созвездия (1/1)

впервые Рик признаёт, что без Морти всё будет в три раза хуёвее, чем есть на самом деле, когда выходит из комнаты детоксикации. точнее, признаёт не он?— а его токсичная копия. пиздюка не видно, вокруг тонны грязи, гнили, вон там чей-то труп, о боже, надеюсь, это не Морти?— Рик орёт:?— Мо-ооорти! —?вопль напускно злобный, раздраженный, он не хочет, чтобы пацан чувствал себя особенным или кем-то типа того. слабый бульк в луже какого-то говна заставляет его подохнуть от облегчения. очищенный Рик, Рик без токсинов, чувствует себя великолепно?— о боги, он себя так легко лет пятьдесят не ощущал точно. на сидящего справа внука удивительно наплевать: если сейчас на них наедут федералы и потребуют отдать мелкого Смита, он не будет сомневаться. и отдаст, и даже доплатит, чтобы они наконец-то забрали этого раздражающего сопливого щенка. обычно Рик хочет убиться об угол стола, или там вынести свои невъебенные мозги каким-нибудь дохуя опасным лучом, когда с этим чмошником что-то случается. а с ним случается?— и непременно плохое, настолько плохое, что Морти рискует остаться без ног, без рук, иногда в него стреляют, ещё его часто пиздят во всяких барах, где Рик бухает и ничего кроме алкогольного водопада не видит. пацан исправно огребает?— мама не горюй, и Санчезу потом хуёво, и ладно бы от водки, ладно бы от виски со льдом или всякой прочей дряни. хуёво из-за того, что в груди или где-то там ёкает?— противно, будто в область расположения диафрагмы с размаху вогнали ржавую лопату, и он ходит с этой лопатой, как дебил, задыхается, но нихуя не делает. Рик вообще редко что-то делает, поэтому поговорка ?что посеешь?— то и пожнёшь? для него приобретает двойной смысл, но думать над этим некогда, потому что Морти, допустим, снова въебали пару пуль в предплечье, в лодыжку, в живот, он истекает кровью, твою-то мать, ну сколько же можно. после детоксикации мыслей о том, что пацан ходит по краю лезвия (ну или по ободку унитаза, что вероятнее) каждый грёбанный день и рискует подохнуть где-то в космосе на сраной грязной заправке, не остаётся?— Рику чисто похуй, и это прекрасно. тем же вечером, часов через восемь, он простреливает токсичному Морти левую ногу и?— блаженно ничего не чувствует. ему наплевать на жизнь этого малолетнего уёбка настолько, что узнай об этом кто-нибудь, он бы непременно расплакался. никто не узнаёт. Рик стреляет ещё раз?— попадает в правую ногу, новая дырка от пули идентична старой, и он мысленно хвалит себя аккуратность. хрипы и вытьё токсичного внука бесят, просто невероятно бесят?— и потому третий выстрел оглушает токсичного Санчеза, у которого в глубоко посаженных, льдистых, бешеных глазах пустота, ненависть и?— о да?— первобытный ужас. бог любит троицу, и Рик смеётся над тем, как слаба его токсичная версия, ебануться, убивается по какому-то там сопляку, их тысячи, сотни тысяч?— в любой момент беги и меняй. сопливый Санчез не меняет?— он рычит, натурально рычит и соглашается, что, да, ему важен этот малолетний дебил с задержкой в развитии, да, давай уже, делай это, старый урод?— делай нас снова куском из вечной-бесконечной боли, из загонов, из трепетных, блять, чувств, и?— вишенка на торте самомнения, изюминка в безглютеновом кексе из эгоизма?— надежд на то, что с пиздюком всё будет в порядке. ну хоть когда-нибудь; возможно, когда он сам подохнет. ещё через три недели Морти?— снова Морти. и, Рик надеется, пацан не помнит?— ну или тупо не понимает?— как он дохуя важен. к счастью, Морти молчит, ему непривычно снова ощущать себя идиотом, уродом, дебилом, куском дерьма на подошве общества, отсталым подростоком с вагоном и маленькой тележкой комплексов, безгранично отупевшим долбоёбом… можно продолжать до бесконечности; Рик любит его унижать, его торкает без укола, но в этот раз они единогласно решают больше никогда не соваться в спа-салоны и малодушно не поднимают эту тему. спустя ещё два дня Рик нажирается в ебаную беспросветную срань и прилетает домой на тарелке в час ночи. ни в одном из окон не горит свет, везде тьма, сожранная до скелета, но Рик замечает тусклое мерцание телека в гостиной?— и мешком валится в поржавевшую к ноябрю траву. трава отсыревшая, ледяная, он стопудово подхватил бы воспаление лёгких, не будь невъебенно гениальным и не умей проводить профилактику всех возможных в трёх ближайших к их Галактике болезней. в стеклянном хмельном небе стылая крошка звёзд, пролитая пена Млечного пути, и Рик бывал на планетах, где ночная хмарь гораздо, гораздо круче?