Часть 16 (2/2)
***</p>
— Будьте благоразумны, мистер Крауч, — строго посмотрела на пострадавшего мадам Помфри, протягивая стакан с прозрачной жидкостью, — вы пойдете на восстановление гораздо быстрее, если выпьете это.
Сомнительно. Раздробленное колено почти привели к порядок. Процесс был бы адским, если бы не влили целый флакон обезболивающего. Барти мог только догадываться, какую боль испытал бы. А ведь ему ещё довелось увидеть процесс лечения. Как итог: ни пить, ни есть он не хотел. Только душ принять и в свою постель лечь. Ну или на крайний случай, развалиться на диванах в гостиной.
В идеале, он пообщался бы с Лео. Тоска по барсучку отказывалась утихать, сколько бы ни прошло времени. Но вряд ли он появится перед дверьми больничного крыла после того, как увидел фееричное, позорное падение. Сойти с дистанции на середине игры! Подумать только! И это перед глазами своего малыша…
— Мистер Крауч, — влезла колдомедик со своим, — я не буду повторять ещё раз. Принимайте. Или мне придётся лишить вас сознания.
— Чёрт с ним, давайте, — рыкнул Барти, принимая флакон и одним залпом высушивая. Если бы его и сознания лишили — гордость с самоуважением были бы растоптаны окончательно. — Какая мерзость, — поморщился, отдавая пустой флакон. Мысль о том, как омеги постоянно пьют свои лекарства, убавила количество досады. У альф тоже были меры безопасности, подавители феромонов, но они не употреблялись в огромном количестве. Да и разных тонизирующих, укрепляющих, и прочее, им не нужно было пить.
— Ничего, потерпите, — сухо ответила женщина.
В дверь больничного крыла кто-то тихо постучал. Барти повернул голову, ожидая увидеть ещё одного пострадавшего, и замер на месте. И сердце его, кажется, тоже. В больничное крыло вошёл Лео. Барсучок осторожно оглядывался, словно вынюхивая опасность и готовясь драпать, а убедившись, что угроз нет, немедленно подошёл к ним.
Мадам Помфри не стала прогонять. У неё были свои дела, поэтому она оставила их одних.
— Привет, барсучок, — нежно обратился к омеге слизеринец, тронутый его приходом (к слову, очень рискованным), и взял за лапку, как всегда прохладную. Её часто приходилось греть, что он сделал и сейчас, поднеся к губам, обдав дыханием, — не переживай только, я в порядке. Полежу тут пару часов и вернусь к себе.
— Привет, — немного поздновато поздоровался Лео, слишком взбудораженный от встречи с парнем, которого, казалось, целую вечность не видел так близко. От одного голоса дрожали колени. Что уж говорить про остальное…
Если бы взгляд не скользнул на больную ногу, если бы не вспомнил, что именно его привело сюда, точно превратился бы в одну сплошную массу удовольствия. Барти оказалось слишком много для него, омеги, что полмесяца привыкал находиться на расстоянии.
Барти не легче. Не вымещенная ласка скопилась в груди, словно желала потеснить органы. Слышать голос, прикасаться, вдыхать запах — вот чего он хотел от своего омежки. А не этих глупостей с записками.
Идея похитить Лео из дома на летние каникулы стала ещё более заманчивой, чем пару месяцев назад, когда он строил планы.
— Барти!..
Лео удивлённо вскрикнул, когда слизеринец потянул его на себя, заставив сесть на постель. Совсем рядом. И замер пугливой мышкой перед альфой. Он оставался в квиддичной форме, был потным, грязным, от него пахло сильными лекарствами… Но он всё равно был прекрасен. Так прекрасен, что дыхание перехватило…
Видеть обожание в глазах, ощущать так близко и больше ничего не делать — кощунство. Барти не мог так. Руки будто сами взлетели в воздух, он обхватил лицо Лео и прижался к его губам крепким поцелуем.
Вина родителей в том, что он совершал. Обещал ведь себе, барсучку, ИМ, что не тронет, будет хранить его чистоту, оберегать, подобно нежному цветку. И нарушил данное слово. Осквернил нетронутые никем мягкие губы. Выпустил феромоны, сплелся с запахом малыша, свежим, кисленьким зелёным яблочком, добавляя свою природную свежесть, которая перекрывала все те неприятные запахи, что стояли в больничном крыле. Сорвал со сладких губ первый стон. И потонул в нём.
Может его яблочко ещё не дозрело, но вкус от этого не хуже. Мягкие… сладкие… такие нежные губы… словно цветочные лепестки. Барти ощущал себя пчелой, собирающей нектар, и желание попробовать больше пришлось унять. И без того нужно по рукам надавать. Он позволял себе не только ласкать губы и играться с язычком омеги, от чего тот почти скулил, не сдерживая ни себя, ни свои феромоны, но и ласкать тело барсучка: шею, плечи, спину, талию. Руки не прошлись только в местах ниже пояса. Да и одежда выступала хорошим рубежом. Не позволяла добраться до нежной, гладкой кожи.
Дать себе команду отстраниться далось дорогой ценой.
— Гореть мне в аду за то, что не удержался, — прошептал Барти.
— О чём ты? — едва слышно проговорил. Если бы они не были так близко друг к другу, Барти не услышал бы. Глаза Лео не открывал. Он все ещё плыл. Ему было так хорошо… и это странно, что он до сих пор ощущал прикосновения на губах. Отголоски незабываемого момента. — Мне так понравилось… Барти…
— Ты не представляешь, как мне понравилось. Но я должен беречь тебя. И теперь сам же нарушаю, — сознался Барти во грехе, который совершил.
Только он. Лео всё ещё невинен. Пусть одна из печатей уже сорвана, всё равно! Остальные он обязан сохранить.
— Я так скучаю по тебе.
— Я тоже… я тоже, Барти, — наконец голос прорезался, тело начало двигаться. Лео с чувством обнял своего прекрасного змея за шею, прижался к нему как тот мог, говоря быстро, сбивчиво, возбуждённо: — Скучаю по тебе каждый день. Особенно по вечерам. Мне так мало переписок. Я хочу тебя видеть. Хочу слышать твой голос. Хочу, чтобы ты всегда обнимал меня. Хочу дышать твоим запахом. Хочу свой личный запах после дождя…
Признание барсучка болезненно трогало сердце. Он не должен испытывать такое на постоянной основе. На лице Лео хотелось видеть улыбку...
— Нам нужно подождать, барсучок. Я понимаю, как тебе тяжело, но нужно просто подождать. Всё наладится. А сейчас, иди к своим. Не хочу, чтобы декан нас спалил, — со вздохом тоски и боли, Барти отстранил Лео от себя.
Их встречи всё ещё вне закона. Если они не будут осторожны — арест может продлиться.
— Подожди, — в глазах омеги отразилась лёгкая паника. Он вцепился в руки альфы и только когда тот вопросительно посмотрел, желая узнать причину внезапной хватки, Лео тихо признался: — Поцелуй меня ещё раз. Пожалуйста. Обещаю, я сразу уйду. Пожалуйста, Барти… поцелуй…
Когда альфы имели силы отказать?
Никогда. Тем более в поцелуе.
Барти, скорее, согласился бы снова упасть с метлы, чем отказаться от поцелуя. Малыш так просил его… так тянулся. Ещё немного потерпеть — и они смогут дарить это простое удовольствие друг другу. Без страха наткнуться на осуждение. Без страха сделать что-то не то.
Лео первый прервал поцелуй. Он не получил достаточно, хотел продлить прекрасное мгновение, но вернувшаяся мадам Помфри его напугала. Пора было уходить. Как бы не хотелось обратного. Это так тяжело… После того, как встретились, сразу покидать… Но барсучку станет легче. Нет, он будет счастлив, когда узнает, что уже через два дня отец досрочно снимет с него арест.