Значимые слова в попытке успеть пред тьмой (I) (1/1)

Небольшую комнату, вероятно служивший кладовой в былые времена, обвивала темнота близившегося вечера, и только тусклый свет фонаря из дальнего окна давал разглядеть хоть что-то. Анна с трудом дышала, пытаясь сохранить спокойствие, что требовало слишком больших усилий, уже понимая, что у неё не получалось. Не тогда, когда она и Яков Платонович находились взаперти, вдалеке ото всех, а мужчина лежал на её коленях с тяжкой огнестрельной раной. Всё это безумие началось со странного убийства на окраине города, а там после они находили зацепки, что и привели их в этот проклятый заброшенный дом, где Анну и Якова словно ждали. Неожиданно они столкнулись с призраком прошлого, который был вполне материален и полон жизненных чувств. Этим лицом оказалась Каролина фон Ромфель, сбежавшая с каторги и немыслимым образом сумевшая добраться до Затонска, где её настигла главная неудача из-за знакомства с господином Штольманом и всегда находящийся рядом с ним Анной Викторовной. Нежданная встреча, казалось, застала врасплох их всех, вот только фон Ромфель уже словно была готова к этому повороту, быстро заводя странную погоню по особняку, приводя их в подготовленную западню, в которой они томились теперь. В неминуемой перестрелке Якову Платоновичу удалось задеть её, потому мог быть шанс, что она не уйдёт далеко, но сейчас это было столь неважным, когда Анна старалась остановить кровотечение Штольмана, чья голова с раненным предплечьем находились на её коленях. Госпожа Миронова старалась следовать всем своим знаниям, хотя в нынешней обстановке всё оказывалось более затруднительно, ведь пуля всё ещё оставалось в опасной близости с кровеносными сосудами в плече, угрожая его жизни. Анна осознавала это, в отчаянии пытаясь найти взглядом хоть что-нибудь чем можно было бы применить к скорой операции для её извлечения до потери большого количества крови, которая всё равно оставалась невозможной в таких условиях. Но она не могла принять того. Неожиданно Яков усмехнулся со словами:?— Не стоит, Анна Викторовна. Лихорадочным поворотом головы она опустила к нему взгляд, видя открытые глаза мужчины, которого словно ни сколь не заботило, что его рана была вполне серьёзна. Видев её замешательство, он проговорил:?— Я не хочу, чтобы в эти минуты единственным в Ваших мыслях были попытки как-то спасти меня. Это безнадёжно. Фон Ромфель продумала всё наперёд. Анна покачала головой, едва оставаясь в силах держать хоть какой-то контроль над собой, когда паника уже начинала бороться со стойкостью разума. Но осознание горькой правды поражало слишком больно:?— Я ничего не могу сделать… Женский шёпот звучал отчаянно, а глаза Якова были направлены лишь к ней в неотвратимом взгляде, пока голос не избавлялся от горькой усмешки о сложившемся положении:?— А ведь продумано всё изворотливо: заманить нас сюда, сделать выстрел из нужного места и запереть здесь… Хотя бы Вам ничего не угрожает: Антон Андреевич скоро разберётся в подсказках и наших следах… Удар пал лишь на меня… Невольно по привычке он слегка пошевелил плечом, у которого была рана, сморщившись от боли, и Анна вновь покачала головой:?— Это жестоко… Ведь Вы знаете, что быть здесь с Вами и не иметь возможности помочь… Глаза закрылись в бессилии, пока слышался тихий ответ:?— Она тоже знала. Конечно, ведь ей не могло не быть известно о связывающих их чувствах, что в те дни ещё могли казаться глубокой симпатией, но месть оказалась решающей и почти свершившейся… Потому как с трудом можно найти что-то мучительнее осознания, что нельзя помочь дорогому человеку. Для Анны это было худшей пыткой, особенно при мыслях, что он вот так уйдёт… Хотелось отгонять их, но даже сам Яков не смел игнорировать то, словно напротив, со смирением принимал:?— Быть может это эгоистично, но я рад, что Вы здесь. Я счастлив, что проведу свои последние мгновения с Вами, Анна. Он смотрел на неё с такой нежностью, что у Анны защемило сердце, ведь это было невыносимо. Она повела головой, в мольбе произнося:?— Не говорите так, Яков Платонович. Это не конец. Это просто не может быть их концом. Не после всего… Не после столь долгого пути друг к другу, годов тоски и последних встреч ожидания, когда у них постепенно получалось возвращаться к былому… Анна не могла вот так снова лишиться его. Но мужчина сам слегка качнул головой, словно в попытках не дать жестокой надежды на иной исход. Их положение не оставляло чего-то другого. Потому нужно было ценить каждую секунду, и Яков не собирался больше терять столь драгоценного времени. Он глядел на неё с тихой радостью, которая омрачалась печалью, проговорив:?