Скрытое небо Глава 2 (1/2)
С появлением Реборна распорядок дня Тсуны изменился. Теперь он вставал за полчаса до завтрака и отправлялся на пробежку, а Реборн в костюме Йоды сидел на его спине. У его наставника очень странное чувство юмора. С каждым днем расстояние, которое он пробегал, становилось все длиннее, поскольку эффект печати ослабевал. Каждый раз, когда он ослаблял печать, он становится менее неуклюжим, чуть менее сонливым и рассеянным. Словно всё время носишь слишком маленькие ботинки... Он никогда не думал, что делать после полного снятия печати, а просто хотел снова стать целым.
А потом Реборн сказал, что его ждёт жизнь мафиози.
Серьезно?
Хотя на самом деле это не так уж и плохо по сравнению с тем, что происходит с ним сейчас. Он надеялся, что его чёрная полоса когда-нибудь закончится, и у него появятся друзья и хранители. Правда, друг и хранитель пока у него только один; за неделю, прошедшую со встречи с Гокудерой, взрывной парень стал постоянной частью его жизни. Было немного необычно, что Гокудера любит получать приказы и подчиняться, это делало его счастливым. Что ж, Тсуна и сам не совсем нормальный. Рядом с Гокудерой он чувствовал себя в безопасности, ведь несмотря на то, что подросток выглядел, как хулиган, благополучие Тсуны всегда стояло для него на первом месте, а Тсуна не чувствовал себя в безопасности с тех пор, как ему исполнилось пять.
Очень скоро Нана пригласила Гокудеру на завтрак.
Когда Тсуна и Реборн вернулись с пробежки, Гокудера приготовил им чай и кофе. А потом они вместе пошли в школу.
— Собираешься вступить в какой-нибудь клуб? — Спросил Тсуна.
— Я еще не думал об этом, Десятый. Ты ведь в клубе каллиграфии?
— Да, — это было одно из немногих занятий, в которых он преуспевал и, к счастью, ему это нравилось. — Я подумывал заняться графическим дизайном. Я не позволю мафии завладеть всей моей жизнью.
Гокудера склонил голову набок, размышляя об этом. Это была еще одна вещь, которая нравилась Тсуне в его Урагане: он думал о том, что сказал Тсуна. И он быстро понял, что Тсуна предпочитает слышать честные ответы, а не лестные.
— Было бы здорово снова сыграть на пианино, — сказал он наконец.
Так после занятий Тсуна повел Гокудеру в музыкальную комнату. Президент клуба подозрительно посмотрел на них.
— Пианино? Ты?
— Да, и что с того? Но я уже давно не практиковался.
— Угу, конечно. Ну садись, посмотрим, как много ты помнишь.
Сначала он играл осторожно, а потом подключилась мышечная память, и Хаято заиграл знакомую Тсуне мелодию, правда, названия он не знал. Остальные музыканты оставили свои занятия, чтобы послушать игру Гокудеры.
— Эй, здесь есть какие-нибудь ноты? — закончив играть, спросил Гокудера.
Началась суматоха, собрали все возможные ноты.
— Гокудера-кун, ты ведь знаешь, где меня найти, когда закончишь? — сказал Тсуна.
— Да, да, — рассеянно ответил Гокудера, листая бумаги, которые ему дали. Тсуна улыбнулся про себя и выскользнул за дверь. Он также не собирался позволить мафии быть всей жизнью Гокудеры.
***
Если вы спросите кого-то о Ямамото Такеши, он скажет, что бейсбол — его мир, его жизнь. Сам Такеши сказал бы так же, вот только он избегает вопросов. Потому что за пределами вопроса — пустота, и она растёт. Его сверстники создают для него место, и он подстраивается под него, крутится, показывая им то, что они хотят видеть. Но кто он, когда никто не смотрит?
Он отрезает от себя кусочки, чтобы соответствовать их ожиданиям. Хотя он вкладывает всего себя в бейсбол, это всего лишь игра, игра, которой слишком мало, чтобы удержать его. Вот почему он наблюдает за тем, кто так не похож на него. Их класс не оставляет места для Савады. Они называют его никчемным — Такеши никогда не делал этого, не мог — и он не обращает на них внимания. Не хочет, чтобы они видели, как он медленно поправляется. Цель Савады далеко, и он никогда не останавливается.
