Глава 1. Затишье (1/2)

За крышами высоких домов терялись последние лучи закатного солнца. Некоторые из них еще пробивались сквозь крепкие ряды бетонных построек, пугливо выглядывая из-за крыш в виде мягкого, розово-голубого свечения. Но уже не чувствовались нежные, согревающие прикосновения солнца на ледяной коже. Скорее, едва ощущаемая тень прошлого тепла замирала на щеке, будто прощаясь, прежде чем навсегда исчезнуть.

На Редгрейв плавно наступала иссиня-черная ночь. Стремительно холодало. Тени удлинялись, постепенно заключая в себе все больше пространства. Месяц, едва видимый ранним утром, теперь ярко светил на потемневшем небе, маня неземным голубо-желтым сиянием.

Вергилий поднял голову. На его глазах солнечный свет умирал, поглощенный вечерней тьмой. Еще бывшее недавно лазурным небо стремительно менялось. Сгущались цвета, словно невидимый художник наносил толстые, маслянистые мазки густой краски.

В закономерной смене дня и ночи было нечто печальное. Вечный круг смерти и воскрешения, из которого не было выхода. Новый день впервые открывал свои ясные глаза на рассвете, а к ночи он уже был глубоким старцем, с достоинством встречающим смерть. На следующее утро он перерождался, не помня прошлого, радостно встречая будущее. И это повторялось снова и снова, миллионы лет подряд.

Как полудемон, буквально воскресавший уже несколько раз, он видел в этом сходство со своей судьбой. Но Вергилий не получал благословенной амнезии и помнил каждую свою смерть. Как ломалась грудная клетка от тяжелого меча Данте, как ведомая самим им Ямато пронзала насквозь его сердце. И сотни предсмертных состояний, которых было не счесть. Каждое из них отложилось памятью о чистой агонии, жгуче разливающейся по всему телу.

Вергилий помотал головой, вытравливая воспоминания.

Пытки, боль и глухое отчаяние в прошлом. Жизнь перешла в спокойную, размеренную фазу, когда не приходилось каждый день думать о том, доживет ли он до завтра, отбиваясь от нескончаемых потоков демонов.

Полудемон неспешно брел по улице. Он продвигался лишь по пустынным закоулкам, где давно не ступала нога человека, упиваясь желанным одиночеством. Ветер трепал плащ цвета темно-синего вечного льда, незабываемый оттенок которого можно увидеть лишь за Полярным Кругом. Развевалась лента катаны, издавая тихий, слышимый лишь самим полудемоном шелест.

Вергилий вбирал в себя влажный, холодеющий с каждой секундой воздух, дыша им полной грудью. Одиночество, ранее тяготившее полудемона, теперь было в радость.

Отвязаться от Данте было удивительно сложно.

Брат походил на навязчивого пса, который всю жизнь положил на служение одному человеку. Охотник следовал за ним повсюду, не отставая ни на шаг. Как в прошлом, когда, преодолевая все трудности на своем пути, Данте упорно расчищал себе путь в Темен-ни-Гру, желая встретить близнеца и разобраться с ним раз и навсегда.

Вергилий скрежетал зубами, не приветствуя подобную настойчивость брата. Пробыв почти всю жизнь в одиночестве, не доверяя никому, он быстро уставал от компании.

Но полудемон молчал, никак не высказывая свое недовольство. Лишь пальцы едва не до крови вжимались в ладони, когда присутствие близнеца казалось невыносимым, а его нескончаемый поток речи — раздражающим. Он терпел. Он сопротивлялся желанию достать катану и заставить брата замолчать.

Как будто во время боя Данте не становился еще более разговорчивым. Что казалось в принципе невозможным, но, к сожалению, было горькой правдой.

Иногда Вергилий был на грани. Он тянулся к Ямато, желая открыть портал и исчезнуть в крестообразном разрыве миров. Но каждый раз полудемон останавливал себя.

Он терпел, потому что задолжал брату и сыну присутствие в их жизни. Чудовищная смерть родителей в детстве не должна была разлучить их с Данте. А поиск так необходимой ему силы — его и Неро. Вергилий не помнил, как так вышло в обоих случаях. Память об ужасной ночи в детстве давно истлела, превратилась в серый пепел на ладонях, испещренных шрамами. А то, как Неро оказался в Фортуне, или еще важнее — кто его мать, он не смог бы вспомнить даже под пытками.