— Мне жаль… за все мои грехи перед Вами. Надеюсь, Вы сумеете меня простить. Анна повела головой вновь, пытаясь сдержать рвущиеся слёзы:?— Я давно простила Вам всё. Ведь все эти годы продолжала верить… Она сипло вздохнула, находя улыбку на его лице. Могло показаться, что вовсе и не было висящей угрозы приближающейся гибели, словно были лишь они, без тех опасностей и интриг. Но только нельзя забыть о том, что имеешь, вероятно, последние мгновения с близким и родным человеком, к которому сердце стремилось, несмотря на долгие годы разлуки и множества часов отчаяния в неизвестности. И их Яков не хотел лишаться в попытках сказать наконец то, что столько таилось в нём под печатью долга и чести… и теперь ему необходимо было сказать:?— Я продолжал выживать только в вере, что снова смогу видеть Вас, иметь шанс говорить с Вами… И я действительно счастлив этим минутам. Его здоровая рука нашла её ладонь, и Анна крепко сжала ту, не желая принимать… Она тихо произнесла, чувствуя, как безграничное отчаяние завладевало ею:?— Я ведь только обрела тебя… Не смогу потерять снова… Грустная улыбка не сходила с его уст, а понимание слишком виднелось в глазах, хоть голос и пытался сохранить некое подобие усмехающегося тона, в котором всё же слышалась серьёзность:?— Могу уверить, что всё-таки являюсь к Вам из того мира. Буду отгонять нежеланных духов и уже никогда не покину… Анне хотелось не слушать в страхе даже представить, что он окажется в той безжизненной и бестелесной оболочке пред ней… Она не сумеет этого вынести. Нежно проводя пальцами по её руке, Яков тихо добавил:?— Быть может, так я уже смогу рассказать, иметь шанс объяснить. Анна лишь наклонилась к нему, другой ладонью, касаясь его щеки, позволяя нескольким слезинкам скатиться по лицу, пока сердце болезненно сжималось. Её тихий шёпот раздавался словно мольба:?— Яков… Так хотелось уверить, что ей не нужно уже ничего из того обещанного, лишь бы он жил, лишь бы быть рядом с ним… Но сил на слова не оставалось. Она ощущала, что при попытке сказать хоть что-то истерика захватит верх, а ей нельзя было терять и это время. Яков же только с нежностью прильнул к женской руке губами, будто прощаясь, и, не отводя взгляда, произнёс то, чему давно стоило прозвучать с его уст:?— Я люблю Вас, Анна. Замерев, она кивнула, на миг закрывая глаза, вспоминая сколь долго мечтала услышать эту фразу от него. И Анна, уже не способная что-то осознавать кроме своих чувств и скорой потери, опустилась к нему, касаясь его губ своими, даря поцелуй, грёзы о котором были с ними так долго. Нежное прикосновение двух уст наполнилось невысказанными чувствами, неся с собой тревогу, печаль, отчаяние, тоску, нежелание терять, любовь… Всё смешалось в мгновениях, что были дороги… ценны во всём творившемся хаосе. Не хотелось думать о дальнейшем, застывая так навсегда. Но его рана приносила лишь новую волну боли, а кровь впитывалась в ткань её платья, но Анну волновала лишь опадающая голова Якова, уже лишавшегося сознания. Лихорадочно она нащупала его пульс, чувствуя малое облегчение, но почти не сдерживаясь от находившего отчаяния… Сколь же глупыми они были вновь, из-за разных причин не давая друг другу помочь и понять, быть вместе… И теперь всё казалось безвозвратно утерянным, что грозило сломить её окончательно. Она не могла заставить себя убрать от него руку, что ощущала колебания стенок артерии, боясь перестать чувствовать тепло жизни в нём. В тот момент, когда оно уйдёт, и для неё всё будет кончено. Неожиданно послышался шорох, а в ближнем коридоре шум голосов и шагов, становившиеся всё громче. Анна замерла, не веря в тот шанс, что дарило им небо, готовая молиться о нём… Об дверь раздались удары, а затем ещё большее давление, и наконец она открылась, являя за собой застывающего Антона Андреевича с револьвером в руках, в изумлении глядевшего на них:?— Анна Викторовна… Но она не дала ему договорить и даже толком осознать, спрашивая в нескрываемой надежде:?— Антон Андреевич, доктор с Вами… Александр Францевич! Доктор Милц появился сразу после господина Коробейникова, тут же явно оценивая обстановку и обращаясь к ней:?