Часть 15. Шелби/Гарри/Мэтт (1/2)

Шелби наблюдает.

Просторный номер гостиницы в центре Парижа не может не притягивать взгляда. Красный ковёр под ногами, стены с бархатистой текстурой, золотистые колонны и перламутровый потолок, под которым в самом центре болтается люстра. Хотя, ?болтается? – неподходящее слово для такой сложной конструкции. Висит, возвышается, озаряет светом.

Возможно, когда дверь перед Шелби открывается в первый раз, приходит непонимание – почему они сняли именно этот вычурный и безвкусный номер? Но стоит Гарри подвести её к большому окну, как все вопросы улетучиваются. Кажется, что сам Париж смотрит на них. Широкий проспект, по которому спешат прохожие, оживлённое движение на дороге даже в такой поздний час, и там, чуть подальше, Эйфелева башня.

Шелби знает, что для Гарри эта башня не имеет никакого значения, и он бы остановился в любом отеле, где подают хорошо приготовленные морепродукты, но это важно для неё. Её сердце каждый раз пропускает удар, когда она становится свидетелем такой красоты.

Долгий день плавно переходит в вечер, а Шелби всё ещё наблюдает.

Правда, уже не прекрасный вид или озадачивающую обстановку номера (нет, серьёзно, у этих горе-дизайнеров руки и мозги друг друга через слово понимают?) – всё это меркнет с картиной, предстающей перед её глазами. Картиной, которую позволено видеть только ей.

Люстра не горит. Они щёлкнули выключателем в тот самый момент, когда дверь в гостиничный номер распахнулась во второй раз, впуская припозднившегося гостя. Усталый, с большим чемоданом наперевес – он должен был лететь другим рейсом.

Слово ?конспирация? вызывает у всех в этом номере рвотный рефлекс.

Ночник в форме старинного фонаря на прикроватной тумбочке остаётся единственным источником света. Наверняка в нём обычная лампа накаливания, потому что Шелби ощущает тепло. А может это не тепло, а распространяющийся по телу жар, который не получается сдерживать?

Она наблюдает.

В приглушённом свете два тела на кровати кажутся пришельцами из другого измерения, и Шелби уже два раза тянется ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это реальность. В приглушённом свете смуглая кожа Гарри блестит шёлком. Даже не надо оживлять в голове воспоминания или дотрагиваться, чтобы понять, что на ощупь она мягкая и слегка влажная от пота.

В приглушённом свете светлая кожа Мэтта кажется ещё белее.

Шелби ведёт от этого контраста.

Её муж и его... её... их любовник.

Она помнит тот день, когда Гарри пришёл со съёмок с засосом на шее. Виной в его взгляде можно было бы затопить небольшую страну, он сжимал кулаки до белых костяшек и смотрел куда угодно, но только не на неё.