Первый псалом: Спящая красавица (1/2)

Рабочий день тридцать первого августа 23179-го года от подписания Хартии Повиновения начался для Мисселины не с чашки кофе.

Впрочем, она толком не ложилась спать уже вторую неделю, буквально погрязнув в традиционном, но до зубного скрежета буквоедском столетнем отчёте для Отдела Охраны Труда. До заветной академической должности она и сама там работала, а, уходя в преподавание, уже понадеялась, что они распрощались навсегда.

Не тут-то было. Каждый – о Скифа с Церцеей! – век этот никому не нужный, в несколько локтей свиток напиши и почтовой птицей отправь.

Женщина выдохнула, пригладила выбившиеся из пучка светлые кудри, показавшиеся осерчалыми и злыми на её собственном фоне, и продолжила корпеть над отчётом.

Не то чтобы сон был чрезвычайно важен для ангелов её ранга и возраста: в былые времена, во время практики в Отделе Регулирования Популяции Низших Существ, ей однажды доводилось не высыпаться с месяц подряд. Но нынешнее сытое и спокойное бытие в Школе наложило свой отпечаток на привычки дамы.

Кабинет, в котором она сидела в восточном крыле, был ничем не примечателен.

Рабочий стол, пара кресел, диван для посетителей, много белого мрамора и такого же белого света, сочащегося из огромных окон в пол. В небольшом мезонине – стандартный Фонтан Истины, положенный ей по должности. Завершала эту пастораль фреска с монументальной птицей Рух, уносящей в лапах остров с грешниками.

Иногда Мисселина недоумевала, кто и когда решил, что ангелам нравится именно белый. Много белого. Слишком много белого. И все эти жуткие картины Страшного Суда в качестве акцента угадаете на чём? Правильно, на белом!

Ей, например, очень шёл изумрудный и все оттенки синего. А ещё было бы неплохо заиметь шторы в кабинет. В месте, где нечасто бывает плохая погода, необходимая, знаете ли, вещь.

Внезапный удар маятника прервал вялые размышления женщины. Посмотрев на настенные часы, стрелка которых передвинулась на деление с изображением креста, Мисселина засуетилась. Взяв со стола двусторонний раструб, она приложила его к губам.

– Геральд, у нас гости.

***

Сначала было слово. И слово это было нецензурное.

Виктория открыла глаза. Над ней простиралось бескрайнее небо непривычной, противоестественной голубизны, на котором, словно нарисованные, висели белоснежные перья облаков.

«Красиво, – пронеслось на периферии сознания девушки, - но, дьявол, как же больно!». Она вновь чертыхнулась. Тело буквально пульсировало, словно его разорвали на миллиард клеток, а теперь поспешно собирали обратно.

Когда Виктории было четыре года, она ездила с родителями на озеро Мичиган. В один из дней отец взял её на рыбалку, чему предшествовали долгие слёзные уговоры и шантажистские требования опытной малолетней манипуляторши.

Увидев ряд лодок на берегу, Вики обезумела от радости. Увы, счастье было недолгим. Одна из лодок находилась в процессе ремонта. Сиденье на носу было снято, а удерживающие его болты – нет. На них-то и прилетела охочая до приключений задница ребёнка, огласившего воем всю округу. Возможно, в тот день жители окрестностей уверовали, что в их лесах живёт мичиганский оборотень… Орущую девочку это не волновало.

Так вот, сейчас болело гораздо… ГОРАЗДО сильнее. Особенно досталось голове. «Я упала? – предположила Виктория. – Упала. Потеряла сознание. Получила кровоизлияние. У меня парализовало конечности. И теперь я буду вынуждена коротать свой век в доме инвалидов, изредка навещаемая отцом».

Быстренько живописав эту картину, девушка попробовала пошевелить ногами – ноги шевелились. С руками вышла та же ерунда. Маленький внутренний ипохондрик, впрочем, не спешил униматься: «Значит, у тебя сотрясение мозга, которое несомненно даст осложнения. Начнутся сильная близорукость, постоянные приступы мигрени при смене погоды, возможно даже невралгия в шейном отделе позвоночника, и прозябать остаток жизни ты будешь в компании горба, вина и пятнадцати кошек».

Виктория пощупала голову пальцами: на удивление, черепушка оказалась цела и невредима. Даже лучше, чем раньше, или так ей почудилось.

– Теперь попробуй сесть, – приказала она сама себе. И сесть получилось.

Картинка вокруг сменилась с неба на фотообои. Именно так Вики думала, пока старательно не потёрла оба глаза и не поразилась. Потому что поразиться было чему: слева от неё простиралось каменное плато, заканчивающееся ущельем, куда с грохотом срывались многочисленные, с клубами пара водопады. С другой стороны раскинулся тропический лес – и это-то в Нью-Джерси! – куда вела хорошо утоптанная песчаная тропа.

– Дорога из жёлтого кирпича… - хмыкнула Виктория. – Ну и к какому Гудвину ты угодила, Дороти?

Попытка встать увенчалась успехом с первого раза. За всеми рассуждениями затуманенного эйфорией сознания девушка не сразу поняла, что боль отступила, а когда сообразила, в голове вновь зазвучал Голос:

– Подойди к ущелью.

Вики нахмурилась. Голос был чужим и бесстрастным, а не её внутренним, хотя определённо звучал где-то в подсознании. Или?..

– Кто здесь? – Она осмотрелась. Рядом никого не было.

Впрочем, никого не просматривалось и у безмятежно зеленеющего леса, и в пещерах, скрывающихся за водопадами, и вообще везде, куда хватало глаз.

– Может, я просто сплю, – пробурчала Виктория. Не то чтобы это было похоже на сон, каким он обычно ощущается, но самый очевидный ответ – самый верный. То, что выглядит как утка, крякает как утка и ходит как утка, обычно и есть утка. Бритва Оккама, чтоб её.

Найдя рациональное объяснение происходящему, девушка несколько примирилась с действительностью и смело потопала к обрыву. В тумане водяного пара дна его было не видно, но это нисколько не умаляло красоты ущелья. Прищурившись, она старательно всматривалась в бездну. И чем дольше она это делала, тем сильнее ощущалось странное чувство в середине груди, прямо в солнечном сплетении. Как будто сосёт под ложечкой, когда нельзя, но очень…

– …хочется прыгнуть… - вслух закончила Вики.

– Так прыгай! – Вновь скомандовал Голос.

– Да кто ты?! – Резко обернувшись на звук, рявкнула девушка, чувствуя, что теряет самообладание, да и попросту боится.