— Что здесь, Анна Викторовна? Госпожа Миронова, стараясь бороться обуявшей паникой, сделала глубокий вдох и начала чётко говорить, пытаясь не дать дрожи в голосе исказить восприятие о положении, держась изо всех сил, устремляясь к надежде спасения в лице доктора:?— В Якова Платоновича попали из револьвера, выстрел вблизи плеча, пуля не прошла навылет, кровотечение не останавливалось… Прошло около получаса… Я не могу сказать точно… —?Анна едва продолжала, пока страх завладевал всё сильнее, а она в мольбе смотрела на Александра Францевича. —?Нужна операция. Прошу, скажите, что Вы взяли с собой набор для… Она остановилась, замечая в его руках тот самый заветный саквояж господина Милца, а его уверенный кивок подтверждал шанс, что несколько минут назад казался несбыточным.?— Я чувствовал, что подобное может ждать нас здесь. А сейчас нельзя терять время,?— Мужчина повернулся к Антону Андреевичу и городовым. —?Принесите срочно носилки из повозки. Ульяшин и Евграшин в тот же миг кивнули и устремились к выполнению, пока Александр Францевич подошёл ближе к пациенту, осматривая и оценивая… Анна не могла определить: какой исход уже предполагал доктор. Ощущение, что сердце грозило вырваться из груди, полной страха и надежды, почти заглушало в ней всё. Антон Андреевич только сумел прийти в себя и осторожно спросил:?— Что же здесь произошло? Анна Викторовна сумела лишь краткими фразами попытаться объяснить. Говорить было сложно, особенно при переводе взгляда к бессознательному Штольману на её руках к господам в каждый миг, что пугал тем, как медленно течёт время, приближая ужасаемое опоздание… Наконец возвратились их городовые, в руках которых виднелись заветный предмет. Под руководством доктора Якова со всей возможной осторожностью переложили на носилки, пока Александр Францевич уже давал новую команду:?— Отнесите Якова Платоновича на стол, что был в последней комнате, из который мы пришли. Скорее. Они отправились в направленное место, слушаясь, а Анна оцепенела, не ощущая состояния своего тела. Она едва заметила, как Антон Андреевич помог ей подняться, смотря на неё с неким изумлением, сравнимым с неверием, возможно походящим на подобие ужаса. Быть может, в других обстоятельствах Анна нашла бы в этом черты иронии; она представляла, как выглядела сейчас со стороны: платье в крови, волосы выбивались из причёски, а глаза не скрывали ни одной из испытываемых эмоций, прожигающих душу насквозь. Она едва приходила в себя, пока страх оставался, всё так же леденя душу, но наконец Анна сумела сосредоточиться на реальности, замечая подходящего доктора, что смотрел на неё с серьёзностью, с коей также произнёс:?— Анна Викторовна, операция будет скорой, в непривычных условиях. Боюсь, мне понадобится Ваша помощь, но я должен знать… Вы сможете сейчас? Ей сразу захотелось ответить, что конечно же да. Почему она не сумеет сделать то, что… Но Анна проследила за кратким опущенным взглядом Александра Францевича, направленному к её рукам. Ладони дрожали. И она поняла, что не знала какой ответ сможет дать… Анна осознавала, что ещё не отошла от шока и в таком состоянии может только навредить. Но вновь быть в стороне, в неизвестности, что будет с ним… Паническое чувство снова грозилось охватить её, но доктор словно понимал происходившее в девичьей душе и лишь сказал:?— Я буду готовиться к операции. Через несколько минут сможете ответить. Он вышел из комнаты, а она замерла, продолжая чувствовать ту дрожь в руках. Анна отвернулась от пытающегося понять Антона Андреевича, чей взор не прятал некой обречённости, а она не могла разделить его. Не снова… Госпожа Миронова закрыла глаза, делая глубокий вдох, стараясь успокоить бурю в себе. Она понимала: чувства помешают сейчас, страх потерять только испортит… но он и двигал ею сейчас. Именно из-за него в памяти всплыли яркие моменты из их прошлого, столь дорогие сердцу. Что-то было из них в те давние пять лет назад, что-то же происходило так недавно. Сердце замирало и теплилось вечным чувством, которое успело причинить ей столько, но Анна не жалела. Никогда не смела сожалеть о том, что имела его… И теперь она осознала, что не может допустить себе отпустить своего мужчину вновь. Между ними всегда была та связь, при которой душа оживала и становилась полной всевозможных грёз и необходимости в том самом… Анна не даст ему уйти. Больше