— но сердце снова заходится галопом, как в первый раз, когда тебе шестнадцать, ты пьян и влюблён в этот ебаный мир, гуляешь до темноты и пялишься в простывшее небо на битое стекло звёзд. будто он какой-то там Морти, который готов ссать кипятком, когда видит звездопад. обычный звездопад, самый земной и самый скучный?— Рик может назвать семь планет, на которых звездопад куда охуеннее, но не называет. этих жёлтофутболочных полудурков очень легко удивить. момент, когда Морти появляется в поле зрения, безнадёжно проёбан, Рик решает притвориться мёртвым?— не прокатывает. менталитет Морти?— что-то типа загадки появления пирамид Гизы. у него две грани: первая?— не слушай своего пизданутого деда, шли его нахуй, да, он это заслужил, пусть помучается со всем этим говном один; и вторая?— Рика нельзя бросать, он не грёбанный тамагочи, не мягкая игрушка со вспоротым животиком, даже не сломанный напополам карандаш, чтобы выкинуть его. в этот раз в борьбе побеждает вторая сторона, пацан пристраивает свою тощую жопу на капот летающей тарелки, который всё ещё хранит под собой тепло аккумулятора-микровселенной, и складывает свои ебаные руки на острых коленках. на нём тонкая куртёшка, на улице?— ветрина такой, что какую-нибудь анорексичку типа пиздюка непременно сдует. Рик игнорирует?— получается отвратительно; он внезапно чувствует холод, по копчику вниз-вверх ползают мурашки, а Морти тихонько говорит, и его голос не звучит противно, скорее?— успокаивающе:?— Рик, тебе конечно наплевать на своё здоровье, н-но не мог бы ты встать? ох, как же ему похуй, кто бы знал. Рик катает во рту тяжёлый язык, он абсолютно не в состоянии вести задушевные беседы, но за каким-то хуем не шлёт Морти в пизду:?— отвали, М-морти. в глазах рябит от звёзд?— Санчез знает название каждого созвездия наизусть, он знает буквально всё обо всём, может рассказать Морти, что мир вокруг?— просто атомы и молекулы, по сути этот мир?— ничто из ничего, но глаза цепляются за белые точки, и Рик задумчиво тянет:?— видишь, видишь вон те три звезды, пёс? —?оторвать руку от раскисшей, но порядком промёрзшей земли?— целый подвиг, она будто бы выросла в кашу из грязи и мёртвой травы, но у Санчеза получается. он смазанно тычет пальцем в три яркие звёздочки на ослепительно-синем, бормочет под нос. —?во-ооон там, М-морти, даже слепой еблан бы увидел, давай. наконец, Морти кивает. этот кивок дёрганный, но такой, каким должен быть?— немного неуверенный и неуклюжий, как у всех Морти.?— в-вижу, Рик. ты, ты о тех звёздах, которые в Большой медведице??— блять, да нет же,?— Рик взмахивает пальцами и с трудом поднимает себя, почти за шкирку, чтобы схватить тонкую лодыжку в джинсе и опрокинуть пацана на полысевший газон, ржавый и почти мертвый, прямо как метафорические (потому что настоящие в полном порядке) механизмы в его сердце. —?в-вот, вот эти три звезды, слепой ты щенок. Морти сидит на жопе ровно, открыв рот, но всё равно нихуя не видит. в конце концов, через десять минут и одного силком уложенного на землю внука до парня доходит?— и он улыбается, будто только что открыл новый химический элемент, или купил любимое мороженое по акции: ?три по цене одного!? ну или пошёл на свидание с той рыжей шмарой. зачем ему это надо, нахуя?— Рик не понимает, но бубунит себе под нос историю появления этого созвездия. сначала с точки зрения мифологии, затем?— с научной, Морти слушает внимательно, а его несёт всё дальше и дальше. Санчез продолжает?— с Ориона перескакивает на Лебедя, позже?— на Овна, потом на Псов — ещё и стебёт между делом пиздюка, смотри, созвездие в твою честь, щенок — а после Псов, Андромеды, Кассиопеи и ещё десяти вспоминает о чёртовых Медведицах… все восемьдесят восемь созвездий заканчиваются в седьмом часу утра. после обеда, как раз когда Рик вгонят мелкому в жопу универсальное противовирусное, чтобы тот не загнулся от бронхита, на седую башку заботливо надевает?— в переносном значении, разумеется?— ведро, а потом пиздит по нему молотком осознание. Морти нужен ему сильнее, чем он сам нужен этому тупоголовому дебилу. который из всех созвездий запомнил только ебучего Ориона и Большую медведицу.