Пролог (1/1)
Юргис очень любил ночной лес Гранит Фоллс. Бархатное черное небо и ослепительно-яркие, завораживающие мерцающие звёзды, ветер, ласково шевелящий листья и веточки сосен. Он сидел, совершенно не двигаясь и не дыша, его глаза при неверном лунном свете едва заметно светились красным, а взгляд был прикован к двум оленям, которые отошли от места ночлега своей стаи. Слух Югриса обострился сейчас настолько, что он слышал, как под деревом, на котором он сидел, скреблась мышь. Напряженный, он случайному зрителю показался бы статуей, настолько прекрасно выполненной, насколько и жуткой являлось его естество. Сами же олени не догадывались о том, что их время одного из них уже близится к концу, а где-то за пределами бытия врата звериного Рая уже открыла чья-то костлявая рука.Впервые за многие часы, Юргис сделал глубокий вдох, словно настраиваясь на нужную волну и оттолкнулся от дерева. Рывок его занял доли секунды и неудивительно, что олени не успели осознать, что произошло, когда одному из них, крупному, но далеко не старому самцу, в шею впились длинные острые клыки, обрывая жизнь животного. Второй олень всхрапнул, дёрнулся в противоположную сторону и, ослеплённый страхом, убежал.Вампир пил оленью кровь, прикрыв глаза, наслаждаясь каждым глотком и не позволяя ни единой капле упасть на землю. Он держал уже мёртвое животное в стальных объятиях, делая редкие вдохи, наслаждаясь добычей и ночной тишиной леса, ни одна птица не встрепенулась, потревоженная его охотой. Однако, как и всё хорошее в этом мире, наслаждение Юргиса тоже приближалось к завершению, он уже слышал тяжелый бег трёх или четырёх крупных животных. Ветер уже принёс ему волчий запах, смешанный с запахами трав и огня, и юноша знал, что это мчатся на поляну давние противники "хладных" - оборотни. Вскоре он увидел их - они вышли на поляну из тени деревьев и остановились, молчаливо глядя на него желтыми глазами. Трое крупных, намного крупнее своих диких собратьев, волков стояли ромбом - один, видимо, главный в этой компании и двое позади. Этот, стоящий впереди, волк, переступил лапами, фыркнул и сел, всем своим видом показывая, что превосходство сейчас на его стороне. Он смотрел на Юргиса с усмешкой в глазах, зная, что как бы силён ни был стоящий перед ним вампир, если в его голове есть хоть грамм разума, он не вступит в битву. Юргис же, так и не оторвавший губ от шеи оленя, смотрел на оборотней со всем ему доступным чувством личного достоинства, без страха глядя предводителю прямо в глаза. Если бы у него спросили, почему он не ушел сразу, только услышав их бег, он бы не дал ответа. Если бы ему задали вопрос "чем ты руководствовался, зачем сделал то, что сделал?", Юргис не ответил бы. Потому что и сам не знал. Но он оторвался от шеи животного и поднял голову, не давая клыкам снова уйти в дёсны, и, не разжимая рук, не позволяя оленю упасть, он провёл языком по зубам, не нарушая зрительный контакт с волком. В вампирских глазах сейчас плескалось хищное удовлетворение, напополам смешанное с вызовом. Юргис выпрямился, мощным толчком бросил тушу прямо к лапам сидящего оборотня, развёл руки в стороны, как бы показывая гостям на свои угодья и ухмыльнулся. Его изнутри словно распирало неизвестное доселе чувство, словно ребёнок бросил в дикую реку огромный камень, прекрасно осознавая, что у этого действия будут последствия, распространяющиеся намного дальше осознаваемого им мира. Но Юргис поддался этому порыву. Поэтому он с непоколебимым видом стоял на ночной поляне, похожий на древнее божество, обманчиво гостеприимно разведшее руки в стороны, как бы уговаривая оборотня на другой стороне поляны принять это гостеприимство. Юргис улыбнулся, сделал поклон в половину своего роста, так и не отрывая взгляда от оборотня, который в этот момент не мог, да и не хотел отвернуться или как-то пошевелиться, опустил руки и исчез. То есть, конечно же, он не исчез, а убежал, но выглядело так, словно вот он стоял и тут же пропал, оставив после себя лишь ветер и тушу оленя, которая никуда и не делась, лежа под лапами оборотня, сидящего в авангарде.***