По дороге. (1/1)

Наденька не имела при себе ровно ничего, что бы можно было собрать для поездки в другой дворец, и в итоге она собрала жалкий узелок, состоящий из одной пары шаровар, одного худого тюрбана, и пары рубашек; один единственный её жакет и кафтанчик она носила почти не снимая. После этих быстрых сборов её сопроводили к Баб-ы Хюмаюн, где поджидала карета, внутри которой уже сидела Атике султан, нарядно одетая как для уличной прогулки, с батистовым платком вокруг шеи и лица серого цвета, с высоким хотозом с огромным платком на конце, закрывающий её плечи. Она вальяжно расселась в своём кресле и с нетерпением приняла Наденьку внутрь. Та уселась напротив султанши и робко взглянула на неё. Атике на это только добро ухмыльнулась и отвернулась, чтобы посмотреть в разрезное окошко. Они двинулись в путь. Времени для приезда во дворец султанши занимал по меньшей мере часа или полтора, но Наденьке казалось, что эта поездка длилась вечно. Сегодня она была в состоянии нервного напряжения и эти сумбурные происшествия только ухудшали её состояние, что позже привело её к серьёзной болезни. Но об этом потом. Сейчас они тряслись к карете по ухабистой дороге стремительно направляясь домой к Атике. Султанша вовсе не горела желанием оставить Топкапы, чтобы отправиться во дворец, в котором её вечно испытывала судьба на стойкость. В конце концов её там поджидал её нелюбимый муж, Коджа Кенан паша, постоянно докучавший ей неинтересными разговорами и глупыми намёками. Впрочем, он часто уходил по делам и оставлял её одну в собственном распоряжении в огромном дворце, конечно, не сравнимый с размерами Топкапы. Но её сердце всё равно пело, когда она оказывалась в Топкапы, в месте, где она родилась, где происходило её детство и все замечательные события её жизни, дарящие ей тёплые воспоминания и помине. До своего четырнадцатилетия, когда её матушка не намерилась выдать её замуж за пожилого пашу, который через пять лет оставил её молодой вдовой, она не знала никаких тягот жизни, никаких трудностей и забот. Однако иная судьба династийной султанши невозможна - ей необходимо выйти замуж за государственного деятеля, который активно может поддержать её великую мать и дать ей право в полной мере вмешиваться в политику. Атике во многом, почти во всём соглашалась с матерью, стремившейся защитить своих детей. Но сейчас, когда её брат-повелитель серьезно болен и его болезнь не имеет лечения, а брат-близнец Ибрагим помешан умом, Атике понимает, что всего этого могло и не быть. Она помнит и других своих братьев, Сулеймана, Касыма, Мехмеда... Все они пали жертвами борьбы за власть, к которой все так стремились, тянули руки к ней, словно жаждущий к кубку с водой. В глубине души Атике и проклинала власть и всякую другую силу, из-за которой гибнут невинные. Она порой грезила, что все, кто ей дорог и близок, живы и не было никакой больше войны за власть. Но это только мечты. Наденька иногда поднимала свой потухший взгляд и внимательно изучала эту султаншу. Её красивое и сейчас задумчивое лицо притягивало к себе взгляд каждого, кто посмеет только раз взглянуть на неё. Тонкие и изящные черты лица беспощадно могли влюбить в себя любого ветреного мужчину, увидевшего её. Бывали, пожалуй, и такие случаи. О них, однако же, сильно умалчивали и пытались старательно скрыть. Наденька вглядывалась в её голубые глаза, смотревшие задумчиво вниз, и пыталась в них прочесть какую-то тайну. Султанша вдруг заметила, что за ней следят и улыбнулась. — Скажи мне, Надежда, я красива, как это говорят? - спросила она вдруг и стала ещё более краше одним лишь движением. — Клянусь, султанша, красивей вас не видала, - со страстью ответила Наденька, грудью поддавшись чуть вперёд. И это было чистейшей правдой. Султанша обладала чудесными голубыми глазами, обрамлённые чёрными длинными ресницами, на бронзовой коже которые становились ещё прекраснее и очаровательный. Атике склонила голову, ухмыльнулась и отвела взгляд хитрых глаз в сторону. Наденьке показалось, что в глазах её чёртики пляшут, в один момент она стала с лукавством очень прехорошенькой. — А мой муж не ценит это! - ответила она чуть погодя. Услышать это Наденька надеялась меньше всего; чтобы султанша обсуждала такие интимные вопросы с вчерашней невольницей: это говорило о какой-то особенной расположенности Атике к ней. Наденьке пожала плечами, но ничего не ответила. У неё самой в голове было много вопросов, которые требовали ответа: один из них Наденька прямо спросила у султанши. — Султанша, я бы хотела спросить у вас, позволите? Она позволила. — Зачем Валиде султан отправляет меня к вам? - робко спросила она, опустив взгляд. — Только Аллах ведает, что у Валиде на уме, - Атике нередко так выражалась о матери за глаза, но в душе восхищалась её сообразительностью и умом, - её поступки я порою