Глава четвёртая: Гроза и радуга. (1/1)

Больница. Белые полы, белые стены, белый Киун в белом одеянии воображает белое облачко. Одинокое маленькое белое облачко, плывущее по чистому небу. В конце коридора появляется счастливая молодая пара. Девушка прикрывает едва округлившийся животик, а её возлюбленный сдувает с неё пылинки с благоговейным видом. Они присаживаются рядом с Киуном. Под его воображаемым облачком появляется полянка с семейством кроликов, кушающих радугу и какающих бабочками. Эта приторная парочка определённо вывела бы его травмированную из-за беременности душу из равновесия, если бы это ни были Ято-гами и Ики Хиёри.— Добрый день, — Сохраняя свойственную сдержанность сказал шинки.— Ой, здравствуйте, Киун-сан. Вы тоже на осмотр? — Ики засмущалась.— Как видите, — Ки положил руку на живот, неразличимый под монашескими одеяниями. Но тут он почувствовал, что что-то не так... Что-то и воображаемое облачко стало чёрной тучей, и кролики разбежались, и полянку залило, и вот он уже слышит гром и видит молнию. Так, стоп. Нет. Как он может видеть и слышать то, чего нет на самом деле? Неужели это...— Тору-кун! Не спали больницу!— Хорошо, папочка! — Раздался настолько невинный детский голосочек, что подверженное перепадам настроения сердце родителя растаяло. Оба малыша с ангельским личиками прибежали из детской комнаты, обняли папу с двух сторон и прижались под крылышко. По их бровкам-домикам, очень грустным глазкам и оттопыренным губкам Ки сразу понял, что дело пахнет керосином.— Прошу, скажи, что ты не пробил крышу, — шёпотом, будто в молитве, спросил родитель.— Папочка, я тебя та-ак люблю! — Расплакался тёмненький источник энергии. Ки молча уставился в одну точку. Когда его нервная система успокоилась, он буркнул под нос что-то вроде: "Родственнички", и с вздохом откинулся на белый стул, воображая радугу.— Хоть не храм богини бедности... — В это же время к кабинету подбежал низенький храмой старичок и, с третьего раза открыв дверь, жестом пригласил пациентов зайти. Киун с обречённым видом проследовал за ним. Он уже был готов, что за время его отсутствия произойдёт апокалипсис.— Присаживайтесь, — Донеслось откуда-то издалека. Шинки едва понимал, что происходит. Он машинально сел, достал папку со справками, анализами, документами... Все его мысли были лишь об одном боге грома, который в последний момент убёг на собрание. Ведущий уже видел, как высказывает любимому богу за все грехи, как до него донеслось:— Очка, — Что за "Очка" — Непонятно. Киун очнулся от фантазий и обнаружил себя на кушетке. Тот самый старичок водил чем-то по его оголённому животу и повторил:— У Вас девочка, — А, вот оно что. Девочка... Девочка. Девочка! До шинки наконец дошло. Он дождался! Он дождался нежного маленького ангелочка! К чёрту молнии, пробитую крышу и свалившего Такемиказучи! Апокалипсис отменяется!***И Киун, и Такемиказучи ждали ангелочка. В итоге родился маленький чертёнок. Ками-тян была копией Таке, только волосами пошла в Ки. Когда её только принесли домой, только положили в кроватку, она казалась хрупкой куколкой. Из её обители ей была видна светлая макушка Куроды и слышны чьи-то громкие прыжки. Минуту спустя появилось пухлое личико, едва выглядывающее через бортик. Тору-кун смотрел на сестрёнку такими же красными глазами. Едва он потянулся к её носику, как малышка потянула игрушку, привязанную к крутящемуся мобилю, и тем самым дала брату по лбу. Тору взгрустнул, а Ками рассмеялась. Негромко, сдавлено, как все маленькие дети. С тех пор Тору невзлюбил Ками, а когда Курода подул ему на лобик — понял, что его старший братик, пусть и шумный, но самый лучший! Так продолжалось какое-то время.Вот уже крошке Ками исполнилось три годика. Ребята играли прятки в саду. Младшенькую всегда находили первой, и, на её взгляд, это было несправедливо! Дабы восстановить справедливость, она решила спрятаться в сарае. Обычно, туда запрещалось заходить, но она видела, как её братишки здесь прятались. Тору застал её залезающей на чердачок, но ничего ни сказал.— Вот пусть её найдут там и наругают! — Подумал он. А Вот Ками была счастлива!— Здесь уж точно меня никто не найдёт! — Хихикала она. Через какое-то время послышался скрип лестницы. Малышка затаила дыхание и крепче прижалась к тёплым деревянным брусьям. — Вот братишки удивятся! Как я хорошо спряталась! — Проговаривала она про себя. Однако залез лишь один человек, и был это кто-то из взрослых.— Ками-сама, что вы здесь делаете?! Как вы смеете не слушаться своих родителей! — Этот гневный голос Секиуна она узнала бы из тысячи. Её спустили вниз и собрали всех остальных детей. — Вам было велено не приближаться к старому зданию! Если я ещё раз узнаю о чём-то подобном, последствия вы запомните на долго! Ками-сама, я мог ожидать это от кого угодно, но не от вас! Что за позор! Ваши родители так дорожат вами, ни кого они не опекают так, как вас, а чем вы им отвечаете?! Я не потерплю такого неуважения в адрес своего господина, даже от его детей! Так как господин и ведущий отсутствуют, я назначу наказание сам! — От чего-то всё внутри Тору клокотало. Он не мог пропустить мимо ушей всё сказанное.— Секиун-сан, вы сами говорите, что мы дети вашего господина, так почему вы повышаете на нас голос? Ками-тян могла и не знать о запрете. Вы не должны её ругать!— Секиун-сан, решения о наказании должны приниматься нашими родителями, не забывайтесь. По-моему, эта тема уже обсуждалась? — Холодный голос Куроды пронзил всех насквозь. Этот голос, эта манера речи, пугающий взгляд вместе с кровавыми глазами влияли сильнее, чем тот же взгляд ведущего, а его Секиун знал как никто другой. Он будто вернулся в тот день, когда его бог переродился, а Микки...— Я сообщу об этом господину. Обязательно сообщу, — Он сложил руки за спиной и поспешно ушёл. Радостная Ками бросилась на шею Тору.— Братик, ты круче всех! — Тору немного зардел, но, видя довольную мордашку, обнял её в ответ. Никому нельзя обижать его сестрёнку!