История Первая. Недотыкомка. День Первый (1/1)

Я очнулся в пустом автобусе. На щеке подсохла слюна. Крепко спал. Ну и сон мне приснился. Вроде меня зарезали. Да, скверная история вышла в свое время. Я, старший сержант полиции, Сычев Семен Семенович, должность такая-то, такого-то числа в девять ноль-ноль заступил на службу по охране общественного порядка. Так начинался мой рапорт. В пятнадцать двадцать от оперативного дежурного поступил приказ проследовать на адрес. В общем, на адресе было двое пьяных. Из них один с травматом. Тот, что с травматом, погиб от моих рук. В рапорте я указал, что целился в ногу. Но, где нога, а где грудь. И кто мне поверит, что этот олух решил пригнуться. От срока меня отмазали, но из органов пришлось уйти. На контракт.Почему за окном лето? Ладно, предположим, поножовщина была во сне. Но, почему я в зимней одежде? На мне камуфляжный бушлат, натовский хэбэшный комок. В карманах ключи от дома, деньги россыпью и телефон. Какое число? На телефоне 28 декабря 2018 года. За окном лето. Может я снова оказался в пустыне? Нет. За окном вполне русский лес. Вышки ЛЭП тоже наши. Значит, Россия. Как я здесь оказался? Вспышка перед глазами. Мои предсмертные слова: ?Да, солнышко, пойду?. Я еще переживал, что она слишком легко одета. А смысл куртку брать? Здесь лето. Интересно, куда я пришел? И что было до этого? Меня зарезали? Или нет? Куртка чистая. Кстати, почему я в камуфляже? Ах, да. Я его купил, чтобы не переодеваться на работе. Камуфляж – универсальная одежда. Можно извозиться в пыли, а потом спокойно доехать домой на метро. Да в нем, хоть в театр иди. Куда бы меня не отвела эта кошка, надо разведать обстановку. Так сказать, провести рекогносцировку на местности. Расстегнув куртку, выхожу из автобуса. Слепящее солнце бьет в глаза. На секунду зажмурился. Ничего. К резкой смене климата нам не привыкать. Так было и на Кавказе и в Сирии. Зато добираться пришлось не военным бортом, а вполне приличным икарусом. Чем плохо? Лепота.От основной дороги отходит небольшой проезд. За деревьями виднеются ворота. Интересно в рай или в ад? Нет, ну если предположить, что поножовщина не была сном? Кстати, а почему я решил, что умер? Для тридцатипятилетнего военного пенсионера я чувствую себя очень даже ничего. Правда, комок стал великоват. На воротах меня встретил ангел в женском обличье. Крепкая статная фигура. На лицо лет семнадцать. Особые приметы: длинная золотая коса.– Привет. Ты, наверно, только что приехал?Я смотрел на нее, не сводя глаз. Потом вздохнул. Куда мне, старому вояке, до такой юной красоты? Спросил первое, что пришло на ум:– Эм… Да. Слушай, но апостол Петр вроде был с бородой.Девушка строго вопросительно на меня посмотрела. Потом до нее дошло, в синих глазах мелькнула искринка:– Намекаешь, что мы в раю? Нет, здесь хорошо, но это всего лишь пионерский лагерь.Я должен был догадаться по форме. Синяя юбка, белая рубашка почему-то с шевроном советского школьника. А главное, галстук. – Ну, да. Чего это я? – я глупо усмехнулся, – Тем более, для попадания в рай есть одно условие.– Какое? – девушка заинтересованно склонила голову набок, рукой взялась за косу.– Разве не знаешь? Для этого надо умереть. Еще желательно не убивать и не красть. Так что, мне не светит.– Ну, ты шутник, – она звонко рассмеялась, как могут смеяться только деревенские девушки из советских фильмов, – ладно, вижу, настрой у тебя что надо. Значит, у нас не заскучаешь.Поправила косу, спохватилась.– Мы не познакомились. Я Славяна. Но все зовут меня Славя. И ты зови.Она из Сербии? Из Болгарии? Не помню таких имен в России. – Семен. Но все зовут меня Семеном. И ты зови.