107. Смерти Красного Замка (1/2)
— Ты кричал во сне, — объяснила Розамунда, когда Визерис открыл глаза навстречу её пощёчинам.
Он медленно дышал: вдох, выдох, вдох, выдох — возвращался оттуда сюда, из сна в реальность. По ушам всё ещё било: «Назови её имя! Ты изнасиловал её, ты убил её детей, назови её имя!».
— Тебе снилось, что ты умираешь? — спросила девочка. «Откуда она знает?»
— Нет, не я. К своей смерти я... привык, — Визерис промокнул пот со лба тонким платочком с монограммой Д.Т., откинулся на спинку кресла-кровати. Потом отодвинул занавеску, высунулся наружу, помахал рукой: не стоит волноваться, всё хорошо.
К своей смерти он привык. Золотая корона для короля-попрошайки была некрасивой, унизительной, болезненной — но если надеть её достаточно раз, она переставала впечатлять. Сложнее было привыкнуть к ледяному холоду, обнимавшему Джона Сноу, но и это он осилил. Но увиденное сегодня...
— Простите, леди Розамунда, — сказал он. — Это, должно быть, было... неприятно.
— Я просто за тебя испугалась, — ответила девочка. — Мне иногда снится моя смерть: воин с ледяными глазами, разноцветными, как у лорда Ланнистера, один удар меча и пустота. Тогда я кричу.
Что тут скажешь? Умирать страшно, а умирать ребёнком — и того страшнее. Можно только подержать за локоть, показав через прикосновение, что знаешь и понимаешь чужую боль.
— Сны — всего лишь обман, тени вероятного и возможного, — он всё же нашёл слова, которые могли утешить, но не лгали. И прибавил строго, с интонацией мейстера, но ”женским” голосом: — В следующий раз не забудь говорить обо мне в женском роде, дорогая Рози. Скоро мы будем в столице, а там у стен есть не только уши, но и глаза.
Она тихо кивнула.
Возвращаться в Харренхолл было поздно, и оставалось только адаптироваться к новым обстоятельствам. Взять тёмную краску — или наоборот, какую-нибудь возмутительно яркую, у него осталась ещё та лиловая... или просто хну, и получить двух очаровательных рыжих спутниц? Второе нравилось ему даже больше, это было похоже на каприз знатной леди.
«Получите верительные грамоты, заночуете в Красном Замке и наутро в путь», — передал Визерису инструкции Ауран Уотерс, молодой красавец-капитан. Кажется, он не остался равнодушен к леди Каллакире, но этот цветок предназначался другому ублюдку валирийской внешности. «Никаких визитов по достопримечательностям, тем более в Септу Бейлора. Вас должны как можно меньше видеть». Визерис хотел помолиться перед началом трудного дела, но, видно, придётся сделать это в домовой замковой септе. Он её не очень любил — отец не стеснялся осквернять святость алтарей своими выходками. Однажды велел гвардейцам силой вывести оттуда Элию... — Элия Дорнийская, назови её по имени! — он вздрогнул, как от холодного ветра. Давешний сон никак не шёл из мыслей, и стоило взглянуть на Оберина, как виделось то лицо из сна, растерзанное, сломанное, изуродованное. Есть вещи, которые не должны случаться.
Красный Замок мало изменился за годы, только красных драконов на знамёнах сменили золотые олени, да — хвала всем богам — сбили чудовищный взрыв дурновкусия, которым папаша изуродовал весь фасад, всех этих раскоряченных ящериц, жрущих то рыб, то волков, то вообще красно солнышко. И всё же идти было тяжело. Леди Каллакира положила руки на плечи своих очаровательных служанок-близняшек — Визерис цеплялся за живое, за настоящее, не желая провалиться в свою память. На верхней губе выступил холодный пот, дышать стало тяжелее.
Он закрыл глаза — и увидел девушку с цветком шиповника в волосах. Она стояла у ворот и улыбалась высокому рыцарю в белом плаще.