нет. С новым вдохом Анна Викторовна ощущала, как уверенная стойкость позволяла ей включить разум, расстанавливающий порядок действий в трудные минуты. Она быстро отправилась за мужчинами, уверенно подходя к столу с инструментами, обработав руки, помогая доктору Милцу в подготовке. Он ничего не сказал, только уверенно кивнул ей, словно знав какой ответ Анна выберет, и возможно потому могло показаться, что на мгновение его губы были готовы изогнуться в улыбке. Комнату удалось осветить достаточно для проведения операции. Множества приспособлений в естественности были недоступны, но Александр Францевич высказывал уверенность, что необходимое для тех срочных действий они имели сейчас, остальное могло подождать. Яков Платонович лежал на столе в бессознании. Им пришлось также отказаться от наркоза, но иных вариантов не было, кроме как иметь рядом городовых, готовых прийти на помощь в удерживании пациента, в случае если он очнётся. Унимая волнения, Анна осторожно оголила раненую поверхность, подготавливая к следующим минутам, вероятно предстоящим складываться в долгое время, не замечая поражённых взглядов господина Коробейникова, которого отвлёк Александр Францевич с просьбой закрыть ближнее окно. Спустя несколько минут доктор Милц и Анна Викторовна приступили к выполнению операции, промывая рану. Казалось, что проходили долгие часы, в которые так легко было потерять рассудок, но Анна сумела удерживать хладный ум, сосредотачиваясь на чётких действиях медицины. Прошёл только час. Было проведено дренирование раны, кровь не текла слишком сильно, что значило не повреждение крупных сосудов; пуля была найдена и извлечена. С облегчением они обнаружили, что она не повредила сосудов в плече, к которым была столь близка. Это было чудом. Дальше последовали удаление инородных частиц, попавших в тело с пулей, промывание раны и накладывание швов, грозивших стать мелкими шрамом, но для опытного следователя это не стало бы помехой. Анна знала, что Яков лишь усмехнётся этому вердикту. Для неё имело куда большее значение, что он продолжал дышать. После перевязки Александр Францевич мягко сказал:?— Похоже Яков Платонович как в рубашке родился. Удача явно с ним. Только отмыв руки от крови, Анна Викторовна почувствовала знакомую дрожь, что сумела выбраться из плена разума. Надежда усилилась, став крепкой опорой. Ей едва верилось, что спасение действительно пришло и то не было вновь терзающим сердце сном. Она удостоверилась в реальности по каждому наступающему мигу. Теперь, без сомнений, им нужно было отправляться в больницу, ведь у Якова ещё могли проявиться признаки дурного в последствиях ранения, как лихорадка… Анна поправила на нём одежду, прикрывая грудь и горло, ведь, несмотря на царящее лето в их городе, в вечернее время стоило ожидать неприятных сюрпризов в холоде, едва касаясь кожи, которую всего несколько минут назад зашивала, не обращая внимания, как слишком естественно и интимна казалась со стороны эта картина, будто запечатлевавшая безоговорочную заботу и глубокие чувства… Но всё равно то было не важно. Анна Викторовна оглянулась к подошедшему доктору, который пытался скрыть свои признаки усталости, и он со спокойствием проговорил:?— Экипаж готов отвести нас к больнице, и уже после вернётся за Антоном Андреевичем с господами. Вам бы стоило, возможно… Но Анна покачала головой, чувствуя изнеможение после пережитого, как и твёрдость в понимании, что не сумеет успокоиться, пока не окажется в полной убеждённости минования угрозы, твёрдо отвечая:?— Вы же знаете, что я поеду с Вами в больницу. Это не подлежит обсуждению. Александр Францевич же лишь кивнул, и ей показалось, что он слегка улыбнулся по-отечески заботящийся манере, словно взрослый мужчина прекрасно понимал её мотивы и не только. Сборы прошли быстро, и уже скоро они отправились в путь. Анна не отпускала руки Якова, всё ещё не пришедшего в сознание. Понимание, что ей вновь приходилось нарушать очередные грани приличия, приходило фоном мольбы, чтобы с ним всё было в порядке. Уж её положение и так могло сказаться в статусе полоумной в обществе, что всегда мало заботило Анну Викторовну, особенно когда эти нормы не давали устремиться к тому, кто действительно имел значение… к тому, кто никогда не оказывался забыт. Дорога прошла в тишине, лишь только раз доктор Милц высказал убеждённость, что Яков Платонович будет жить