Почувствовав шпильку, девушка нахмурилась.– Зачем дразнишься? Разве так должен вести себя пионер? Я к тебе со всей душой…Кажется, я ее расстроил. Надо спасать ситуацию.– Простите, мадам, я старый солдат и не знаю слов любви… – Я состроил максимально серьезную рожу. Славянка прыснула.– Клоун ты, а не солдат. Ладно, идем, покажу домик вожатой. Надо разместить тебя.– Это да. Еще бушлат скинуть бы.– Сём, – девушка посмотрела на меня очень внимательно, – Тебе не жарко в такой куртке? – Н-е-е, она ж на синтепоне, – Я ожидал вопроса, не холодно ли в ней зимой и ответил бы так же. Но, она на секунду задумалась, спохватилась:– Ой, мне надо бежать. Сейчас расскажу, как дойти, дальше сам. Сначала прямо на площадь, потом налево мимо умывальников. Во втором ряду последний справа домик вожатой. Зовут Ольга Дмитриевна. Понял?– Так точно, – год на гражданке, но армейские фразочки проскакивают.Я пошел осматриваться на территории. Практически все здания из вагонки. Крыши круглые. С таких снег счищать задолбаешься. Разве что, клубы выглядят более менее прилично. На входе хорошенькая милашка лет семнадцати. Грустное личико обрамляют фиолетовые волосы с двумя хвостиками. К ней подбегает рыжая девчушка лет четырнадцати, что-то показывает. Грустняшка кричит. Мелкая заливается смехом. – Эй, малая! Зачем подругу травишь? – привычка вмешиваться в чужие конфликты, как элемент профдеформации мента, – Сама дофига храбрая?Смех прекратился. На меня уставились две пары чудесных глаз. Зеленые грустные с удивлением, голубые плошки рыжей с немым вопросом. – Слышь, большой, иди своей дорогой.– Ах ты… – я удержался от продолжения. Она ж ребенок. Схватить, да оттаскать за уши. Нет. Несолидно для мужика, которому четвертый десяток. Вздохнул, успокоился.– Малая, давай отойдем, обсудим один вопросик.Смесь удивления и страха. Я усмехнулся.– Да не боись, не трону. Солдат ребенка не обидит.– Я и не боюсь, – смущенно фыркнула девочка.– Вот умница, заодно домик вожатой покажешь. Я вроде как заселяюсь.– Ладно, большой, идем. И я не малая. У меня имя есть.– Какое же?– Ульяна.Я представился и некоторое время мы шли молча. – Ого, какой большой плац, – мы стояли перед заасфальтированной площадью, – Пошли в обход?– Дурак? Зачем в обход?– А ты хочешь строевым или бегом? По плацу только так. Походным шагом через плац не ходят.– Точно контуженный. Это не плац, это площадь Генды.– Ну, раз площадь, – я хмыкнул. Слишком долго пробыл военным, – Присядем?Она пожала плечами, мол, хочешь сидеть, как старый пень, давай сидеть.– Ульян, хочу рассказать одну историю, – я замолчал, собираясь с мыслями, – В общем, было у нас во дворе два парня. Друг за друга в огонь и воду. И вот один узнал, что друг боится собак. Всяких. Крупных, мелких. Даже болонка вызывала у него смесь паники и отвращения.– Ну, болонок и я не люблю.Я кивнул:– Да, иногда ведут себя не очень. Так вот, первый друг, узнав про слабость второго, стал его травить своей болонкой. Это же так весело. Псина заливается лаем, друг едва не плачет. Прошло много лет, а мне до сих пор стыдно. И у меня больше нет ни болонки ни друга.– А болонка куда делась?Я пожал плечами:– Бросилась под колеса камаза. Увидела Серегу и побежала через дорогу. Это же так весело, травить друзей, правда?– Слушай, Сем, ну, ты можешь извиниться.Я покачал головой.– Не могу, – не говорить же ребенку, что Серега повесился через десять лет, что когда ему было плохо, рядом не было никого.– Почему? – Ульяна грустно посмотрела на меня.Я улыбнулся, прогоняя скверные мысли:– Потому, что, малая. Ты ж перед грустняшкой не хочешь извиниться. Ладно, пойду заселяться.– Дурак ты, Семка. А грустняшку Лена зовут– Спасибо, запомню. Привет ей передавай.Домик вожатой отличается архитектурой. Тоже из вагонки, но имеет двускатную крышу. Я постучал. Тишина. – Разрешите! На койке валяется милая шатенка лет двадцати пяти. – Семен, заходи. Меня зовут Ольга Дмитриевна, я вожатая вашего отряда. На ужине познакомишься с товарищами. Жить будешь со мной, так как мест больше нет, ты прибыл последний. Форма висит в шкафу. Я сейчас отлучусь, ты пока располагайся, переодевайся.Она открыла дверь, но обернулась:– Пожалуй, пришлю кого-нибудь из кибернетиков. Пусть покажут лагерь.Рубашка, шорты почти до колен. Для лета очень даже неплохо. В Саратове нам выдавали пустынную форму. Тоже включала в себя шорты. Ничего плохого не вижу. Как повязать галстук? Зеркало бы найти. Все же, нарушение формы одежды это серьезный дисциплинарный проступок. На óчки, конечно, не отправят, но нарываться не хочется. Зеркало обнаружилось в шкафу. Но… Оттуда на меня смотрел пацан, каким я был в десятом классе. Или в одиннадцатом? Прыщей вроде нет, значит, в одиннадцатом. С дрожащими ногами сажусь на кровать. Вдох-выдох. Надо успокоиться. Дурак, думал чего колено перестало болеть. Правильно. На тот момент, я еще не прикрывал колонну в Сирии. Меня не вытаскивали из-под обломков с простреленным коленом. И мужика на груди не было. Я успокоился. Бывало хуже. Руки есть, ноги есть. Даже не болят. А проблемы надо решать по мере их поступления. Первая проблема – завязать галстук. Либо виндзор, либо ханд-виндзор. Других узлов не знаю. На улице хорошо. Жара спадает потихоньку. Я вдохнул полной грудью свежий лагерный воздух. Лепота.– Ты Семен?Я вздрогнул от неожиданности. Передо мной стоял кудрявый светловолосый паренек. Интересно, здесь вообще есть брюнеты, кроме меня? Или сюда отбирают детей по расовому признаку? За брюнетку более-менее сойдет грустняшка. Но кто знает, что под фиолетовой краской?– Да, Семен, – я с трудом вышел из раздумий, – А ты, стало быть, кибернетик?Парень открыто улыбнулся. – Он самый, – протянул руку, – Электроник– Дай угадаю. А фамилия у тебя Сыроежкин?– Ага. Только не говори, что я похож на Электроника из фильма. Меня поэтому так все и называют.– А по паспорту?– Бьют не по паспорту, бьют по морде, – он засмеялся, – Ладно, шучу. Сергей я по паспорту. Но только тссс… Это секрет.Я пожал плечами. У каждого свои странности. – Ладно, пойдем, Терминатор, проведешь мне экскурсию, с местными порядками познакомишь.– Да какой я Терминатор? Я советский электроник. Добрый и безобидный.– Да-да, наслышаны мы про мирные советские тракторá.Люблю открытых людей. Такие не подведут. И всегда придут на помощь. Вырастет Серега, станет основательным парнем, крепким семьянином и все у него будет хорошо. Если первая чеченская не сломает его. Или крах Союза. Или бандиты не прибьют. Почему-то я решил, что нахожусь не в раю, а вполне себе в прошлом. И судя по тому, что Электроник знает Терминатора, в конце восьмидесятых. А может, я попаданец в параллельный мир? Не помню, чтобы у нас стояли памятники Генде. Вообще, не знаю такого деятеля. Хотя, рожа кажется мне знакомой.И пионеров старше четырнадцати. Для подростков у нас был комсомол. Потом стало можно записаться в панки, любера или скинхеды. Но все предпочитали комсомол. Там делать ничего не надо.Раздался сигнал горна. У нас на полевых выходах пытались ввести эту чушь, но проще оказалось оповещать личный состав через громкоговорители. – Это к чему сигнал? Я плохо разбираюсь в горнах.Электроник закинул руку за голову, на секунду задумался.– Это к ужину. Погнали быстрее.