Такеши наблюдает за ним и поражается. Потому что когда он смотрит дальше — немного вбок - цвета смещаются и становятся чем-то другим, и Савада сияет. Такеши не знает, что тот скрывает, но должен узнать.
— Савада-кун, можно тебя кое о чем спросить?
— Хиэ? Конечно, Ямамото-кун, что-то случилось?
— Я заметил, что в последнее время ты стал гораздо более целеустремленным, — или просто перестал прятаться. — Не мог бы ты дать мне совет?
— О сохранении мотивации? — карие глаза скользят вбок, ловя свет, мерцающий оранжевым. — Не знаю, полезно ли это, но я решил, что не должен быть таким, как все говорят. — Тепло окружает его, как летний солнечный свет; Такеши не знает, почему, но он чувствует себя лучше.
***
Когда Тсуна в следующий раз видит Ямамото, его рука перевязана. Тсуна не может не задаваться вопросом, помог ли его совет, ему всего четырнадцать, не тот возраст, чтобы давать жизненные советы. Он знал, что пламя Такеши уже около года активно, но он слишком застенчив, чтобы подойти раньше. А у такого популярного человека, как Ямамото, нет причин говорить с Тсуной. Интуиция говорила, что нужно что-то сказать, и он надеялся, что с Ямамото все хорошо.
Прозвенел звонок к концу урока.
— Встретимся после клуба, Десятый? — Спросил Гокудера.
Один из их одноклассников пискнул:
— Знаешь, ты должен называть его Никчемный Тсуна.
— Я знаю, что говорю, придурок!
Тсуна фыркнул себе под нос. Неужели они не заметили, что думает о нем Гокудера? Он не скрывает этого.
— Хорошо, я пока займусь домашним заданием, Гокудера-кун, — в те дни, когда у него не было занятий в каллиграфическом клубе, Тсуна проводил время в комнате дисциплинарного комитета по настоянию Хибари (что значит, что если он пытается уйти, Хибари бьет его тонфа и возвращает назад). Сегодня, однако, он с помощью гиперинтуиции читал книгу на итальянском. И это странно — понимать каждое прочитанное слово.
Крик снаружи оторвал его от чтения.
— Смотрите, кто-то на краю крыши! Он собирается прыгать? Это Ямамото—кун… О чём он думает? Только из-за сломанной руки?
Тсуна вскочил. Лучше бы это было не из-за его слов. Он побежал на крышу и сразу заметил бейсболиста. Он не выглядел так, словно собирался прыгнуть: он сидел на краю, свесив ноги, опираясь на здоровую руку и наблюдая за облаками. Тсуна сел рядом.
— Хорошее место для размышлений?
— Маа, я вызвал переполох, не так ли?
— Чуточку, — Тсуна заерзал. — Тебя это беспокоит? То, что я сказал вчера?
Ямамото промычал отрицательный ответ.
— Приятно это слышать. Только я не знаю, кто я такой, кроме бейсболиста.
— Я все еще работаю над этой частью, — признался Тсуна. Сидя так близко, он мог чувствовать пламя дождя другого подростка. — Не хочешь завтра пообедать с нами?
Ямамото улыбнулся настоящей улыбкой, так непохожей на его искусственную.
— Мне бы этого хотелось.
Он подтянул ноги и встал; непривычный к своей поврежденной руке, он потерял равновесие и соскользнул с края.
Тсуна, не раздумывая, бросился за ним, призывая пламя. Он поймал Ямамото — а тот, очевидно, умел летать, это было бы неплохо узнать на пять секунд раньше, — и они мягко опустились на землю.
Не отдавая себе отчета, пламя Тсуны потянулась вперед, предлагая; пламя Ямамото ответило. Во второй раз он ощутил момент бессловесного, бесформенного понимания, почувствовал, как чужой элемент гармонирует с его.
Дождь изумленно уставился на него.
— Ты это почувствовал?