Глава 6. В больнице и за её стенами (1/1)

То, что я очнулась, отнюдь не перевело меня в статус выздоравливающих. Наоборот, ещё больше усилило ко мне внимание отца и прочего медперсонала. Всё же операция была довольно сложной по тем временам. И в Лондон меня не отправили, только потому,что боялись - не довезут.

А вот теперь необходимо было пройти курс реабилитации, доказать, что в мозгу ничего во время операции не повредилось. Проходить через разные анализы, процедуры. Бррр. Неприятные ощущения.И в кровати было необходимо лежать. Вставать с постели мне пока было категорически запрещено. Да я и сама чувствовала слабость.

Были и другие огорчения. Увидела, что все отводят с печалью взгляд от моего лица, потребовала зеркало. Даже пришлось немного упасть на подушки в ?слабости от истерики?.

Добилась. Принесли. Уфф. Ничего страшного. На лице – даже синяков нет. А то, что пришлось обрить полголовы, чтобы операционное поле обнажить – так что такого? Голова на плечах, а уж волосы вырастут. Даже слезинки выжать не удалось. Все силы на ту истерику потратила. Пришлось изображать, что впала в ступор и только ощупывать бритую часть головы. Как бы в растрёпанных чувствах.

Да, жалость определённо была – я же помню, как выглядела ТА Лили – как пушистое золотое облачко. И немалую роль в этом играли её волосы. Они ярким золотистым облаком окружали её головку. И почему её называли Рыжей? Волосы у неё были скорее золотистыми с красноватым оттенком. Впрочем – пять лет впереди. Может и порыжеют.А пока меня всё устраивало. Кроме вынужденного безделья.Да ещё я пропустила день рождения старшей сестры! Впервые за мои шесть лет. Так было грустно. Хоть все и пришли ко мне на следующий день с отдельным тортиком и сладостями.Но накануне у Пет был СВОЙ день рождения. С настоящими гостями – к ней были приглашены её одноклассники, а не просто семьи папиных и маминых знакомых с детьми. Если бы я оставалась прежней Лили, боюсь, что я сильно позавидовала бы сестричке. А теперь нет, мне и так было чем заняться.Да, конечно, с сестрой я увиделась сразу же после того, как ?пришла в себя?. Матушка сидела у изголовья кровати и тихонько читала мне книгу про Винни-Пуха, когда дверь открылась. Отец вошёл в палату, ведя за руку беленькую худенькую девочку. Ещё и сильно чем-то напуганную. Или кем-то?Э-э, да она боится меня! Меня, ту, какой я была на площадке. Она же не знает, насколько я теперь изменилась. Вот и хорошо. Самое время наладить отношения.Если в каноне для Петунии Эванс не жалели чёрных красок в описании – и лошадиное лицо, и длинная шея, и тощая фигура, то я ничего такого не заметила. Личико было не такое уж и вытянутое, а шея – не слишком отличалась сейчас от моей, поскольку обритая голова как раз мне придавала облик жирафа. Тощая? Кому как. Худенькая – точнее будет. Но и это не трагедия.Некоторые люди за такую фигуру деньги платят, в спортзалах надрываются. А тут своё, от рождения.

Надо её приободрить. Поэтому я остановила матушку на полуслове и радостно взвизгнула:- Пет! Пет пришла! Я так тебя ждала! – И протянула обе ручки в её сторону.Сестра вначале вздрогнула, потом тоже протянула руки, приблизилась к моей кровати, присела на краешек. Но тут уж я взбунтовалась – потянула её к себе поближе. А поскольку мне всё ещё было вредно перенапрягаться и волноваться, то сестричку устроили практически ко мне под бочок.И хорошо. Я могла не смотреть ей в лицо, а она не видела моего. Зато ей глаза мозолил мой бритый затылок, а в уши лился мой щебет о том, как же я рада, что с Пет ничего не случилось. При этом я перебирала её локоны, осторожно скользила пальцами по её лицу, нажимая на некоторые точки.