Возле столовой мы столкнулись с Ульянкой и еще одной рыжей девчонкой. Вторая чуть постарше, на голову выше. Рубашка хулигански завязана под грудью узлом. Галстук на руке повязан на манер напульсника. Эх, молодость. Когда-то тоже панковал. До армии. Я кивнул на рыжую Сыроежкину:– Рокерша?Он опасливо зашептал:– Это Алиса Двачевская по кличке Два Че. Но она очень не любит…Рыжая крикнула: – Что ты сказал? Иди сюда!– Ололо, пора отсюда сваливать.Электроник рванул со скоростью пули, а я что, дурак, что ли, бегать? В армии набегался. Да и пообщаться с такой яркой девушкой...– Беги, брат, я ее задержу!Алиса злобно посмотрела на меня: – С тобой позже разберусь.Я преградил дорогу: – Давай сейчас. За Терминатором бежать устанешь и голодной останешься.Меня с силой оттолкнули:– В Бога уверовал, что такой смелый?И убежали. А я остался один. И почему-то глупо заулыбался. Гопота, конечно. Но красивая гопота. Ладно. Война войной, обед по расписанию.В столовой свободное место нашлось только рядом с мелкой. Интересно, рыжие все подорванные? Я поставил тарелку на стол, буркнул: – Приятного, – и почти приступил к приему пищи, как меня окликнули.– Сем, а Сем, – рыжая лукаво улыбалась, – Ты чего такой чернозем?Я тупо уставился на нее:– Что? Ах, ты дразнишься? Ну дразнись, малая, дразнись. Уши-то надеру после ужина.– Если догонишь, – она рассмеялась и показала язык.Я склонился над тарелкой. Та-а-ак… А куда делась котлета? – Малая, за кражу котлеты я тебя еще и ремешком отхожу.Ульянка посмотрела на меня честными обиженными глазенками:– Дурак, что ли? Не трогала я твою котлету. Смотри.Действительно, в тарелке только ее порция. Я удивленно воскликнул: – Ну ты и жрать! Мясорубка стахановская.Рыжая вздохнула:– Ладно, сейчас принесу тебе порцию, голодающий с Поволжья.Ну вот, еще и пюрешку забрали. В армии, однозначно, было проще. Бигус и тухлый минтай из моей тарелки никто не воровал. Через минуту перед носом оказалась тарелка. Я поднял глаза: – Молодец, малая, исправляешься. Орден Сутулого тебе повесим. С завязками на спине.– Кушай, сутулый. Приятного аппетита, – девочка как-то ехидно улыбнулась.Я кивнул и принялся за котлету, пока снова не отобрали. А под котлетой, мать твою, Джонни, там была сколопендра! Или сороконожка. Не разбираюсь я в них. Привычно откинул тварь в сторону и продолжил жевать. В полях еще не такая гадость в еду залезала. По срочке, вообще как-то с помойки галеты утаскивали. А что? Голод не тетка, пирожками не подогреет. Галеты все равно в упаковке. Кстати, откуда тут сколопендра? Я подозрительно покосился на разочарованную девочку. В глазах обида от неудавшейся шутки. Ну, теперь понятно, кто у нас любит насекомых.– Ульян, спасибо за мясо, но я сырое не ем. В следующий раз хоть приготовь нормально.Бедный ребенок хлопает глазами. Как так? Должен бы закричать, испугаться. Я продолжил:– Если будешь мужа кормить сырым мясом, сбежит к Алиске.Она справилась с разочарованием, обиженно пробурчала:– Почему к Алиске? Она вообще готовить не умеет.Я пожал плечами: – Ну, купит пельмени, – я посмотрел на пустую тарелку, подцепил сороконожку ложкой, – Будешь? А то я доем.Девочка дернулась, прикрыла рот рукой и с криком ?Дурак!? убежала. Ну, вот, так всегда. Не понимают моей доброты. – Спасибо, ужин был великолепен!Из окошка мойки выглянула полная уставшая женщина, улыбнулась:– Рада слышать, приходи еще.– К вам, непременно. Я всегда благодарю поваров. Обычно они спрятаны и благодарность перепадает официанткам. А это неправильно. – Пионер, стой, – повариха высунулась из окна, замахала рукой, – Ты на полднике не был, тут булочки остались. Будешь?