего наставника, но удержался. Пусть сначала пояснит, что имел в виду.
— Ну так она ж дорнийка. Я отвечаю, на троих ни одна дорнийка не откажет. И вам хорошо — наконец вишенку сорвут — и ей неплохо.
— Моя мама была дорнийка, — хмуро напомнил Эйгон.
— Так ей здоровье не позволяло!
Он всё-таки его треснул. Надо же настолько не думать, чтобы при сыне заявить подобное о матери!
Когда вместо Арианны и какого-нибудь красавчика — он сомневался, что дорогая невеста стала бы размениваться на дурно выглядящего любовника — он обнаружил принцессу Дейнерис, притом вовсе без спутника, он искренне растерялся. Даже не потому, что ожидал увидеть совсем другое. Нет, дело было в том, как принцесса сейчас выглядела.
Её корона неровно лежала на растрепавшихся волосах, юбки платья задрались почти по колено, сбилось набок великолепное ожерелье, которое та носила не снимая. Губы, припухшие, как от поцелуев, румянец на высоких скулах... совершенная ледяная статуя превратилась в женщину из плоти и крови.
И эта женщина... в своей желанности она оставалась невинна. Она всего лишь проснулась от долгого сна и теперь выбирала из волос траву и мелкие веточки, она не думала, что каждое её движение полно соблазна. Она просто существовала.
Арианна была другой.
Эйгона почти пугало то, насколько та знала, что и зачем делает. Каждый её шаг был просчитан, каждое движение полных бёдер, каждая складка полупрозрачных одежд. Она звала и манила — но создания, что зовут и манят, редко несут добро. Её опыт был несомненен, должно быть, она могла бы многому научить его в постельных делах — но он рос с пониманием, что для подобных уроков юноши ходят к блудницам, а не женятся на княжнах. Его тело, будь оно неладно, очень хотело узнать объятия Арианны — но его разум сопротивлялся: поведение невесты казалось ему сродни тому, как базарный жулик вымогает деньги у доверчивых зевак.
Он ненавидел, когда его пытались дёргать за ниточки.
Не всегда замечал, но уж если замечал... он даже на Джона мог рассердиться и устроить ему настоящую выволочку.
Дейнерис не пыталась сейчас от него чего-то добиться. Наверное, она бы предпочла, чтобы он ушёл прочь и оставил её в покое. Именно поэтому он захотел её так сильно.
Но чтобы искать взаимности прямо здесь, Эйгону изрядно недоставало того, что принцесса звала дорнийской солью. Нет, следовало как-то зазвать её в гости, угостить хорошим сладким вином — септа Лемора упоминала, что именно такое обычно любят женщины — и ласковыми словами уговорить её закрепить их союз душ союзом плоти.
Или хотя бы поцеловаться как следует.
Но нужен был предлог, какой-нибудь хороший предлог им оказаться у него в гостях наедине и без Ролли. Страшно было подумать, что тот мог наболтать. Или, упаси Отче, насоветовать.
Он представил себе Ролли, радостно гаркающего «А теперь за жопу её, за жопу, бабы как куры — квохчут, но не вырываются!» и неожиданно осознал, что предлог у него есть, и преотличный. Ведь именно этот неудобнейший (сейчас; обычно он любил Ролли) человек привёз ему настоящее сокровище: отцовскую любимую арфу!
Конечно, принцесса не откажется на неё посмотреть.
Можно будет даже щегольнуть итогом уроков пения... хотя здесь Эйгон был не слишком в себе уверен.
Учителя всегда его хвалили, Джон тоже, но всё тот же Ролли как-то сказал за его спиной: