Интерлюдия: Поликсена. 12 февраля 1991 г. (1/2)

О трагической гибели младшей сестры Поликсена узнала из раздела некрологов, после войны у нее появилась привычка искать там знакомые имена. Пандора смотрела на нее с черно-белого колдофото в траурной рамочке, откидывала волосы фирменным жестом и улыбалась одними глазами. Поликсена отлично помнила эти глаза: серые, как небо после дождя. Такие же были у их матери.

Поликсена отложила газету и закурила. Она редко шла на поводу у пагубной привычки, но иногда — как сейчас — иначе не выходило. Пальцы тряслись, и она только крепче сжала мундштук. Так странно: долгие годы завидовать, ревновать, ненавидеть — и вот человека, вызывавшего столько противоречивых эмоций, уже нет. Совсем нет, пять дней как.

В это не верилось. Младшая сестра столько лет сияла на семейном небосклоне ярким солнцем, напрочь затмевавшим скромную луну Поликсены, что она неожиданно почувствовала себя совершенно опустошенной. Она вышла из соревнования победительницей. Да вот только что толку?

“Пандора Кассиопея Лавгуд, урожденная Паркинсон, — гласила заметка, — была выдающейся колдуньей, неординарной личностью, любящей женой и заботливой матерью. Магическая Британия обязана мадам Лавгуд усовершенствованием многих заклинаний и изобретением новых, сделавших жизнь обычных волшебников проще и лучше. Поминки состоятся сегодня в доме Лавгудов в Оттери-Сент-Кэчпоул и продлятся весь день. Ксенофилиус Лавгуд и его дочь Луна будут рады видеть всех желающих почтить память их незабвенной Пандоры.»

Сигарета давно уже прогорела, когда погрузившаяся в воспоминания Поликсена наконец приняла решение и направилась в спальню — переодеться в официальный траур. Все-таки не стало одной из Паркинсонов, почтить сестру по всем правилам — ее, Поликсены, святой долг.

Черное глухое платье в пол, рукава закрывают запястья, а скрепленный камеей воротник туго обтягивает шею. Шляпка-таблетка и кружевная черная вуаль, скрывающая лицо. Короткие атласные перчатки. Последний раз Поликсена надевала полный траур после смерти отца — Каро не хотела, чтобы о ней горевали и пугали Панси черными одеждами.

***</p>

Дом Лавгудов был похож на гигантскую, внушающую трепет шахматную ладью или суровый средневековый донжон, но вокруг него был разбит уютный садик с альпийскими горками и причудливыми статуями, а на лужайке красовались садовые качели с разноцветными подушками. Пахло дождем и мокрой землей, и немного — восточными благовониями. Эклектично, — подумала Поликсена, кривя губы под вуалью. — Узнаю стиль Пандоры.

Она медленно прошуршала платьем по гравийной дорожке и вошла в дом. Первым, что увидела, было большое колдофото на стене прямо напротив двери — Пандора смеялась и обнимала за плечи поразительно похожую на нее беловолосую девочку, на вид чуть младше Панси. «Луна, — вспомнилось имя. — Луна Лавгуд».

— Проходите, проходите, — раздался отрешенный баритон, и, повернувшись вправо, Поликсена увидела в дверном проеме Ксенофилиуса. Он смотрел своим привычным взглядом слегка в расфокусе и улыбался, но она заметила и многодневную щетину, и горькую складку у рта. Ярко-фиолетовый костюм мало подходил для траура, но Поликсена и не ожидала от зятя чего-то более подобающего. — Мы рады видеть вас здесь. Да-да, очень рады.

Он развернулся к вешалке в углу и протянул ей руку, будто для приветствия:

— Ксенофилиус, к вашим услугам.

Поликсена напряглась. Ксено всегда был не от мира сего, но раньше она не замечала за ним такой рассеянности. Надеюсь, он не сошел с ума, — с отчаянием подумала она. — Я не хочу забирать девчонку с собой, она слишком похожа на Пандору. Не хочу, не хочу.

— Вы помните меня, Ксено? — спросила она, делая к нему осторожный шаг. Лавгуд сморгнул и перевел на нее взгляд, его лицо немного прояснилось.

— Поликсена? — прищурился он и потер руки нервным жестом. — Какая приятная неожиданность! Я узнаю твоих нарглов из тысячи.

Она закатила глаза, пользуясь тем, что густая вуаль смазывает черты лица.