Raspberry wine (Бобби/Ханбин, NC-17) (1/1)

Вино в бокале Бобби чересчур приторное на его вкус. Зато сразу видно, кто выбирал. Когда Ханбин на полном серьезе заявил, что малиновое вино повышает потенцию, Бобби посмотрел на него как на идиота, но в корзину положил именно эту бутылку. Кто из них потом громче ржал на кассе, Бобби не помнит. Да и неважно уже.Подсветка в комнате такая же, как остатки вина у него в бокале - мутная и ягодно-красная. Не зловещая, но интимная. Заставляющая кожу Ханбина казаться белее, а глаза - чернее и глубже, хотя куда еще больше. Он смотрит на Бобби своими невыносимо темными провалами вместо зрачков и глупо улыбается, весь черный, красный и белый, расслабляется под вином, и Бобби в неверном свете не видит, но знает, что щеки его наверняка покраснели. Ханбин часто облизывает полные губы, которые на вкус должны быть как малиновое вино. И Бобби тянется к нему, выпивает сладость с чужих губ, втягивает в рот нижнюю, чуть прихватив зубами, на грани боли, пробирается языком под верхнюю, как Ханбин любит.Напоить Ханбина было хорошей идеей, решает Бобби. "Здесь и сейчас есть только мы, - говорит он ему. - Не смей сегодня больше ни о чем думать". Когда Ханбин сам впивается в его губы поцелуем, Бобби принимает это за согласие. Только с ним Ханбин позволяет себе это - сбрасывает с себя груз ответственности, проблем и обещаний, откидывается на подушки, утягивая Бобби на себя. У него сбивается дыхание от одних только поцелуев, припухают губы, Бобби смотрит на разгорающийся голод в его глазах и не может насмотреться. Какой же Ханбин красивый. Как же хочется его, такого, нежить.Ханбин от алкоголя становится чувствительным, тихо и влажно всхлипывает, когда Бобби забирается руками ему под толстовку. Бобби еще ничего толком не сделал, а Ханбин уже такой разгоряченный и податливый, что Бобби сам не сдерживает стона. Бобби поправляет чуть напрягшийся член в штанах, у него пьяного не встает, да оно и к лучшему, он не хочет в таком состоянии случайно сделать Ханбину больно, он хочет сделать ему очень хорошо.Становится жарко, и Бобби, помня, насколько Ханбин чувствителен к температуре, снимает с него толстовку. Только вот он забыл, что чувствительность эта работает в обе стороны. Когда разгоряченную кожу обдает кондиционированным воздухом комнаты, Ханбин втягивает воздух сквозь зубы, его соски напрягаются, и Бобби приникает к одному губами, зажимая второй в пальцах. Ханбин стонет, сжимает в кулаках футболку Бобби так сильно, что она трещит, пытается потянуть наверх, снять, но руки у него так дрожат, что ничего не выходит. Бобби понимает его без слов, и стягивает футболку через голову.Остатков его здравомыслия как раз хватает, чтобы включить фоном какой-то недоработанный бит из последних ханбиновских, чтобы парни в общежитии их не услышали. Но Бобби перестает слышать самого Ханбина, и раз так, то он решает насладиться картинкой по полной. Ханбин под ним сдувает с глаз прилипшую челку и ведет руками по прессу, широко расставив напряженные пальцы, а потом впивается руками в бока, притягивая к себе, вжимаясь пахом. У него уже крепко стоит.Бобби, кажется, ломает молнию на штанах Ханбина, раздевая его. Для полноценного секса Бобби слишком пьян, поэтому он разворачивает Ханбина к себе спиной, намереваясь сделать ему хорошо по-другому. Ведет дорожку мокрых кусачих поцелуев вниз по спине до самого крестца. Ханбин крупно вздрагивает, чувствуя язык Бобби у себя на ягодицах. Он тонко облизывает место над сфинктером, между ягодиц, вверх -вниз, но не спускается дальше. Бедра Ханбина каменеют, это должно быть одновременно щекотно и охренительно приятно. Ханбин вскидывается, хочет развернуться к Бобби, но тот твердо удерживает его за загривок.- Не поворачивайся, - говорит он, надеясь, что Ханбин услышит его через музыку. - Ты такой красивый со спины. Боже, ты всегда красивый. Но сейчас - особенно.Сейчас, такой расслабленный и открытый для Бобби, честный в своем желании. Вдоль позвоночника бежит эта чертова впалая линия, Бобби не знает, как все это правильно называется, но по бокам от нее две четкие линии мышц, такие напряженные, закаменевшие в жажде прикосновений, что Бобби в ответной жажде впивается в них зубами по очереди, пальцами поглаживая анус. Ханбин гнется под ним еще больше. Бобби видит, как между его ягодиц стекает капля пота и слизывает ее языком. Нажимает на поясничные ямочки, бездумно и голодно ведет по раскрашенным красным светом коже. Он должен сейчас слышать влажное и быстрое скольжение своего языка, но в уши долбит бит, вибрирует где-то в диафрагме, Бобби может только видеть, как Ханбин шире расставляет ноги, прогибается еще сильнее, подставляясь. Вокруг его языка тугое кольцо мышц, а кончик ласкает мягкое и нежное.Бобби водит ладонями по мягкой коже ягодиц, гладит, чуть сжимает под половинками, как будто хочет впитать эту мягкость, даже забывается, перестав двигать языком, пока Ханбин не бросает из-за плеча нетерпеливый взгляд. Бобби чувствует напряженные мышцы вокруг языка и мягкую горячую гладкость после, дразнит ее самым кончиком, старается дотянуться как можно дальше, вызывая новый приступ дрожи в Ханбине.Ханбин даже не пытается прикоснуться к себе, но Бобби чувствует, насколько тот близок, и проталкивает язык дальше, присасывается к нежной коже сильнее, сжимает в ладони мошонку, и Ханбин кончает на простыни под собой. В ушах Бобби шумит музыка и кровь, он еще несколько раз широко лижет сфинктер, ловя последнюю крупную волну дрожи и утыкается лбом Ханбину в поясницу.Ханбину хватает сил отодвинуться от лужицы спермы под собой, но на то, чтобы перевернуться - уже нет. Бобби так и устраивается головой у него на спине, наглаживая мягкие ягодицы.- Слушай, - довольно и сыто тянет Ханбин. - Я тут подумал, пока бит играл. Надо добавить хай-хет. Что скажешь?В ответ Бобби больно щиплет его за зад. Он же просил хоть на сегодня забыть о работе.