– Какой пионер от булок откажется? Само собой, буду.Женщина улыбнулась:– Вот молодец какой, другие нос воротят. Или раздербанят или вообще не берут.Я пожал плечами:– Дети, что с них взять. Спасибо за угощение.Закинуть балабас в тумбочку и гулять. Надеюсь, здесь нет тупого прапора, который начнет вытряхивать вещи на пол? Кажется, я облазил весь лагерь. Поболтал со Славей, закрывающей ворота, зашел к Электронику в клуб. Там был странный паренек, Шурик, на лицо один в один герой Кавказской пленницы. Вопреки опасениям, Сыроежкин не остался голодным. Чайник, печенье. Все, как в армии. Кто сидит в клубе или каптерке, может попить чай в любое время. А простые смертные ждут приема пищи. Или прячутся от командиров. Смеркалось. Ноги сами вынесли меня к столовой. Как в ментовке. Ноги сами несут тебя туда, где творится бардак. А бардак в лице рыжей банды пытается взломать замок.– Девушки!Алиска повернулась ко мне:– Иди, куда шел. Или побежишь к вожатой?Я нахмурился. В стукачестве меня никто не обвинял. – Да нет. Сам справлюсь. А с чего это я стукач? Может, не люблю, когда нарушают уголовный кодекс?– А, так ты мусорской? Еще хуже.Ну, к мусору мне не привыкать. И к менту и еще десятку оскорблений.– Обзываешься, – мой голос прозвучал наигранно обиженно, – А я хотел пригласить милых дам на ужин под открытым небом.Ульянка прыснула:– Тоже мне, кавалер-червеед. Опять будешь сколопендру предлагать?Я прищурился:– Напомни, кто мне подложил ее в тарелку?Мелкая сложила руки на груди:– А кто сожрал, не поморщившись?– Сколопендру я тебе оставил.– А я о чем? – девчонка показала язык, – Кавалер-червеед!В спор вмешалась Алиса:– Что у тебя на ужин?Я вздохнул:– Всего лишь, булочки с полдника. Зато много. Здесь есть, где чай вскипятить?Алиса задумалась:– Только у вожатой и у кибернетиков. Но оба варианта мимо.Я кивнул. С вожатой знаться хулиганке не по понятиям, а с Сыроежкиным у них отношения так себе.– Значит, план такой. Ульяна, ты бежишь к кулибиным, просишь у них кипяточку, а мы идем за булками. Встречаемся слева от ворот под деревом.– Эй, почему я? – рыжая сверкнула голубыми глазищами, – Типа, самая мелкая?– Нет. Просто, у Алисы отношения с ними не очень, а я иду за булками. Насчет кипятка, скажешь, я попросил. Теперь, – я набрал воздуха в грудь, – Бегом… Марш!– Есть, товарищ полковник! – и рванула метеором.– Всего лишь младший сержант в запасе. Сзади раздался ехидный голосок:– Чего ты там младший сержант?Я вздрогнул:– Нет. Ничего. Мысли вслух.Хлопок по плечу: – Пойдем за провиантом, вояка. По дороге расскажешь, что за форма на тебе была.Я вздохнул. Разведчик из меня не получился бы:– Это не форма. Просто камуфляж из военторга. В нем на работу ходить удобно. Можно не переодеваться.Алиса непонимающе посмотрела.Я продолжил: – Ну, на складе пыль, грязь. На цивильной одежде ее видно, а комок сам под цвет грязи. Удобно же.– Молодец, не все летом подрабатывают. В лагерь прямо с работы поехал?Я пожал плечами:– Домой хотел заскочить, но меня подреза… – я осекся, если девочка узнает правду, общению конец. В дурку не сдаст, но избегать станет, – Ну, в смысле, пришлось на автобус торопиться.Алиса кивнула: – А военные замашки откуда? Суворовец?– Типа того. Там долгая история, а врать не хочу.Меня со всей дури хлопнули по спине:– Правильно, Сема. Не хочешь рассказывать, не надо. А то, что врать не стал, молодец.Я поморщился:– Напомни, никогда не переходить тебе дорогу. У тебя тяжелый удар.– Ха! Хорошо. Но я лучше с кулака напомню, если что.