1 часть (1/1)
Сегодня пятница. Самое время для любителей утопить проблемы в стакане, наведаться в бар и рассказать бармену о бедах, тщательно лелеямых всю неделю.За стойкой работает Беньямин Ович. Ему девятнадцать. Он постиг искусство определять на глаз кому, чего и сколько следует налить, чтобы разбавить душевную тоску и боль алкоголем до состояния: скорее жив, чем мертв.К нему приходят жаловаться на бывших и нынешних, на самодуров начальников, на тещу, которая приехала погостить и осталась навсегда. Ему оставляют чаевые, за то, что он молчит и не даёт стакану пустеть. И за глаза. В которых каждый может увидеть отражение себя. Они говорят: так, как Беньи, не умеет сопереживать никто. И никто не знает, что за дыра у него внутри. С каким трудом и какой ценой ему удалось заклеить все, что кровоточило пластырем.Беньи налил всклянь заплаканной девушке, задержался возле нее на пару секунд, на случай, если захочет поговорить. Нет. Она хотела только плакать.В тихом углу сидел Ларс. Он склонился над блокнотом и из-под его шариковой ручки выскакивали рифмованные строчки. Он говорит на родном языке Беньи даже лучше самого Беньи.Но только о любви.То, как Ларс умеет объяснить чувства словами вызывает восхищение. И страх. Особенно у Беньи, который никогда не умел даже до конца понять, что именно творится у него внутри. Он любил простые величины. Боль или покой. А все промежутки вызывали только смятение.Они вместе с февраля.—?Привет, любовь моя.Беньи до сих пор не по себе от того, как легко и ненаказуемо здесь проявлять чувства. Он долго не решался поцеловать Ларса при всех. Только полгода спустя это не вызывает проблем. Перегнуться через стойку. Короткий поцелуй со вкусом мятной жвачки.Ничего подобного он никогда не позволил бы себе в Бьёрнстаде. Он внутренне содрогался, вспоминая, как там отреагировали, узнав о его ориентации. Никакого уважения к свободе выбора или намека на толерантность. В один день, Беньи стал там не таким, как все. Не одним из них. И даже когда острые углы стерлись, оставаться там было невыносимо.—?Я заканчиваю в одиннадцать. Дождешься?—?Да! На меня напало вдохновение. Время пролетит незаметно. Вот послушай…—?Ну уж нет,?— перебил Беньи и налил Ларсу мартини, бросил в бокал оливку. —?Не нужно тестировать на мне свои стишки, как форму социального садизма.—?Ты ничего не понимаешь в поэзии,?— хмыкнул Ларс.—?А ты ничего не понимаешь в хоккее.—?Но ведь ты любишь меня несмотря ни на что? —?Ларс осторожно погладил Беньи по запястью, подцепил пальцем плетеную фенечку. Зеленый, коричневый и серебряный сплетены в причудливом узоре. Беньи почти ничего не рассказывал Ларсу о прошлом. Только обрисовал общую картину: школа, хоккей, никому неизвестный город в лесу. Подробности он и сам не хотел вспоминать.—?Скорее, вопреки.****Когда Беньи выбрался из объятий Ларса, тот даже не проснулся. Он прошел на кухню, открыл окно, впуская остатки летней свежести. Совсем скоро здесь все по самые уши заметет снегом. Прошлой зимой он понял?— главная достопримечательность большого города?— снегоуборочные машины. А главный плюс?— всем на тебя плевать.На столе были разбросаны тетради. В них стихи и проза на двух языках. Беньи читал лишь раз и почувствовал себя так, словно ему в глотку залили бурлящий кипяток. Ларс много писал об однополой любви. Он в этом разбирался. И в безответной тоже. Не хуже Беньи.И что это, если не высшее мастерство поэта, писать о собственной боли, но так, чтобы Беньи, читая, видел между строк имя Кевина.Он закурил у сел на подоконник, когда пришла смс. Незнакомый номер. Но одно слово кричало о личности адресата лучше любого пароля.?Озеро??Горло сдавила судорога. Он не мог вытолкнуть из себя дым и тот щипал его изнутри. Большой палец замер над иконкой ?удалить?. Какого черта? Откуда он узнал этот номер? Беньи дал его немногим из тех, кто остался в Бьёрнстаде и был уверен, что никто из них не станет трепаться.?Что ты там делаешь??Беньи отправил сообщение раньше, чем успел передумать.Кевин был его лучшим другом.Кевин был его первой любовью.Кевин был его самой большой болью.?Суне умер?.