и вскоре восстановиться. Анна была благодарна ему за поддержку и тем, что в нём не было презрения или осуждения к ней сейчас или когда-либо за своевольные поступки. В обыкновении ей иногда казалось, что подобное им больше поощрялось, отчего в обществе Александра Францевича она могла почти не прятать то, что в истинности бушевало в душе. А ныне женские мысли могли сосредотачиваться лишь на мужчине, потерять которого было страшнее всего. Анна столько не успела ему сказать, услышать… Каждый раз у них отнимали этот шанс. Общество, этикет, приличия, служба и связанная с нею опасность… И, несмотря на всё это, готовность следовать своему сердцу становилась снова тверда точно камень, заострённый в ручье неподдельности эмоций, всегда живущих в человеческой душе. Наконец они достигли больницы, где их появление привело едва ли не к суматохе, в результате которой всё же пациент был помещён в палату, вновь осмотрен в нужной обстановке. В необходимости стояло продолжение наблюдения, и Анна почти не отходила от Якова Платоновича, стараясь сдерживать рвущиеся порывы чувств. Опасность почти миновала, но риск оставался. И любое ?но? после фраз о благосклонном результате приводило к страху… В конце концов доктор Милц убедил её передохнуть в своём кабинете, ведь в палате она всё равно уже ни на что не могла повлиять. Хотя бы здешнее положение госпожи Мироновой позволяло посещать больного в любое время, не давая особого повода для пересудов, хотя Анну это не заботило. Но усталость так одолевала, что она уступила, теперь уже вслушиваясь в тишину кабинета, что отделял её от остального мира. И это так казалось не похоже на изначальное переполнение ею эмоциями, размышлениями, которые она долго откладывала… Вот только силы мыслить почти иссякли. Анна ясно осознавала в чёткости лишь несколько вещей: её чувства к Якову оставались по-прежнему сильны, как и его к ней, этот мужчина продолжал пытаться защитить её, но она больше не позволит держать себя в стороне, всё равно на последствия. Уверенность укреплялась и ждала основы, которая отвердеет после откровенного разговора с господином Штольманом. И Анна знала, что больше не станет избегать его… не после того, как они чуть вновь не потеряли друг друга. Сев на диван, Анна Викторовна позволила себе расслабиться, ощущая как изнеможение брало окончательный верх, и незаметно её охватила ожидаемая дрёма, в течение нескольких минут переформировавшаяся в сон, манящий и уводящий от безумий реального. Темнота настигла в безличии, став подбрасывать неявные фрагменты памяти, словно играя с ней в странную, неприятную игру, в которой лишь моментами проскальзывал луч света из тех тёплых и важных чувств, а последним предстало воспоминание дорогого силуэта, стоявшего у окна, будто пришедший призрак, её крик и осознание, что это не он, тот страх, который не отпускал… Анна открыла глаза, издавая хриплый вздох, постепенно приходя в сознание и понимание из чего состояла нынешняя реальность. Всё казалось похожим на очередной чудной сон, но кабинет больницы не мог быть иллюзией. Вдруг в него вошла женская фигура, в которой госпожа Миронова узнала Анфису Тимофеевну, что была здесь сестрой милосердия, которая улыбнулась при виде неё:?— Анна Викторовна! Вам уже лучше? Она кивнула, правда ещё чувствовала не отступившую утомлённость, но при полном воспоминании о вчерашнем дне сразу встала, спешно спрашивая:?— Что с Яковом Платоновичем, господином Штольманом? Девушка перед ней только повела головой:?— Доктор Милц говорил, что состояние стабильно, ничего не ухудшилось. Вполне вероятна скорая поправка, что удивительно… Но Анна почти не слышала слов после понимания, что Яков в безопасности, что с ним всё хорошо. Она уже была готова направиться к палате следователя, как услышала запоздалые слова Анфисы:?— Анна Викторовна, тут же к Вам… Её прервало появление неожиданного в тот момент гостя, от вида которого Анна воскликнула:?— Дядюшка!?— Аннет! Его голос звучал с облегчением, а взор с появившимся беспокойством устремился к ней, и она вспомнила о своём не особо приглядном виде, к которому пока чувствовала лишь безразличие. Опустив эту неловкость, Анна в удивлении смотрела на Петра Ивановича:?— Как ты здесь?.. На это его настигла привычная добродушная улыбка, так часто даровавшая ей минуты успокоения в незаменимой поддержке:?