– Как Электронику? Девушка нагло заулыбалась. Хотя, какая она девушка? Пацанка и есть пацанка. Но, классная. Встретить бы ее лет десять назад, когда одиночество еще не приросло ко мне родным тельником, когда три топора не поселились в моем холодильнике. Из ужасов войны я знал… Да, кое что уже знал. Например, что после ночи в окопе и цинка патронов ствол чистить бесполезно. Так и ходил с грязным стволом. Более менее стреляет и ладно. Как-то приехал проверяющий из министерства. Крику-то было. Еще знал, как хранить летом трупы. Их надо обложить льдом. Странно, но не Кавказ стал причиной моего одиночества. Вовсе нет. Я не просыпался в холодном поту, не бухал от флешбеков. Было что-то другое. Я оставался травимым школьником. Да, определенно. Десятый класс на меня слишком сильно повлиял. Срочка сразу после одиннадцатого не прибавила уверенности в себе. И то, что до самого дембеля мне суждено было проходить духом, оставило глубокий след. Да такая девочка на меня б не посмотрела десять лет назад. Несмотря на командировки, я оставался замкнутым забитым мальчиком, но никак не мужчиной. А стал ли я им? То, что у меня есть орден, дающий право называть себя мужиком, ни о чем не говорит. Это там я мужик. А на гражданке я спивающийся грузчик. Хотя, кажется, мир дал мне второй шанс. Я улыбнулся. Ну, теперь заживем!– Закончил хандрить? Мы пришли.Мысли все еще не хотели меня отпускать, но недотыкомка потихоньку разжимала объятия. Я огляделся по сторонам: – А где Ульянка?Рыжая пожала плечами: – Еще не пришла. Ты о чем думал так усиленно?– О недотыкомке, – я пообещал себе быть честным с Алисой, таким прямым людям нельзя врать, перед ними нельзя кривить душой.– Это что?Я уселся на траву:– Когда-то я упарывал поэзию Серебряного века, и был там такой гражданин Федор Сологуб. Много было хмурого, тоскливого, я бы даже сказал, безысходного, – я спохватился, ну какая поэзия этой оторве, улыбнулся, – Да тебе, наверно, неинтересно.Девушка опустила глаза, покраснела и тихо спросила: – Почему?Чего я от нее не ожидал, так это смущения. – Ну, – чувствуя, как краснею, я чуть не начал оправдываться, мол, девушкам такое не интересно, – хм… на чем мы остановились?– На недотыкомке, – подсказала Алиса.– Да, так вот, недотыкомка врезалась мне в память и преследует до сих пор. Послушай.Я начал медленно, вспоминая давно лежащие на дне памяти строки:– Недотыкомка серая Всё вокруг меня вьется да вертится, То не Лихо ль со мною очертится Во единый погибельный круг? Алиса села рядом, жадно заглядывая в глаза.– Недотыкомка серая Истомила коварной улыбкою, Истомила присядкою зыбкою, — Помоги мне, таинственный друг! Уже я смотрел в светло-карие, почти желтые глаза, умоляя помочь: – Недотыкомку серую Отгони ты волшебными чарами, Или наотмашь, что ли, ударами, Или словом заветным каким. Голос стал хриплым от волнения: – Недотыкомку серую Хоть со мной умертви ты, ехидную, Чтоб она хоть в тоску панихидную Не ругалась над прахом моим. Наступила оглушающая тишина. Оба не могли вымолвить слово, как бывает, когда наружу вырывается что-то слишком личное и остается лишь молчать.Наконец, Алиса тряхнула рыжими хвостиками:– Ну, чудес от меня не дождешься, умертвлять вроде рано, но навешать могу!Я с нежностью улыбнулся: – Вот начну хандрить, сразу бей.– И я добавлю, – раздался голосок мелкой бестии.– Ульянка, за что?Малая аккуратно поставила военный котелок на землю:– За то, что ребенка эксплуатируете. Горячий котелок пришлось нести, да еще с этими занудами ждать, пока чайник закипит.– Бедный ребенок, – я распахнул объятия, – Иди я тебя пожалею, булками накормлю.Ульянка подозрительно покосилась на кулек: – Без червяков, надеюсь?– Ну, я ж не ты.– Дурак!– Знаю, – улыбаюсь. Я никогда не был таким счастливым.