И уже минут через пять мы рыдали вместе в объятиях друг друга, а ещё минут через десять матушка спокойно оставила нас вдвоём, поскольку я выразила желание послушать Винни-Пуха в исполнении сестры. И та согласилась. Чего раньше никогда не делала. Мостики постепенно прокладывались.Ещё я выразила желание посмотреть старые учебники Пет за первый класс и её тетради – уж такая аккуратистка обязательно должна всё сохранять! И оказалась права. Так что все две недели до дня рождения Петунии я погружалась в мир первого класса. Не так уж и трудно, я вам скажу. Справлюсь.Да, потом пришло осознание, что меня не будет на празднике. Долго я не могла позволить себе огорчаться – принялась действовать. Нужно было приготовить подарок, который тронул бы сестру за душу. При этом он должен был быть сделан своими руками – где бы я достала что-то в больнице?Работала я втайне от всей семьи, вечерами, когда в больнице оставались только дежурные врачи да ночные медсёстры. Потому и постаралась привлечь на свою сторону молоденькую Аделину Пинкертон. Та училась в медицинском колледже в Лондоне, а летом подрабатывала в Коуквортской больнице, давая другим медсёстрам уйти летом в отпуск. А ей- отнюдь не лишняя прибавка к стипендии.Услышав её фамилию в первый раз, я еле удержалась от улыбки, вспоминая популярного литературного персонажаначала двадцатого века. Тогда как раз появились сериианонимных книг о приключениях проницательного, удачливого американского детектива Ната Пинкертона. Они выпускались в большом количестве,и возникли, скорее всего, в качестве рекламы реально тогда существовавшего американского ?сыскного агентства Аллана Ната Пинкертона и его сыновей?. Тогда же имя этого детектива стало нарицательным для всякого удачливого сыщика.

Но мало кто знает, что у этого персонажа был вполне реальный прототип.Некий Алан Пинкертон из Глазго, эмигрировав в Штаты, стал там шерифом. А потом основал частное детективное агентство.

Жаль, что Аделина – не его родственница. Она сама рассказывала, что имя и фамилию ей дали в приюте, где она росла. Видно, заведующая этого приюта была начитанная дама.Поскольку мисс Пинкертон была ещё очень молода, она довольно быстро согласилась мне помочь. Принесла мне необходимый материал, ножницы. И я начала творить. Что же я делала? Ничего особенного. Пыталась воспроизвести рыбку из пластиковых частей капельниц, которые мне в изобилии ставили днём.Да, несколько штук я вначале испортила, но вот уже на третий вечер начало появляться нечто, что немного походило на искомый вариант. А уж на пятый вечер я сделала уже такую рыбку, что даже привела в восторг Аделину. При этом испорченные детали не выбрасывались, их забирала Аделина. Дома она тоже немного похимичила над ними – зря, что ли она училась на фармацевта?! И вот уже мы можем придавать пластиковым деталям практически любой цвет и оттенок. Превращая бледное изделие в феерически красивый подарок!Я нисколько не сомневалась, что всё, чем я занималась, не осталось секретом для моего отца. Всё же он был не только отличным хирургом, но и приличным администратором. Я часто слышала восторженные отзывы о его работе и не только от Аделины. Так что ему были обязаны доложить о том, чем я занимаюсь вечерами. Но поскольку я не переутруждала себя, наоборот – при первых же признаках утомления откладывала всё в сторону (прятала подальше, чтобы никто утром не нашёл), с его стороны никаких препятствий не было. А я продолжала заниматься своим рукоделием. После пластиковых трубочек настало время ажурного вырезания из бумаги. И пусть до Рождества и Нового Года было ещё далеко, и время для ажурных снежинок ещё не наступило - картинки можно было вырезать и на нейтральную тему. Так я открыла в себе и неплохой талант художника. Нет, это не означало, что могла бы взять в руку кисть и начать творить шедевры. Нет, я критически относилась к этой способности. Но вот вырезать силуэт, отдалённо напоминавший оригинал, это был уже прорыв.Кстати, подобные упражнения были неплохи и для общей коррекции движений, и для отработки мелкой моторики рук. Всё было на благо общего оздоровления организма. Особенно в моём случае. Реабилитация грозила растянуться на полгода. В худшем случае. Тогда прости-прощай мои планы на ускоренное обучение.Пришлось брать процесс оздоровления моего тельца в свои руки.Вскоре после того, как я подарила сестричке рыбку, да показала, что можно ещё сделать из подобных отходов, отец поинтересовался – сильно ли я устаю, работая с ножницами.- Не очень, у меня начинают болеть пальчики, но я потру их между собой,и мне становится лучше.И так приятно, - закатила я глаза от удовольствия. -А потом потру руки до локтя – и тоже хорошо. А вот до ножек – не дотягиваюсь. – Пожаловалась я. - А там тоже больно, когда я вставать пытаюсь. И слабость быстро накатывает.Не знаю, насколько хорошо я смогла объяснить отцу проблему и предложить вариант лечения. Вроде он меня правильно понял, потому что на следующий день привёл ко мне старика корейца, живущего на соседней улице.