— От Антона Андреевича пришла весточка о случившемся. Он сегодня ехал проведать Якова Платоновича и по пути заехал к нам, думая, что ты всё же решила вернуться домой, чтобы отвезти сюда к господину Штольману. Но при выяснениях я понял, что лучше самому приехать за тобой, а то родители твои вновь заволновались. И привести это на всякий случай. Он передал ей запечатанный свёрток, в котором было упаковано платье. Анна изумилась проницательности дяди, понимая, что за её нынешний вид все вероятнее всего сочтут девицу Миронову безумной или охваченной демонами адскими. Её то не сильно волновало, но она поняла и другое из услышанного:?— Выходит Антон Андреевич сейчас у Якова Платоновича? Пётр Иванович кивнул:?— Да, Александр Францевич разрешил посетить его, пусть и ненадолго. Ему всё-таки нужен покой, хоть господин Штольман и пытается спрятать своё неверие за усмешками. Она замерла. Значит, он очнулся…?— Ты его видел? Младший Миронов словно попытался скрыть невольную неловкость, но кивнул:?— Зашёл поздороваться и пожелать скорейшего выздоровления. Да и поблагодарить, он же ведь снова защищал тебя… Анна не сумела сдержать улыбки, слегка опустив взгляд, пока ощущения тепла в душе от этих слов заполняло, даруя веру… В тот же миг она вновь посмотрела на дядю, что уже предвидел её следующий вопрос:?— Он в порядке, Аннет. Выглядит, правда, устало, но живой. Анна кивнула, пытаясь унять сердечную панику, радуясь, что хоть дядюшка уже не был так категорично настроен против Якова. Конечно, всё происходившее переворачивало с ног на голову. По началу Анна Викторовна и сама старалась сторониться господина следователя, но постепенно они вновь сближались и теперь находились столь близко к тому, чтобы наконец объясниться… При этом её родители говорили о Штольмане с остававшейся холодность, за что их нельзя было винить, вспоминая те жуткие годы отчаяния… И всё же в Анне жила надежда, что это разрешится, как и холодность в отношениях Якова с Коробейниковым. Ах, Антону Андреевичу тоже пришлось так нелегко с мистическим исчезновением начальника, ставшего ему учителем и даже другом, а после и с его тем же необъяснимым возвращением. Это привело к серьёзнейшему усложнению и медленному пути возвращения доверия у них к такому дорогому человеку, полностью изменившему их жизни. Анна осознавала, сколь трудна для всех была эта дорога, и почувствовала смесь радости и благой надежды, что ныне происходящий разговор даст им продвижение в возрождении былого партнёрского духа, что за всё время возвращался подобно таянию снега после метели, невыносимо долго. Оттого госпожа Миронова решила не спешить в палату, дав им время, пока сама придаст себе вид человека, не походившего на умалишённого. Попросив дядю подождать в коридоре, Анна постаралась, не сильно замедлившись, сменить наряд, благо который на современный манер было возможно надевать без помощи кого-то ещё. Хоть как-то выправив локоны, она сделала глубокий вдох в понимании что вот-вот увидит его… После того разговора, настоящего прощания, когда никто из них уже не скрывал своих чувств, не было чётких предположений как поступать дальше. Возможно потому её терзало очередное противоречие: бежать к встрече или же оттягивать её… Но то было глупостью. Ничто не обязывало их разбираться во всём сейчас. Им нужно время прийти в себя, отдохнуть, осознать всё полностью… Анна уверилась в этой мысли, так же решая не прятаться. Судьба напомнила о той боли, что могла быть при потере, и нельзя избегать столь явный и важный знак, будто служивший предупреждением. И она действительно собиралась наконец не заглушать своё сердце, рвущиеся к нему. Анна Викторовна вышла в коридор, сразу направляясь к нужной палате, только в один миг поглядев на дядю, который должен был уже знать о её следующих действиях. Двигалась же она не быстро, но не могла особо замедляться, лишь на мгновение, уже достигая искомой двери, что была приоткрыта, будто в приглашении зайти. Анна двинулась к ней, замерев, видя его… Яков лежал с бинтами на теле, а лицо находил мягкий взгляд словно с благодарностью, направленный к господину Коробейникову. До того определённо шёл важный разговор, а теперь Антон Андреевич протягивал ладонь Штольману, который сжал её неповреждённой рукой в дружеском уважительном жесте. Неожиданно дверь слегка зашаталась, издавая скрип, выдавший её присутствие. Мужчины с удивлением посмотрели в эту сторону, и Анна, скрывая неловкость, вошла в комнату, с невольным смущением улыбаясь. Взор её глаз сразу был пойман господином Штольманом, что глядел с той самой нежностью и даже рождающейся радостью при виде неё. Но она также заметила, как переводил взгляд на них Антон Андреевич, будто почувствовавший некое неудобство. Он ещё раз кивнул Якову, желая скорейшего выздоровления и возвращения к службе, и подошёл к двери, одаривая вежливым кивком госпожу Миронову:?