пробуждение (1/2)
«Себялюбивый Творец
Видно, злоба твоя горяча,
Если юнец
Находит конец
В пытках, в цепях, под рукой палача.»<span class="footnote" id="fn_31881726_0"></span>
</p>
Едва Уилл открыл глаза, как на него обрушилось похмелье. Но сильная головная боль и жажда – это не единственное, что он испытал в тот момент. После первой попытки пошевелиться, его затекшая шея сразу подсказала, кто здесь хозяин положения, и не позволила более совершать ему опрометчивых поступков. Парень не сразу понял, где он и как же так вышло, что он напился. Он напился. К несчастью, его воспаленное сознание не могло подсказать, что же все-таки произошло накануне, зато его желудок требовал высвобождения от спиртного, и рвотный позыв он никак не мог проигнорировать. Самым большим подвигом, на который его хватило, был переворот с боку на живот, после чего Уилл изверг из себя содержимое, так отчаянно разрывавшее его пищевод последние секунды после пробуждения. Ему казалось, он не чувствует стыда за то, что изгадил пол и, возможно, неудобный диван, на котором лежал, ведь именно из-за него у него сейчас гудела добрая половина тела. К черту диван. Наступившее облегчение позволило ему, наконец, сфокусировать взгляд на кем-то заботливо подставленном тазике. Слава этому нелепому изделию за спасение ситуации, однако его нахождение здесь значилось с тем, что очевидно, кто-то в курсе, что все-таки здесь произошло, и скорее всего, за подобное состояние Уиллу прилетит. Хотя кому какое дело? Конечно, его состояние заботит его семью и друзей, но только не там, где это имеет значение.
Байерс младший не смог позволить себе каких-то глубинных размышлений на данный момент, поэтому предпочел отогнать меланхолию и просто начал слушать тишину. Он был крайне зол на себя за то, в каком положении сейчас оказался – уязвимый, жалкий, неспособный сам сходить за водой. И куда же именно он направился бы за водой, если бы мог? Он начал осматривать помещение, в котором пребывал уже бог знает какое количество времени. Комната была достаточно светлой и яркой, что напрягало его зрительный нерв и отдавалось острой пульсирующей болью в висках. Было принято решение закрыть глаза и напрячь уже слух.
Долгие минуты сопровождались абсолютной тишиной, и это в значительной степени озадачивало парня. Он было подумал, что находится сейчас в Калифорнии, определив это по солнцу, застывшему в зените; но как он там оказался, если его самое свежее воспоминание связано с родным Хоукинсом, где и провел последние пару дней? Загадка. Его размышления нарушил резкий хлопок входной дверью, доставив еще больше дискомфорта. Уилл медленно сел, едва не наступив в таз, про который он так скоро забыл. Откуда-то издалека до него доносились знакомые голоса: «как тебе можно доверять?!», «…почему ты не проследил за ним?!», «ты же осведомлена, на что способен этот уродец!..». Снова удары и снова хлопки – кто-то решил разрушить мебель в доме? Кажется, парень расслышал плач мамы за звуками погрома. «Я убью его, не вставай у меня на пути, Джойс!», снова стук, крики и приближающиеся шаги, как бы бьющие в набат и вторящие пульсирующей боли в висках.
За всю свою недлинную жизнь Уилл понял следующее – все нормальные живые организмы обращаются в бегство при наличии угрозы, прячутся или оказывают сопротивление, но Байерс младший обладал совершенно другим защитным механизмом, он просто впадал в оцепенение. Он мог найти оправдать слабость и трусость, но не ступор обыкновенный, разве что у него кататоническое расстройство или простое нежелание существовать. Мозг парня просто отключал его от реальности: так это было при последнем проявлении Векны, так это происходит сейчас, пока его душит некогда спасший его человек, эталон мужества и отваги, Джим Хоппер. Он словно посторонний в комнате, наблюдает за всем от третьего лица, будто бы не его ребра сейчас ломаются под весом, равному весу крупного горного льва. Уилл не кричит, его лицо непроницаемо.
Из дверного проема появляется темный силуэт, ускоряющийся по мере приближения, но то и дело теряющий траекторию, отклоняется назад и, кажется, протирает лицо ладонью, как будто человек только встал с кровати и пытается скоординировать свои действия. Фигура наваливается на Хоппера, пытается оттащить того от Уилла, но безуспешно. Парень ни с кем не держал зрительного контакта, но краем глаза все-таки узнает в силуэте маму, которая, как и всегда до этого, прибежала к нему на помощь, что бы тот ни совершил.
Он заметил кровь на ее лице, на ее прекрасном лице, всегда излучающем только искреннюю любовь и неподдельное беспокойство по отношению к своему младшему сыну. На самом деле Джойс всегда любила обоих своих детей одинаково и отдавала всю себя обоим в одной и той же мере, но крошка Уилл…
Хоппер грубо оттолкнул Джойс, она не могла освободить своего мальчика от цепких лап хранителя правопорядка. Она потеряла равновесие из-за ранее полученных травм, поэтому, словно ненужная фарфоровая кукла отлетела в стену напротив. Байерс младший мгновенно осознал, что за шум он конкретно слышал. Внутри парня все закипело, хотя прежде он воспринимал данные обстоятельства как данность. Его не беспокоило даже, что именно предшествовало всем данным событиям. Уилл понял, мама ему больше не может помочь, да и не то, чтобы он этого хотел, зато он может спасти ее. Своей сравнительно небольшой подростковой рукой он ухватился за запястье шерифа. Этот маленький жест спровоцировал дикие болезненные ощущения в теле Джима – парень сделал то же, что и Оди множество раз до этого, ведь именно он забрал у нее эту силу. Он поднялся и кинул презрительный взгляд в сторону шерифа и поняв, что его старания, скорее всего, привели Хоппера в состояние агонии, он ухмыльнулся. Конечно, он же буквально стер его кости в порошок.
Вспоминая о маме, Уилл поднял на нее взгляд. Он направился к ней, ведь ей все еще нужна была первая помощь, его помощь. Он ожидал услышать слова благодарности или похвалы, но только не то, что в итоге он увидел. Глаза Джойс были полны страха и отчаяния, она дышала так быстро и прерывисто, словно зверь, загнанный в угол. Онемевшей рукой она потянулась к револьверу, который уже как два года всегда сопровождал ее во внутреннем кармане куртки. Она плакала навзрыд и о чем-то настойчиво просила, он уже не слушал, ведь его сознание медленно растворялось в темноте небытия. Он чувствовал влагу на щеках, и кажется, слышал, как кто-то настойчиво зовет его…
– Лиам! Лиам, приди в себя, мать твою! Я не знаю, что я сделаю с собой, если ты не проснешься… – парень уже на протяжении сорока минут безуспешно пытался пробудить тело, жизнеспособность которого подтверждалась только дорожками слез на лице. А ну и бешено бьющимся сердцем, стук которого возможно было не услышать разве что только с другой стороны двери. – Где эта твоя чертова книга?! – Тони Дезмонд отчаянно роется в вещах своего парня, чтобы найти долбаный сборник детских сказок, потому что один маленький Шекспир без них плохо спит. Он буквально переворачивает их совместную жилплощадь вверх дном, прежде чем находит ее под подушкой Уильяма, мать его, Мудрого.