85. Где бежит река (1/2)

Отец умирал. У Кет не осталось сил отрицать очевидное — он не сможет выздороветь, он не победит свою болезнь, он просто тихо уплывёт навстречу смерти на волнах макового молока, даже не приходя в себя. И самое страшное — с тем, что происходило вокруг, у Кет не было сил как следует скорбеть. Она могла только признавать неизбежное, кивать мейстеру Виману на его пространные рассуждения и чувствовать внутри странную пустоту.

Она приходила к отцу каждый вечер — садилась рядом, брала в свои руки его, истончившуюся и холодную, слушала свистящее дыхание. Хостер Талли всегда был сильным и крепким, высоким и плечистым, настоящим рыцарем. Он редко радовался после маминой смерти, но когда радовался — то никто вокруг не мог остаться равнодушным. Хостер Талли был бурной рекой, могучей и неукротимой... рекой, от которой осталось теперь лишь полуиссохшее русло.

— Ромашка, — изредка бормотал он. — Лиза... ромашка...

Кет сестра больше напоминала садовый цветок — капризный и нежный, нуждающийся в уходе и заботе. Такой не будет равно цвести в поле и на клумбе, у стен Риверрана и Винтерфелла. И письма Лизы... письма Лизы наводили на мысль, что этот цветок был основательно побит горными морозами. Но сейчас нельзя было на этом сосредотачиваться: следовало заняться отцовскими вассалами, убедить каждого из них отделить часть от ополчения и послать к королю в Харренхолл, убедить их всех, что Эдмур заслуживает права командовать их войсками...

Она ходила по родным комнатам и знакомым коридорам, и вспоминала невольно, как в детстве плакала — она никогда не плакала над песнями, только над этой — когда Демиен Ловкие Пальцы пел своим чуть надтреснутым голоском: «И кровь на груди, как розы, и горе в голосе стонет — но я-то уже не я, и дом мой уже не дом мой». Эти слова, словно тёмное проклятье, преследовали её теперь: «дом мой — уже не дом мой». Она леди Старк, а не Кет Талли.

— Кет, — позвал отец. — Котёнок.

Она вздрогнула, выныривая из печальных мыслей.

— Кет... всё сердишься на него? Не сердись. Ты моя дочь... я сердился на Минису, Бриндена... чушь с речными рыбами, такая чушь, — сбивчиво сказал он. — А потом перестал. Другой жены... другого брата... не будет, — он закашлялся. — Не сердись на мальчика, ты моя дочь, ты всегда будешь моей дочерью.

Его слова одновременно складывались в осмысленное целое и нет — или она просто пыталась отвергнуть смысл, в который они складывались?

— Миниса... — отец слабо улыбнулся. — Минни... я должен был сделать тебя наследницей, Кет. Зачем сыновья, когда есть такая... дочь.

Речь утомила его и он закрыл глаза.

Дыхание стало спокойнее, более мерным, и Кет понадеялась, что боль, мучившая отца последние дни, ненадолго отступила.

— Минни, — прошептал он. — Минни... ты сплетёшь мне венок из своих цветов?

Больше он ничего не сказал — ни в тот день, ни в любой другой. Кет вызвала мейстера, и вскоре гулкий голос Речного Старца, самого большого колокола их септы, возвестил о смерти лорда Хостера Талли.

Кет не плакала. Случившееся так ударило её, что выбило из груди все слёзы — она просто сидела рядом с мертвецом и смотрела на него, словно ожидая, что сейчас что-то случится, отец поднимется с кровати здоровый и весёлый, обнимет её и скажет, что всё будет хорошо.

— Тебе придётся пустить стрелу, Кет, — услышала она за спиной голос дяди и обернулась.

Чёрнорыб стоял рядом, и в его глазах она увидела ту же растерянность. «Мы все так привыкли, что отец вечен», — подумала она. Что он всегда будет в Риверране, и поэтому они могут быть где угодно ещё: у своих доступных девиц, как Эдмур, в своих горах, как дядя, на своём севере, как она сама. Они привыкли, но любая привычка есть обман.

— Почему не тебе, дядя? Ты ведь воин. — Удивилась она.

— Я всего лишь его брат. А ты — старшая дочь. Ты ведь умеешь стрелять?

— Да, но только из охотничьего лука.

— Этого хватит.

Разговор о грядущих похоронах тоже был каким-то чудовищно неправильным: он только что умер, а они его уже хоронят. «И дом мой — уже не дом мой», — пропел в памяти Демиен. Она здесь чужая, она только должна выступить представительницей брата, пока тот занимается мужскими делами.