— Анна Викторовна. Она в привычке дружелюбно улыбнулась:?— Антон Андреевич. Коробейников словно на миг замер, а в его взгляде смешались тоска и некое понимание, и он вышел, оставляя их. Анна почувствовала жалость к доброму другу, ведь начинала осознавать, что Антон Андреевич жил в неких иллюзиях насчёт неё, создав несуществующий идеал. Она надеялась, что он сумеет отпустить его и найти своё заслуженное счастье. И теперь Анна оказывалась наедине с мужчиной, который уж точно знал её настоящую, и видеть его живым, встречать ласковые взгляды… Это переполняло женское сердце трепетом и счастьем. Яков словно разделял эти чувства, мягко произнося:?— Анна Викторовна. Ей почти всегда казалось, что в его устах её имя звучало иначе… Но она постаралась не уходить в свои мысли, подходя ближе, не теряя улыбки:?— Яков Платонович,?— Анна осторожно присела на ближний к кровати пациента стул, почти не отводя от него взгляда. —?Как Вы себя чувствуете? Он почти усмехнулся, на мгновение обратив внимание на бинты:?— Почти неплохо. Уверен, что доктор Милц слегка настоятелен в необходимости покоя, ведь…?— Яков. Она видела, как мужчина замер, услышав мягкий голос, произносивший его имя без вечных формальностей и вне подстерегавшей опасности. Анна же, которую не покидала та улыбка, аккуратно коснулась не задетой раной руки, слегка сжав, продолжала:?— Вам стоит беречь силы и позволить себе восстановиться. Потому рекомендую во всём исполнять указания Александра Францевича. Неожиданно он засмеялся, улыбавшись, глядя на неё, пока она едва не залюбовалась этим моментом, когда Яков был открыт и словно не было того тяжкого груза с ним… Уже не столь часто подобное могло быть в нынешних днях. Теперь же с улыбкой он нежно смотрел на неё, произнося:?— Кажется, я уже успел попасть к Вам на приём,?— Анна уже была готова опустить глаза в неловком смущении, невольно подступавшим из глубин эмоций, когда услышала в его голосе серьёзность и благодарность, перемешанную с неким удивлением. —?Доктор рассказал, что Вы помогали при операции. Я… Но она покачала головой, считая, что это было и без того столь ясно, не требуя слов, и тихо проговорила:?— Я знаю. Анна действительно понимала, что от подобного мог чувствовать он, как и то, как осознание силы потребности в нём не дало ей сдаться даже в самый тёмный миг отчаяния. И едва заметный кивок Якова доказывал, что понимание достигнутого коснулось и его касаемо её намерения, заключавшегося в том, что она не собиралась скрывать: больше не потеряет и не позволит отнять. В тот же миг Анна заметила его желание попытаться начать разъяснения, а также видела, как сильно он устал. За последние дни Якову пришлось пройти через адскую работу, преследовавшую, как и тайны, не дававшие им покоя. И при этом он сознавал, что не мог больше молчать, всё-таки предпринимая попытку:?— Анна, мне… Но она покачала головой, не желая подвергать их сложному разговору сейчас:?— У нас ещё будет время. А пока,?— Анна встала, пусть и не отпускала его руку. —?Вы должны отдохнуть. Повинуясь воле сердца, несмотря на то, что дверь могли открыть в любой момент, она опустилась к его лицу и припала губами ко лбу, даруя краткий поцелуй, словно обещавший, что у них ещё есть тот шанс, как и свидетельствовавший, что прошлое не забыто и вчерашний разговор не станет лишь воспоминанием проявления чувств при приближении смерти. Теперь уже многое обещало измениться. Анна выпрямилась, едва ли не со смущённой улыбкой, видя ответный взгляд Якова, который с нежностью произнёс:?