8. Свист. Вечера в обители мертвецов (1/1)
?Навсегда ничего не бывает?Л.Н.Толстой ?Война и мир?Могильные стены давили. Из раза в раз они не меняются, из года в год остаются такими же однотонно-белыми и это… угнетает. Я никогда не понимал, почему Рыжий так любит это место. С самого попадания в Дом я провёл здесь достаточно времени, но никогда не считал Могильник чем-то успокаивающим. Это место ассоциировалось у меня с постоянной болью, окутывающей тебя цепкими паучьими лапками, кривой улыбкой Волка и перепуганными глазами Смерти. Это место мне не нравилось.Что потолок, что стены?— палата была одинаковой, и даже распахнутые шторы, впускающие уличную серость, не помогали. Уныло. Хотелось распахнуть форточку и закурить, вот только ни Стервятник, ни кто-нибудь из тех, кто меня сюда притащил, не додумались захватить пачечку сигарет и припрятать их мне под матрас. Да и в соседних палатах не было никого, кто дал бы прикурить. К тому же, спина всё ещё болела, так что больше двух шагов я не смогу сделать даже с костылём. Оставалось только сидеть и выворачивать шею, стараясь заглянуть в окно. Вдалеке виднелись Расчёски. Я и сам не заметил, как начал насвистывать себе под нос. Старые привычки никуда не исчезают.Я почти задремал, когда раздался тихий неуверенный стук. Дверь в палату открылась. К моему удивлению, немного нервно оглядываясь по сторонам, словно опасаясь того, что здесь может быть кто-то, помимо меня самого, в комнату въехал Курильщик. Слегка растрёпанный и с огромными мешками под глазами, он всё равно искренне улыбнулся, когда увидел меня. Впервые за долгое время я улыбнулся в ответ.Курильщик подъехал достаточно близко, положил на тумбу небольшой пакетик с двумя апельсинами (где он их только достал?), а потом уставился в сцепленные на коленях ладони. Мы долго молчали.Самым обидным в нашем молчании было то, что я мог много всего рассказать. Я был готов пересказать Курильщику все пять лет на Изнанке, рассказать про Лизу, которая осталась там, поведать о том, что снова не могу перепрыгнуть и завершить тем, что у меня снова начала болеть спина. Но Курильщик бы не поверил. Не поверил бы ни в Изнанку, ни в Лизу, и только покрутил бы пальцем у виска, уезжая. Он мог бы поверить, разве что, только в больную спину, но мне это было не нужно. Это и расстраивало.—?Ну, как ты тут? —?неуверенно спрашивает Курильщик, решаясь, наконец, поднять на меня глаза. Тут уж мне становится непонятно, хочется расплакаться от этого примитивного вопроса или рассмеяться. Но всё равно нахожу в себе силы ответить:—?Как видишь… сижу. На самом деле, тут так тошно, даже сигарет нет. Прикурить не найдётся? —?доверительно наклоняюсь к Курильщику и последнюю фразу говорю практически шепотом. Потому что я точно уверен?— у него есть. Просто не может не быть.Он снова пугливо озирается, словно боится, что нас поймают и отведут к Акуле, который упрячет нас в Изолятор, а потом практически незаметно кивает. Я хватаюсь за свою сигарету, как астматик за ингалятор, и пока Курильщик неторопливо закуривает, я выкуриваю уже половину. Курим мы, надо сказать, тоже молча.Но эту тишину нельзя назвать неприятной. Это скорее та тишина, которая говорит намного больше любых других слов. Тишина уютная. на мгновение в моей голове мелькнула мысль о том, что Курильщик единственный во всём Доме человек, с которым у меня такая тишина.—?Ты же знаешь о том, что произошло с Помпеем? —?от его вопроса рука дергается, практически незаметно, но пепел всё равно хлопьями сыпется на больничное одеяло.—?Конечно знаю. Такие вещи тут разлетаются быстро. Не без помощи Логов, конечно.Не могу не заметить, как от одного упоминания о Бандерлогах Курильщик сглатывает, практически незаметно, скорее по привычке, съёживается, а потом начинает пялиться в окно, хмурясь. Это не удивительно. Налёты на Фазанов никогда не были для меня секретом, а Курильщик ведь раньше был одним из них. Постоянно об этом забываю. А что касается Логов… Первое время Лэри и Конь даже настоятельно приглашали меня в свою шайку. Правда, я отказался, о чём до сих пор ничуть не жалею.—?Помню, как они только формировались,?— со смешком выдаю я, чуть не подавившись табачным дымом, а мой друг переводит на меня любопытный взгляд. Сам не знаю, почему, но мне захотелось пуститься в воспоминания,?