Старый мастер Ли Ван Гвон относился к тем переселенцам, которые прибывали когда-то в Англию в поисках лучшей доли. Такими были его родители, Ли родился уже на островах, потом заработал себе на женитьбу, привёз жену из Страны Утренней Свежести, как иногда поэтично называют Корею. Его дети, а теперь уже и внуки считали себя уже настоящими британцами, хоть и старались не терять связи с родными краями. Благо корейская диаспора в Британии всё увеличивалась. И внуку -молодому Гвону - уже не пришлось ехать на прежнюю Родину за будущей супругой – нашёл в соседнем городе. Разумеется, договаривались родители, но и чувства детей постарались учесть – не то, что раньше.Так вот – всем было известно, что старик Гвон иногда может просто творить чудеса. Своими руками он мог поставить на ноги скрюченного радикулитом старика или вправить выбитый локоть подростку, заигравшемуся в футбол. Впрочем, поскольку он делал это бесплатно, претензий к нему власти не имели. Разве можно считать платой подарки от чистого сердца?Или помощь в каких-то делах?А так – и молодой Гвон отучился в приличном университете, и супруга его получила хорошее образование, и переехали они из нашего Коукворта в крупный промышленный город, поскольку внук нашёл там хорошую работу. И только старик Гвон остался жить здесь.- Привык, - так объяснял он соседям.Да, уже третье поколение этой семьи отлично говорило на английском. Хотя старик Ли любил иногда подшутить над незнакомыми людьми, изображая перед ними полуграмотного азиата на уровне ?Моя-твоя не понимай?. А потом огорошить их даже не кокни, а литературным английским. И радовался- как ребёнок. Хоть ему уже и стукнуло лет восемьдесят. По крайней мере, его рассказам о временах королевы Виктории можно было только позавидовать. Тогда он терял свой дурашливый вид, дикий акцент пропадал. Перед нами сидел вполне достойный джентльмен. И что с того, что у него не английская внешность? В душе он был настоящим Британцем.Так вот – я не знаю, что именно отец ему пообещал, но весь месяц, что я оставалась в больнице, Ли Ван Гвон приходил в палату дважды в день и занимался со мной. Он проделывал разные штуки – массаж сочетался с ароматерапией, медитации сменялись прижиганиями. Это, когда на определённую область тела мне устанавливали моксу — маленький конус из высушенной и спрессованной полыни, а потом её поджигали. Старик использовал ещё и специальные иглы из нефрита. Что-то приговаривал, напевал, втирал масло, обвертывал мои руки и ноги специально пропитанными в отварах полотнищами.И ведь это всё дало результат! В середине августа консилиум приглашённых отцом медиков разрешил меня выписать домой. Мне даже разрешили посещать школу, но прописали щадящие физические нагрузки.Я была счастлива. Домой!Мне столько надо сделать!