Часть 13 (2/2)
Канаэ мило улыбнулась, и протянула торговке несколько медных монет. Шинобу раздражённо потянула её за собой, всё же не сдержав доброй улыбки. Обе они были счастливы, и веселы. Веселы, потому что не знали как мало времени им осталось.
«Не хватит времени на себя, на наши семьи». Слова сестры ещё долго звучали в её голове.
Шинобу снова помотала головой, гоня прочь воспоминания. Канаэ больше нет, и ничто этого не изменит. Надо просто смириться . Девушка подняла глаза на стеклянную витрину, за которой её сестра всегда хранила любимый чайный сервиз. Здесь всё напоминает о ней, хочет того Шинобу или нет. Вдруг мечница дергается: в отражении мелькают два радужных глаза, а затем Шинобу различает и весь силуэт демона, прячущегося за стеной в коридоре. Он явно не хотел быть замеченным, но предательское стекло разрушило всё его планы. Кочо отпрыгивает в сторону, одновременно распахивая настежь окно, и впуская в комнату широкую полосу света:
— Выходи! Я знаю, что ты там!
Слышится тяжёлый вздох, и Доума неуверенно, боясь, выплывает из своего укрытия. При нем нет золотых вееров, улыбка исчезла с блудного лица, даже глаза как будто потухли.
— И долго ты следишь за мной? — Шинобу говорила негромко, но с раздражением, и даже угрозой. — Хотя, нет, не отвечай. Не хочу осквернять эту комнату.
Доума по прежнему молчал, лишь слегка подняв глаза. Протянул было руку к девушке, но тут же отдернул её, когда яркий свет обжег его изящные пальцы.
— Ты убил её — всё тем же тоном продолжала девушка. — Убил их всех. Убил их, и привёл меня, чтобы напомнить, да? Этого ты добивался? Хотел ответить мне болью за боль?
На минуту между двоими повисла тишина. Демон не двигался с места, не показывал никаких эмоций. Если бы не регенерация на пальце, которая уже делала свое дело, можно было подумать, что он не более, чем статуя. Шинобу громко фыркнула, и отвернулась к окну.
— Не ты одна, потеряла близких.
Девушка с недоверием повернулась ко Второму. Тот говорил тихо, практически выдавливая из себя каждое слово:
— Не только вы, люди, теряете близких. Лишь самые худшие, самые отвратительные чувства из всех могут, подстегнуть человека к обращению. Я знал два типа демонов. Одних на этот шаг толкал страх: страх за свою жизнь, страх что он покинет этот мир, так ничего и не добившись. А других же толкало отчаяние. Глубокое, горькое отчаяние от потери близких и родных, потери тех, кто был тем ближе всех и дороже. Когда ты теряешь всех, кто любил тебя и кого любил ты — эта боль невыносима. Мы ведь тоже были людьми, тоже хотели быть счастливыми. Нам не повезло. Мы лишь хотели забыть о боли, о горе, вот и всё. Ненависть других — людей, сородичей, даже собственного Господина — вот что сделало нас жестокими.
— И к чему ты это всё говоришь? — девушка гневно уставилась на демона.
— Ты знаешь меня долго. Я знаю тебя долго — Второй говорил тихо, делая длинные паузы. Он искренне переживал всю ту ненависть, что выплеснул на него мир. Что выплеснула на него Шинобу. — Если я тоже кого-то лишился в прошлой жизни, я бы мог тебя понять. Ты бы могла меня понять. Общая боль смогла бы сроднить нас, пусть и несильно.
Я — убийца, убийца людей.
Ты — тоже убийца, убийца демонов. Демонов, что раньше тоже были людьми. Демонов, что были обращены лишь из горя, лишь из-за боли, из-за того, что оплакивали близких. Демонов, что и в новом теле смогли сохранить в сердце своём любовь, смогли полюбить кого-то.
Снова повисло молчание. Доума глубоко вздохнул и взглянул на свою Бабочку в последний раз:
— Ты знаешь меня, знаешь каков я. Людей, что стали демонами, ведут лишь два чувства. Ты их тоже теперь знаешь. Взгляни на меня и скажи, отчего я убегал: от смерти, или от боли?
— Ты лишился памяти, верно? — голос Шинобу оставался по прежнему холоден. — Значит, и ты не знаешь ответ.
— Не знаю. Но приму тот ответ, что дашь мне ты, за непоколебимую истину. Скажи мне Шинобу, кто я: презренный трус, или несчастный страдалец?
Кочо молчала. Доума тоже молчал, сложив руки на груди в смиренном ожидании. Чтобы она не решила, он станет таким как она ответит. Она видит его даже лучше, чём он сам. Она удивительная. Она не ошибется. Скрипнула ставня открытого окна, и полоса света растворилась в темноте комнаты. Тихие шаги, зашуршали по полу.