— Лэри тогда, кажется, услышал что-то настолько интересное, что, пока несся на всех порах к Коню, умудрился разбить себе колени. С того времени они часто всякие сплетни разносили, и это казалось… нормальным. Но тогда их было только двое, а сейчас?— целая шайка. Хотя, признаю, польза от них есть до сих пор.Курильщик сидел молча, продолжая свои попытки посмотреть в окно, но я прекрасно понимал, что он меня слушает, и делает это очень внимательно. Потому что он был не настолько глуп, чтобы отворачиваться от человека, готового ответить на его многочисленные вопросы и что-то рассказать. Поэтому я кинул окурок в пустую вазу для цветов и воодушевлённо продолжил:—?Ты же вообще не представляешь, какого это, всю жизнь провести здесь, я прав? —?Он потупил глаза и быстро кивнул, словно стыдился своего нормального, не поломанного детства,?— Мне было семь, когда я сюда попал. Мираж?— восемь. Тогда не было чётких сформированных стай, как сейчас, были только люди Чёрного, и люди Волка. Чёрный ужасно на него злился, потому что половина Хламовных стали Чумными. Но, надо сказать, у Волка всем нравилось. Он умел превращать всё в игру. Умел рассказывать сказки…Курильщик сдавленно что-то буркнул. Неужели никто в Четвёртой не обговаривал с ним хотя бы самые основные аспекты? Быть этого не могло! Такую попытку, наверняка, предпринял Шакал, а зная его методы, и зная Курильщика…—?Именно благодаря Волку и Табаки как раз появились Ночи Сказок. Презабавное было время… Меня, кстати, сначала именно к Чёрному и определили, но мы приехали летом, и к началу осени я уже успел подружиться с Шакалом, и хорошо знал Стервятника и его брата. Волк отбивал меня у Чёрного с такой кровавой дракой, что даже некоторые старшие пришли на это посмотреть.Я тихо усмехнулся этим воспоминаниям, а когда бегло взглянул на Курильщика, заметил, что он смотрит на меня во все глаза. Смотрит внимательно и слушает с таким благоговением, словно я вот-вот открою ему неизвестную никому, спрятанную за семью печатями тайну.Вот только в один миг моя улыбка скривилась от воспоминаний о прошлом выпуске. Красная лужица, показавшаяся тогда каждому целым озером, не меньше, от которого так и не смог отмыться ни один из нас. Истеричные крики одной из уцелевших старших, Спички. Кажется, в ту ночь она сошла с ума и сразу после Дома отправилась в психушку. Но, конечно, ничего из этого своему другу я не решился сказать.Я помрачнел, и от Курильщика это не укрылось, он стал смотреть на меня ещё внимательнее. Говорить совсем расхотелось, поэтому я только грубовато бросил:—?А с девушками мы не общались, потому что за такое общение прошлые старшие сильно поплатились. Мы просто не хотели повторять чужих ошибок. Чёрт знает, что Слепой решил нагородить… Может, и он умом тронулся…Я облизал губы и почувствовал, как в горле пересохло. Курильщик, кажется, хотел спросить о чём-то ещё, но вовремя понял, что рассказывать я больше не намерен. Поэтому просто протянул ещё одну сигарету. Мы закурили, и в палате снова повисла тишина.—?Слушай, Курильщик,?— не вынимая сигареты из зубов тяну я, хотя уже чувствую, что вот-вот обожгусь,?— ты же хорошо рисуешь, я прав?Он снова кивает. В моей груди разрастается какое-то странное, давно забытое чувство надежды. Я стараюсь сделать вдох, но мне всё равно кажется, что это чувство вот-вот разрастётся до невозможных размеров и поглотит меня целиком. Странная это вещь, надежда. И пугающая.—?А если я попрошу тебя нарисовать одного человека… Но только по памяти. Ты сможешь?Я вижу, как он мнётся. Потерянный взгляд мечется из стороны в сторону, пальцы цепляются за коляску. Неужели откажет?—?Ну, это сложнее, чем рисовать с натуры,?— Нет, только не это… Не смей отказывать мне, Курильщик! —?но я могу попробовать.От переизбытка чувств я улыбаюсь и давлюсь сигаретным дымом. Пока я откашливаюсь, Курильщик достаёт из рюкзака, в котором притащил апельсины, блокнот и карандаш. Теперь надо решить, как описать ему Лизу, чтобы он не задавал лишних вопросов.Я мучал его, наверное, часа два, если не больше. Когда Курильщик протянул мне листок, он устало потёр глаза, которые наверняка болели, а я вцепился в лист тонкой бумаги как в спасательный круг. Передо мной действительно было она, моя Лиза, девушка, которую я люблю больше всего на свете. Я и сам не заметил, как улыбнулся, вглядываясь в такие полюбившиеся мне черты.