Часть 27 (2/2)

— Но мы ведь запретили не просто из принципа. Мы переживали. И я, и папа. Оставаться с альфой наедине — опасно. Тут не важно, как сильно его любишь ты. Как сильно он любит тебя, — Том подобрался поближе и на свой риск попробовал взять сына за руку. Он говорил искренне, с волнением, боясь увидеть непонимание, или того хуже — отрицание и неприязнь во взгляде и словах Лео, — желание между парой может вспыхнуть, подобно огню. Не успеешь осознать, как будешь сгорать в объятьях альфы. А к каким последствиям оно может привести… Я это знаю, потому что в молодости был мерзавцем. Ты правильно возмущался раньше, указывая на нашу связь с папой. Да. Это правда. Я пользовался нашей связью. Я любил его и считал это естественным. Но это не так. Это было неправильно. Потому что… — Том прикрыл глаза, действительно готовый сознаться в том, что, возможно, даже Гарри не помнил. Но у него в памяти сохранился этот эпизод, — однажды мы с папой выпили. Довольно сильно. Ему на тот момент было семнадцать, только выпустился из Хогвартса. И он едва не забеременел. У тебя мог быть сейчас старший брат или сестра. Я не контролировал себя. И папа тоже. Он был слишком пьян.

Зелёные глаза в шоке распахнулись. В начале рассказа он слушал отца с живейшими эмоциями, а под конец переменился в лице, не понимая, как это возможно, и сравнивал свою ситуацию с родительской. Барти бы не поступил так. Даже во время течки. Хотя мог. Попытки сдержаться приносили ему боль. Но он терпел. Не притронулся!

— А что тебя остановило? Или просто повезло?

— Именно, — невесело усмехнулся мужчина, чуть сильнее сжимая руку сына, который не одернул её, и большим пальцем погладил по его пальчикам, — повезло. Ты уже взрослый, поэтому скажу как есть — в последнюю секунду член выскользнул и я не кончил внутрь.

Прямое объяснение оказалось… мерзким. Лео поёжился. Воображение нарисовало слишком яркую и неправильную картинку. Не верилось, что отец мог так поступить с папой. Он был лучшего мнения о своём отце! А выходило что…?

Подняв взгляд, Лео столкнулся с болезненной улыбкой родителя. Он переступал через себя. Говорил то, что для ушей Лео не полагалось. Всё ради того, что показать свои причины переживания и почему так сильно трясется над безопасностью и невинностью Лео. Потому что боится, что Барти может быть таким же мерзавцем, каким он был в молодости.

Омега вдруг задал вопрос, на который кроме отца больше никто не мог ответить:

— Насколько альфам плохо, когда у них в руках омега с течкой, а они ничего не делают?

— Если перед тобой омега, который тебе не безразличен — болезненно, — с готовностью ответил мужчина, понимая, к чему это ведёт. Он был готов затронуть и эту тему, — даже если принять подавители. Подавляется инстинкт размножения, тогда как остальные продолжают работать. Запах бьёт по обонянию, желание находиться рядом терзает и не дает успокоения. Мучительно и невероятно трудно контролируемо, если не принимать ничего. Представь, что ты не пил целые сутки. И вот перед тобой ставят стакан прохладной воды. Сможешь не сорваться?

— Барти смог. Он был рядом. Сам дал мне твоё лекарство, — с грустью ответил Лео.

Если в начале он мог только догадываться, насколько плохо было Барти, то теперь отец дал подтверждение. И кто-то ещё посмеет говорить, что намерения Барти не серьёзны? Что он плохой альфа, думающий только одним местом?

— Хорошие подавители, кстати. Помогло быстро. Я даже смог после этого постирать бельё и хорошо соображать. А папа говорил, что его всегда ломало после лекарств.

— Это правда. Лекарства для омег всегда имеют какие-то последствия. Или в процессе течки, или после неё. Я не хотел, чтобы ты тоже через это проходил, — Том отпустил руку сына и устало провёл ладонями по лицу. Отвратное состояние вновь давало о себе знать. В ушах появлялся противный звон, — поэтому я рад, что твоя течка прошла хорошо. Или она ещё продолжается?

— В процессе, — неловко признался Лео. Говорить о таких вещах с отцом — очень трудно, пусть эти разговоры нужны и важны, — часто тянет покушать. И немного сонно. Особенно днём. А так — нормально.

— Это лучшие побочные эффекты, что я слышал, — Том позволил себе улыбку, даже лёгкий, едва слышимый смешок. Немного, но связь между ними восстанавливалась. Не чувствовалась больше холодная стена.

— Лео? — обратился к сыну после короткой взятой паузы и поймал взгляд своего маленького омеги. — Прости, что я повёл себя так мерзко. Срывал с тебя одежду. Я не контролировал себя в тот миг. Твой альфа, он… так меня выбесил. Прости меня, лучик.

— Я… не могу вот так сразу.

Горечь в голосе ничто не могло скрыть. Лео требовалось переварить произошедшее. Он понимал мотивы отца, ночью папа постарался всё объяснить, но простить сейчас он не мог. Обида притупилась после разговора, но не исчезла. Она глубоко пустила корни. И вырвать её пока не хватало сил.

— Хорошо, — Том поднялся с постели, за улыбкой пытаясь скрыть боль, — я буду ждать, когда сможешь. Отдыхай.

— Угу. Я посплю, — тихо проговорил Лео, позволив отцу напоследок погладить себя по макушке. И как только за ним закрылась дверь, омега плюхнулся спиной на подушки. Ночью он спал неважно. Но сейчас, после разговора, в груди появилась лёгкая уверенность в том, что заснёт он крепко.