40. Правда (1/2)

— А почему Шиповник? — спросил Бран, помогая Томмену пристроить шину на крылышко дракона. — Потому что он рыжий, как спелая ягода?

— Не только, — Визерис улыбнулся. — Помнишь песню Нянюшки? Шиповник с терновником делят добычу...

— Глаза человечьи и остовы птичьи! — радостно подхватил Бран. — А дева, что бросила царство и трон, на ложе высоком вкушает свой сон!

— Ой, я знаю эту песню, — обрадовался Томмен. — Я её читал в ”Балладах для развлечения и упражнения ума”! Там дальше так: «И прячет, как солнце свой лик среди туч, в рукав золотой и рубиновый ключ», да?

— И станет тому, кто владеет ключом, — пропел Бран, — шиповник щитом, а терновник — мечом! Мейстер Верис, ты теперь заведёшь второго дракона и назовёшь Терновником?

— Нет. Зачем мне меч? Я мейстер, не рыцарь. А щит каждому пригодится. Вот и этот малыш меня уже защитил...

Он вздрогнул, прислушавшись. Так и есть: его зачем-то звал король Роберт.

— Бран, Томмен, вы справитесь сами? Я в вас верю! — сказал он, вставая и направляясь в сторону королевской кибитки.

* * *</p>

Раньше слова Роберта «Нед, надо поговорить» скорее радовали — друг всё-таки, и не так часто они просто беседовали по душам, а не о делах. Теперь, после почти трёх месяцев в дороге — скорее пугали.

Первый раз они прозвучали рано-рано поутру, за час или два до рассвета. Нед мирно смотрел свои кошмары, когда Роберт ткнул его в бок локтём, так что перед глазами расцвели фейерверки боли.

— Нед, надо поговорить. Я тут подумал: какого цвета у Рейгара были брови?

— Брови? Сейчас ещё даже не час волка, Роберт. Откуда брови?

— Бабы говорят, какого цвета брови, такого и волосы на лобке. Так какого цвета у Рейгара были брови?..

Второй раз... второй раз был около часа призраков, на Перешейке. Нед только-только заснул, поборов нестерпимую влажную духоту — он ненавидел болото, ненавидел жару и ненавидел необходимость закрываться пологом от свежего воздуха, но укусы мошки (и возможно, клещей) он ненавидел куда сильнее. Роберт тряхнул его за плечо, едва не выбив сустав, и прорычал тем, что у него сходило за шёпот:

— Нед, надо поговорить. Я вот думаю: папаша мне никогда не рассказывал, с чего все решили, что Орис Баратеон был бастард Таргариенов. Он же чёрный был, и глаза тоже чёрные. И вообще, не в предполагаемого отца ни разу. Но все считают, что в отца — значит, должна быть примета какая-нибудь, верно?

Нед посмотрел на него, как пленник на палача и почему-то вспомнил ту чушь с Рейгаром:

— Думаешь, у него на лобке были лиловые глаза... в смысле, белые брови? — поправился он.

— Ну спасибо, друг дорогой, мне же оно приснится! — расхохотался Роберт.

— Всегда пожалуйста, государь, — Нед натянул на голову одеяло и сделал вид, что друга не существует.

Из этого он сделал два вывода: что под утро Роберт начинает усиленно думать — и что думать Роберту противопоказано. Но сейчас был белый день — час пополудни, на юге известный как час улитки — и поэтому предложение Роберта пугало пуще обычного. А уж его хмурая физиономия...

— Нед, — сказал Роберт, глядя на него сурово и недобро, — расскажи-ка мне, как ты относишься к ящерицам?