—?Слушай, а кто это? Если не секрет…Я отвожу взгляд от листка и аккуратно прячу его под подушку. Долго думать над ответом для Курильщика не пришлось, потому что я продумал его заранее:—?Да так… Приснилась.Он кивает моим словам, но, видимо, не очень им верит. И я его прекрасно понимаю, если бы мне пришлось жить в Четвёртой под начальством Слепого, я бы тоже никому не верил.Курильщик смотрит на большие часы, висящие в коридоре, которые прекрасно видно из моей палаты, и немного устало улыбается мне на прощание. Я не прошу его остаться, потому что прекрасно понимаю, насколько сильно его задержал, поэтому только благодарю его за апельсины и прошу об ещё одной сигаретке про запас.Правда, он останавливается в самых дверях и поворачивается ко мне. Изучает меня взглядом несколько секунд, а потом неуверенно начинает:—?Послушай, раз уж ты всё знаешь… наш Лорд…Я прекрасно понимаю, что он хочет сказать. Для этого ему даже не нужно заканчивать предложение. Если бы кого-то из моей стаи увезли в Наружность, я бы, сутки напролёт окруженный состоянием нервозности состайников, тоже нервничал. Даже если бы никогда не общался с этим человеком. Поэтому я лишь стараюсь ему как можно мягче улыбнуться:—?Р Первый вернёт его. Не переживай. Каким бы Слепой не казался бесчувственным говнюком, он наверняка уже об этом позаботился.Курильщик неловко кивает, а потом, ещё раз попрощавшись, выкатывает свою коляску в коридор. Когда дверь за моим гостем закрывается, я достаю из-под подушки рисунок и снова закуриваю.Я не засекаю время, но Мираж входит в палату ровно в пять. Она на несколько секунд замирает в дверях, словно опасается того, что я могу её прогнать. Когда этого не происходит, сестра неловко улыбается мне и проходит вглубь палаты. Засовывает руку в глубокий карман своего платья, выуживая оттуда ещё один апельсин, и кладёт его на прикроватную тумбочку. Теперь их три. Она останавливается возле меня и начинает мять рукава своего платья, словно старательно подбирает тему для разговора.—?Как ты?Я принимаюсь жевать нижнюю губу, испытывая сильнейшее чувство дежавю. В отличие от Курильщика, Мираж стоит на своих двоих, и для того, чтобы смотреть на неё во время разговора, мне приходится задирать голову.—?Я в порядке, спасибо что спросила,?— стараюсь улыбнуться, но тут скорее выходит оскал. Я практически уверен в том, что сестра тут по поручению Стервятника, но почему тогда он не пришел сам, раз ему что-то нужно? Или не прислал кого-то из птенцов? Мираж только вздыхает.Сестра всеми силами тянет из себя добродушную улыбку, а я вглядываюсь в неё внимательно, и никак не могу понять, зачем она пришла. Раньше мне всегда удавалось читать Мираж, словно книгу, но с каждым годом это становится всё сложнее. Либо она совершенствует свои навыки, либо я тупею.Мираж смотрит на меня долго, практически не отрывая глаз, и не говорит ни слова. Эта тишина меня настолько злит, что, кажется, у меня начинают скрипеть зубы. Но не могу же я снова выплеснуть всю свою злость на Мираж. Мы и так с ней не ладим последние… несколько лет? Да. Кажется, всё начало разваливаться именно после моего первого Прыжка.Она неловко трёт шею, словно чувствуя моё раздражение, и устремляет на меня разноцветные глаза. На одно мгновение мне становится не по себе, потому что на один короткий миг я вижу в ней отца. Меня начинает мутить.—?Я пойду,?— она делает несколько маленьких шагов назад, словно ждёт, что я её остановлю. Но я не собираюсь этого делать. И она это знает.Я провожаю её взглядом до дверей, не прекращая гадать над причиной её визита. Мираж замирает в дверном проёме и оглядывается по сторонам. Видимо, ни одна Паучиха, и даже Янус, не знают о её нахождении здесь. Меня это забавляет. Неужели нельзя лучше продумать план? Или подгадать момент, чтобы в Могильнике было как можно меньше народу?—?И ещё,?— она поворачивается ко мне и снова засовывает руку в карман, но уже в другой,?— я слышала, тебя тут ещё подержат. В общем, я подумала, тебе пригодится.На тумбочку возле апельсинов ложатся две пачки сигарет. Новые, нетронутые, девственно обернутые своей прозрачной плёнкой. И пока я стараюсь вспомнить слова благодарности, Мираж уже скрывается в коридоре, даже не попрощавшись. Да, ей моя благодарность и не нужна.