— Как и Вы. Ей бы хотелось поспорить, вот только он был прав. Потому она кивнула, хоть и не желая отпускать этот миг, продолжав держать его ладонь в своей, но невозможно было бороться с нерушимыми физиологическими законами, из которых уже стоило выделить необходимость для них в отдыхе и крепком сне вне опасных и критических обстановок. Дав им ещё несколько мгновений, Анна с тихим вздохом не спеша отпустила его руку, подходя ближе к выходу, но у самой двери обернулась, ловя тёплый взгляд дорогих глаз, что дал ей сил для дальнейшего ожидания. Она вышла, зная, что не здесь состоится тот самый разговор, но это не значило, что им не стоит идти к нему неспешно. В коридоре Анна Викторовна, к удаче, столкнулась с доктором Милцом, который уверил её в нынешней стабильности состояния господина Штольмана, кратко поясняя теперешние показатели. После же он убедил, что следующие два дня ей не стоит беспокоиться о работе в больнице, так как госпоже Мироновой вновь был выдан выходной. Анне снова становилось неловко и стыдно, что временами обстоятельства вынуждали не выполнять всех своих обязанностей в полной мере, но Александр Францевич всегда был лоялен и даже поддерживал в чём-то, с улыбкой добавляя, что все деяние от души всяко идут на благо людям, без сомнений намекая на активную помощь в следствиях, кои и задерживали её от врачебных дел… Ей и самой иногда казалось, что она скоро столкнётся с тем, что станет разрываться с двумя областями, трудами жизни, без которых теперь и вовсе не представляла её существование. Медицина спасла ей душу, дав новую цель и направление в помощи людям, как и указание независимости от ещё живущих предрассудков. А звание медиума жило в ней с детства, пусть и проявлялось в бурные периоды её жизни, но оно… сделало Анну настоящей собой, открыв те важные вещи и принципы, благодаря которым она узнала мир и повзрослела, осознав себя. Словно разум и сердце эти ремесла были в ней, пока ещё находясь в созидании. Вот только страх, что оно разрушится в начале нового хаоса, не покидал. Но принятие и терпение разобраться в себе требовали много душевных сил, которых у неё осталось не так уж много. Кивнув доктору с несомненной благодарностью, Анна направилась к ждущему дядюшке, что почти сразу вывел их из больницы, усадив в экипаж. Путь домой прошёл словно в тумане. Усталость всё более заявляла о себе, а манящая дрёма не давала размышлением обо всём происходящем развиться. Дядя же, словно видя её терзания, произнёс:?— Позволь себе отдохнуть, дорогая. Она кивнула, уже замечая видневшийся дом, в мгновении понимая, что вновь там ожидают беспокойные расспросы, требования матери всё прекратить, тревожащийся взгляд отца… Анна не представляла, как выстоять с ними, какими словами объяснить, чтобы вызвать как можно менее длинные тирады о её поведении, что вполне ещё могли найтись о родителей. А в связи с тем, что за последние дни между ними происходила некая размолвка, отчего дома становилось только тяжелее находиться в том напряжении, новый повод для волнений не был желателен. И она сожалела, что ей приходилось становиться им вновь. Правда, разве у неё мог быть выбор?.. Ведь всё равно бы своего решения не изменила б… Анна оказалась права в своих подозрениях о реакциях матери и отца, но почти сразу она была спасена Петром Ивановичем, быстро сказавшим, что Аня нуждалась в отдыхе, отпуская из давящей комнаты, вызываясь самому всё рассказать в уже уладившихся делах. Не существовало слов, способных выразить всю её благодарность дядюшке, всегда помогавшим, не осуждавшим… На счастье, Анна Викторовна встретила Настю и попросила её наполнить ванну, в которой так нуждалась. Оказавшись в тёплой воде, окутывающей всё тело, она чувствовала, как её охватывала успокаивающая безмятежность. Царила заветная тишина пред ожидавшейся бурей, что в её случае станет приход к разговору с Яковом, который должен наконец многое разрешить и открыть. Но до него ещё было время отойти и принять… Анна замерла, чувствуя знакомый холод и подняла взгляд, едва дыша. Перед ней стояла Каролина… Она смотрела на неё с неким презрением и открытой горечью. Сожалела ли она о своих поступках или о том, что не смогла завершить месть над ними? То было ведомо только ей. Спустя мгновение девушка исчезла, оставляя странное чувство… будто тем самым она прощалась. Анна вздохнула, уже не понимая новых не имеющих объяснения элементов поведения вечных незваных гостей, но знала, что больше её не увидит. Она ушла, унося с собой свою безумную и страшную историю. У Анны же больше не было сил. Очередное явление духа окончательно измотало её. Добравшись до своей комнаты, она достигла кровати, позволяя своему сознанию угаснуть в столь драгоценном веянии сна, коим наслаждалась в знании, что за ним ждёт столь многое.