46. Богоспасаемые (1/2)

Спотыкаясь, падая, снова поднимаясь Теон бежал. Стоило ему остановиться, тени снова метались вокруг, всё начинало светиться, а чёрный человек вставал перед ним и говорил свои чёрные слова, и обещал любовь отца и здоровье матери в обмен на дракона.

Он лгал, не мог не лгать.

Зачем отцу дракон? Дракон — не драконий челн, на нём нельзя поплыть в набег, на нём не увезёшь богатства сухопутья, солёную жену и верных ребяток с топорами. Да, он дышит огнём, но тем хуже — челны-то деревянные, и горят, как всё горючее.

Нет, отцу дракон не нужен. И мать дракон не исцелит.

Но чёрный человек не знает, что Теон всё это понимает. Чёрному человеку нужен Теон — как Штормовому Богу в историях из детства, где он подсылает своих прислужников к честным капитанам, склоняя их предать родную кровь, нарушить слово, заплатить золотую цену вместо железной.

Теон бежал в сторону богорощи, надеясь, что она прогонит чёрного человека, но он только стал сильнее. Поймал за локоть, притянул к себе. Его дыхание пропахло сладкой гнилью и острым сивушным духом; его касание было холодным, как руки мертвеца.

— Зачем бежишь, Теон? — улыбка на синюшных устах была страшнее, чем злобная гримаса Пса Клигана. — Да и куда? Под дерево своих хозяев, где предавался играм с их старшим сыном, а? Я не вижу зла в мальчишеских забавах — видят боги, я знал в них толк — но взрослому мужчине нужна жена. Или, может, ты не из тех, кто месит глину, а из тех, кто подставляет своё ведро?

Это было слишком.

Обида за Робба — друга, брата (да, он не брат, но был бы братом, будь всё как правильно, а не так, как есть) пересилила страх, Теон рванулся, вырвался, заозирался отчаянно, ища спасения.

Сердце-дерево смотрело холодными глазами. Вода под ним была спокойной и чёрной.

Вода.

«Утонувший Бог, прости, я в тебя не слишком верил, — подумал он, — но в смерти прими меня и защити, прошу — по праву крови, соли и железа». И нырнул, открывая рот и вдыхая полной грудью холодную, чуть горьковатую на вкус воду.

* * *</p>

— Ты видел? — спросил септон, и Пёс лениво повернул к нему голову.

Он может и видел, но не смотрел. На что смотреть, да и зачем? Святоша не был настырен, мазал ожоги какой-то дрянью, а в септе было тихо — сиди да думай вволю.

— Кто-то пробежал мимо дверей, — сказал септон. — Он был напуган.

«Ты тоже теперь напуган», — Пёс хмыкнул про себя.

— Прошу, сходи, взгляни, что там случилось? Дождь вроде кончился, — попросил тот.

«Ну то есть, сходи ввали люлей тому, кто беспределит во дворе». Нормальная работа для Пса: святоша или Ланнистер, какая разница, кто его спускает с цепи?

— Пойду, — ответил он.

Он заметил преступника под сенью богорощи — высокий, тощий, весь в чёрном и одноглазый, тот обжимал мальчишку Грейджоя так, что Пёс аж сплюнул от отвращения.

Ну ладно баб насильничать, у баб для этого есть дырка. Но парня?

— Твою мать, ты, извращенец, а ну вали! — голос после того кошмара стал ещё хрипатей; Пёс одобрял — звучало даже более пугающе, а он любил пугать. Если всё равно бояться будут, лучше самому заранее успеть всех напугать и сделать вид, что так вот и хотел.