сама не в силах понять. Однако. Она никогда не ошибалась в правильности своих решений. Она действительно мудрая женщина, - добавила она чуть погодя, - могу предположить, что у неё есть на тебя свои планы. Не удивляйся ты уж так, - она снова дружелюбно улыбнулась, - Валиде любит контролировать жизнь каждого человека: от простого раба, до падишаха. У неё, мне кажется, это в крови; повелевать всем и каждым. Но я ещё думаю, что... Хотя нет. Хм, - она вдруг сделала неуверенное движение, - Валиде считает, что тебя ждёт неплохое будущее в гареме. — Простите, султанша, я не понимаю... — Да что ж тут понимать, - она вновь улыбнулась и скрестила кисти рук на колене, из под чёрных ресниц блеснули светлые глаза, - похоже, Айше и впрямь чем-то не угодила Валиде, раз она так серьезно взялась за воспитание будущей фаворитки падишаха. Наденька ахнула. — Что вы, султанша!? Да какая из меня фаворитка? - она была удивлена и улыбалась этим словам. — Ты себя недооцениваешь. Ехали они минут пять в полной тишине, пока Наденька не заговорила снова. Голос у неё дрожал, чуть в истерике; до сих пор она не могла прийти в себя после этих слов. — Я уж посчитала, что она избавиться от меня желает и потому отсылает из дворца. — О, если бы она желала избавиться от тебя, то ты бы, я думаю, так не улыбалась. Способы её избавления от неугодных действительно впечатляют. Но только тех впечатляют, кто находится у Валиде в любимчиках. Они у неё в редкости, конечно, но зато бедности и печали не ведают. Она посмотрела в окошко на мелькающие городские пейзажи, на улицы, на людей, любопытно озирающихся на карету, и улыбнулась, подумав над своими словами. — Валиде султан показалась мне милосердной и благородной женщиной, Атике султан, - будто бы с возражением ответила Наденька, также посмотрев в окошко, - возможно она таковой и является, но образ холодной госпожи ей нужен, чтобы не терять хватки. Я так думаю. Ведь я живу здесь самую малость, но поняла, что к чему и как здесь всё делается. — Хватаешься? Ха-ха. Это похвально. Наденька хотела возразить и подняла для того руки, но Атике султан не дала ей и слова сказать, она продолжила: — Ты верно подметила, хатун, что матушка надела эту маску холодности... Но мне тревожно порою становится, что она позже не в состоянии будет её снять. — Вы, главное, султанша, - аккуратно заговорила Наденька, обдумывая каждое слово, - будьте рядом с нею, когда она становится уязвимой, будьте поддержкой и опорой для неё, она может нуждаться в помощи, даже будучи такой сильной и властной. Каждому человеку нужно хотя бы на секундочку стать слабым и получить поддержку от своих близких, чтобы вновь накопить себе силы, которые он станет использовать в минуты одиночества и бедствий. А я уверена, что Кёсем султан знает, что такое беды и одиночество... Я ей в тот день в глаза её взглянула. Она тоже посмотрела на меня... А глаза у неё... грустные такие, печальные. Даже через призму независимости и своеволия она очень тонкая натура, нуждающаяся в помощи. Я как только увидела её, поняла, насколько уже она важна для меня, - она сделала ударение на последнее слово и прижала правую руку к груди, - сердцем я почувствовала, что это женщина самая необыкновенная, необычайная, которую... Которую я никогда бы не встретила, если бы не жестокая судьба, что привела меня судьба. Я всем сердцем и всей своей душой почувствовала, что там, где есть эта женщина, есть и я. Нас словно какая-то высшая сила свела, заставила вместе испытать... Я, право, не знаю, что это такое, но верю... Верю, что в этом есть что-то божественное, великое, непревзойдённое... Наденька говорила, задыхаясь и постоянно переводя дух, и всё ближе приближалась к Атике султан, которая внимала каждому её слову и расширяла глаза от удивления. Она поражалась тому, как эта молодая девушка говорит такие серьезные вещи в отношении своей Валиде. Она замирала, затаивала дыхание, чтобы не упустить каждое словечко, вылетевшее из её уст, и смотрела в упор на неё, в эти огромные синие глаза, и стали ей вдруг чудиться страшные вещи, мурашки побежали по её коже, когда она смотрела в эти глаза. Такое бывало с ней, когда она посреди ночи летом выходила на мраморный балкон босиком и, подняв голову, восхищалась звёздным небом, длинной дорожкой млечного пути; падали звёзды в ту ночь, мелькали ярко оранжевые тонкие хвосты метеоров, и так это её завораживало и пугало одновременно, что, наверное, эта ночь стала одним из самых ярких воспоминаний за всю её жизнь. И вдруг, глядя в эти необыкновенно красивые, блестящие, преисполненные какой-то думой, глаза, она вспомнила ту незабываемую ночь и затрепетала. Она не могла больше смотреть в эти синие очи и отвела взгляд, чуть покраснев. — Я, верно, сказала не то, что нужно, - также заробела Наденька и понурила плечи. — Отнюдь. Всё то...