День 2. Слежка. (1/1)
Фандом: Хоббит.2. Галлюцинации.Кили бродит по коридорам Эребора почти каждую ночь. Натыкается на камни, еще оставшиеся от старых, разрушенных Смаугом, стен; спотыкается о заржавевшие топоры. Так много оружия валяется под ногами, словно под Горой прошел дождь из стали, но Кили все равно почти не опускает глаз.- Ты так себе нос когда-нибудь разобьешь, - замечает Фили, прислоняясь к стене и скрещивая на груди руки.Он, не отрываясь, смотрит на брата, который, пыхтя, перебирается через каменный завал, и нет, чтобы помочь.- На той неделе уже было, - отвечает Кили, вытирая пот со лба. - Не помнишь, что ли?- Ну, значит, снова, - легонько пожимает плечами Фили, а в уголках его рта, прикрытая косичками усов, прячется улыбка.Кили фыркает и бросается на брата, пытаясь шутливо ударить кулаком в плечо и, конечно же, спотыкается о древний ржавый шлем (откуда он только здесь взялся? Вроде бы в глубине Горы бои не шли) и падает. Падает прямо в объятия Фили. Тот обнимает Кили крепко, прижимает к себе и в коридоре на миг делается очень тихо, даже дыхания не слышно. Гробовая, мертвая тишина.- Тебе мало дырок в твоей шкуре? - тихо шепчет Фили, поглаживая Кили по груди, и тот морщится, а потом тянется поправить брату волосы, перепачканные в чем-то темном, засохшем.- Дядя расстроится, - отвечает от также тихо.- Как всегда, - согласно вздыхает Фили, приподнимает голову и мягко целует Кили.Нежный поцелуй все длится и длится, не прерывается ни стонами, ни влюбленным шепотом. Тишина пологом накрывает коридор. Молчит и Торин притаившийся в дальнем конце коридора. Когда-то он негодовал, кричал грозился прибить, разлучить, отослать в разные края Средиземья. Теперь же только жадно смотрит.- Ну что ты опять босиком выскочил-то?Сонный, усталый голос за спиной разбивает тишину, заставляет Торина подпрыгнуть и обернутся.- Замерзнешь ведь. Идем обратно.Двалин протягивает ему плащ, а когда Торин не берет, почти насильно закутывает его.- Но там... мальчики, - бессильно шепчет Торин, снова оглядываясь и не видит боль, мелькающую в глазах друга.- Опять? - только и спрашивает Двалин.- Да, сам погляди.Торин с готовностью отодвигается, но Двалин только хмурится и качает головой.- Настойку пил? Ну, конечно же нет. Вот тебе и мерещится всякое. Идем, Торин, идем. Двадцать лет прошло. Все давно кончилось. Идем.Торин подчиняется мягкому голосу и уверенным рукам, разворачивающим его в нужную сторону, идет, морщась от боли в исколотых ступнях. А за спиной ему слышится смех и легкий шорох. Те, кого он видит почти каждую ночь, идут следом.