Мать, сестра, любовник, небо Глава 6 (2/2)

— Ты несешь чушь, — проворчал Спейд.

— Я знаю!

— Это будут не единственные последствия сегодняшнего дня, — предупредил его Реборн. У него потеплело на сердце, когда он увидел, как его ученик вырос до его статуса; после этого он мог ожидать более формального признания своего правления.

— Я разберусь с этим по мере необходимости. Прямо сейчас мне не помешало бы что-нибудь поесть.

***

Два помощника Цуеши суетятся перед ним, ожидая, когда другой заговорит первым. Как и следовало ожидать, тишину нарушает Солнце.

— Босс, нам надо поговорить. Насчет Интен-сама.

— Я знаю. Мы не можем продолжать в том же духе, — с тех пор как его сын привел юное небо домой, Цуеши был непоколебим в своей преданности. Он был советником, представителем, эрзац — родителем — и все же он не принес никакой клятвы Тсуне-сама. Сначала потому, что молодое небо было неудобно с формальностями, и почему-то с тех пор эта тема не поднималась. Это позорная ошибка.

— Я положу свой меч к его ногам, — он уже платит самую высокую дань, которую позволяет их небо; он понимает, почему существует этот предел, но он все еще раздражает. Тсуна-сама достоин всего. — И я намерен предложить ему владение Такесуши, если он согласится. У кого-нибудь из вас есть возражения? — У них — нет. Цуеши улыбается: вот уже почти двадцать лет он сам себе хозяин, и ему нетрудно забыть об этом.

***

Вернувшись домой, Тсуна застал свою мать плачущей в объятиях Бьянки. Шамал, сидевший рядом с ними, встревоженно поднял руки, защищаясь.

— Я не виноват!

Это привлекло внимание Наны, и внезапно она сжала Тсуну в объятиях, полных слез.

— Тсу-кун, мне так жаль! — Тсуна неловко похлопал ее по спине и попытался понять, о чем она говорит. Возможно, это как-то связано с пламенем дождя, которое он теперь ощущал внутри нее.

— Я говорила все эти ужасные вещи, — продолжала Нана. — Ты никогда не был никчемным, и я этого не видела! — Она извинялась за это?

— Ты хотела, чтобы я был счастлив, — сказал Тсуна. — Все в порядке, мама. — Он подвел ее к дивану. Он заметил, что на ней шарф Фууты, а на столе чайные чашки. Ламбо помчался наверх и вернулся с плюшевой игрушкой для нее.

Тсуна заметил бы, если бы у его матери было скрытое пламя. Но был способ заставить пламенно активного человека казаться беспламенным… печатью. Он обменялся взглядами с Реборном.

— Мама, прости, что я ничего не заметил.

— Ты не мог знать, Тсу-кун. Это было, когда ты родился… О, этот ужасный человек!

— Кто? — Тсуна моргнул.

— Твой отец… он сказал, что мне не нужен красивый голубого цвета… он сделал меня такой… и я все еще люблю его, — она снова расплакалась. Бьянки открыла было рот, но Тсуна предостерегающе посмотрел на нее. Сейчас им не нужны были ее взгляды на «любовь побеждает все».

— Коленные чашечки и локти, — мрачно пробормотал Реборн.

— Шамал, по твоему медицинскому заключению, с мамой все в порядке?

— Физически все в порядке — ты можешь чувствовать себя теплее, чем обычно, Нана-тян, или замечать изменения в энергии или аппетите; это нормально, — кивнул Шамал. — Это не редкость для женщин, активировать пламя во время родов. Пламя Наны-тян стабильное, так что не о чем беспокоиться.

— Пламя? Так вот как оно называются? — сказала Нана.

— Хиии? Он даже не… — Тсуна глубоко вздохнул и взял себя в руки. — Да, Мама. Это нечто драгоценное и тайное, и у многих людей оно есть. Вот видишь. — Он создал на ладонях маленький небесный шарик.

— Ара! — она накрыла его ладони своими. — Такое нежное и яркое. Совсем как Тсу-кун, а?

Теперь он собирался заплакать. Сколько же времени прошло с тех пор, как его мать в последний раз сделала ему безоговорочный комплимент? И это неестественно — сделано с ними.

***

Хаято вертел в руках чашку, ожидая, когда чай начнет завариваться. И-пин весь день угощала взрослых чаем и нуждалась в отдыхе. Хаято нужно было что-то делать, чтобы не отвлекать Тсуну-сама от матери. Он мог чувствовать эмоции, бурлящие в его небе, гнев и горе, а также более сложные вещи. Это место Хаято — служить, а не добавлять проблем Тсуне-сама.

Он осторожно отнес поднос с чаем в гостиную. Даже спустя несколько часов его колени были как желе в присутствии своего неба. Ему потребовалась вся его дисциплина, чтобы не упасть к ногам Тсуны-сама и не поцеловать их. Вместо этого он налил чаю и выпрямился, ожидая дальнейших распоряжений.

Тсуна-сама взглянул на него и похлопал по дивану рядом. Хаято сел и обхватил руками небо. Пламя такой всепоглощающей мощи, и он хотел его, доверял ему. Он замурлыкал.

Нана моргнула и впервые заметила его. Хаято дернулся; формально она была взрослой в этом доме, и она могла решить, что не хочет видеть его там. Если Хаято придется жить в коробке в переулке, чтобы служить своему небу, он это сделает.

— Хаято-кун, ты ведь очень любишь моего Тсу-куна?

Хаято кивнул в волосы Тсуна-сама.

— Тогда я рада, что ты здесь, — Нана наклонилась и чмокнула Хаято в лоб. Он вдруг крепко зажмурил мокрые глаза.

— Эй, а Лаки Ламбо тоже будет плакать?

— Как будто тебе нужен предлог, ковбой, — Хаято фыркнул.

— Ты злой, тупица.

— Не надо плакать, Ламбо, — сказал Тсуна-сама. — Но у меня есть для тебя очень важная работа — решить, что есть на ужин. Я подумал, что мы могли бы сделать заказ, и дать маме немного отдохнуть.

— Наверное, я устала, — сказала Нана. — Но я приготовлю пир на Новый год!

— Договорились, — просиял Тсуна-сама. — Я обещаю объяснить тебе все, что ты пропустила.

— Я знаю! — Ламбо взбежал по лестнице и вернулся с раздражающей базукой. Прежде чем кто-либо успел среагировать, он прицелился в И-пин и выстрелил.

— Будущая доставка рамена! — И-пин поставила на стол миски.

— Не могу поверить, что это сработало, — проворчал Хаято.

И-пин подмигнула.

— У меня есть кое-что особенное для Ламбо-тян, — она протянула ему миску с нарисованной на ней зеленой ковбойской шляпой. Ламбо нетерпеливо открыл ее.

— Эй, это же брокколи рамен! Я достану тебя за это, И-пин!

— Тебе придется ждать десять лет, чтобы все было честно~!

— Это будет одно из тех длинных объяснений, не так ли? — Нана взяла миску с голубой цифрой 7.

— Боюсь, что так, мама, — Тсуна-сама вздохнул.

— Ничего страшного, если ты оставишь это на другой день, — сказала она. — Я уверена, что вы двое хотели бы побыть наедине.

Хаято стал ярко-красным.

— Надеюсь, вы используете защиту.

— Хииии? Мама!

— Не волнуйся, Нана, я купил им презервативы на Рождество, — Реборн опустил свою фетровую шляпу.

— Хиииии! Сэнсэй!