Иногда память посылала ему отдельные вспышки воспоминаний. По большей части это была память о боли, простреливавшей в том или ином органе. Но однажды ему привиделись искристо-серые глаза девушки, полные печали. От этого взгляда становилось тяжело на сердце, а разум начинал пылать, будто в настоящем огне. Но как полудемон не пытался, он не смог вспомнить, кому принадлежал взгляд.

Видимо, этот момент его жизни никогда не будет ему доступен, как и многие другие. Он будет гадать, размышлять, надеяться, но память не вернется, задавленная десятилетиями пыток и одиночества.

Он мог этого избежать давным-давно. Вергилий знал, где ошибся. Стоило остановиться еще тогда, когда план с Темен-Ни-Гру пошел прахом. Но нет, он продолжил, обрекая себя на долгое рабство, а после — буквальный распад личности.

Глупость, Вергилий. Глупость.

Поэтому, молча терпя, он постепенно исследовал город. Каждый раз пытаясь как можно более ненавязчиво отвадить неугомонного охотника следовать за ним.

Компания Данте в конечном счете оказалась не так уж и плоха. Он знал многие места, которые неизвестны путеводителям по Редгрейву. Крыши, на которых было удобно наблюдать за ночным небом, разрушенные кварталы, где он мог медитировать, не боясь быть потревоженным.

Но, к сожалению, многие предложения брата были связаны лишь с земными развлечениями вроде употребления алкоголя и излишне дорогой пищи. Да, Данте каждый вечер пытался затащить его в кафе или бар. И если первое он еще мог принять — обстановка в некоторых заведениях была умиротворяющей. Было легко потеряться в приятных мыслях, согревая руки о кружку с крепким кофе. То бары вызывали у полудемона лишь отторжение. Шумная публика, пьяные вскрики и громкая, слишком громкая музыка. Он мог найти в ней бешеный ритм, который отлично бы пригодился в бою. Вергилий чувствовал, как демон внутри заинтересованно поднимает голову, а его хвост бьется в унисон с тяжелым роком, так любимым Данте. Но в месте, где, казалось бы, люди должны отдыхать, такая музыка была неуместна.

Но сегодня вечером никаких баров, никакой оглушительной музыки. И самое главное — никакого Данте. Вергилий позволил себе минуту слабости и воспользовался порталом, переместившись в другой конец города. Данте успел лишь возмущенно вскрикнуть, когда портал закрылся, отрезая его от близнеца. Вергилий усмехнулся, вспоминая растерянное выражение лица полудемона, и как оно разительно превратилось в негодующее.

Ради этого стоило поступиться данным себе же словом не уходить даже на время.

Вергилий еще не был в этой части города. Район почти не пострадал от корней Клипота, поэтому старые, многовековые здания все еще стояли на своих местах. Граненые колонны, массивные арочные входы — все это казалось странно привычным. Словно он оказался в обители одного из Высших демонов. Вероятно, истоками демонической архитектуры были именно человеческие постройки.

Или наоборот, как подумалось вдруг полудемону.

Этот вопрос заинтересовал его, и он решил позже пролистать пару книг. Вергилий любил получать новые знания, особенно из древних первоисточников. Конечно, изначально страсть к литературе была продиктована поисками силы. Он запирался в библиотеках, которые только мог найти, днями перебирая толстые фолианты. Как фанатик, он не ел и не спал, пока не находил ответ. Либо пока книги не заканчивались. И тогда он искал новый источник знаний, и все начиналось заново.

Лишь после он начал понимать, что и сам процесс чтения может приносить удовольствие. Когда прошел первичный ажиотаж, и всматриваться в каждую страницу он стал чуть дольше, мир открылся для Вергилия с иной стороны. Каждый, даже самый обычный вопрос был непрост и имел совсем не очевидный ответ. И сам поиск верного, порой занимавший не один год, был ему глубоко приятен.

Нико, поинтересовавшись однажды, почему он так увлекался книгами, назвала его настоящим исследователем. Ученым. Ему это показалось глупостью. Ученые в мире демонов были жалкими рабами, изобретавшими для сильнейших новое оружие или проклятия. Как отец самой Нико, работавший на Санктуса. Лишь единицы, самые могущественные из них, оставались независимыми. Используя знания, они получали небывалую силу, способную сокрушить любого.