26 (1/2)

Глава 24Мистраль, улыбаясь, смотрел на Ири, любовался смущённым, чуть нахмуренным лицом, и читал в нём скрытую благодарность и затаённую радость, что Грандин всё устроил и взял на себя хлопоты по переезду.

Да, многие вещи оказались болезненны, но именно благодаря настойчивости Мистраля в некоторых вопросах нет нужды продолжать нелепую игру отрицания отношений в свете того, что они не только не прекратились, но благополучно продолжали существовать.

И внезапно странно оказалось понять, что всё на самом деле – легко и просто, в то время как они непонятно зачем и почему устроили целую мышиную возню, надумав кучу глупостей, страхов и сомнений. Стоило лишь начать – и всё стало происходить естественно, само собой, совершенно без ссор и тех мелких неурядиц из-за различия привычек, что омрачают взаимодействие многих пар на первом этапе отношений, когда происходит притирка друг к другу. У них же словно и не было никакой притирки. Возможно, умудрившись переругаться в пух и прах ранее, они, сами того не замечая, изучили некоторые особенности и составляющие друг друга настолько, что теперь это воспринималось совершенно нормально, не вызывая недоумения или удивления, ибо именно так и должно было быть и иначе не представлялось.

И вот теперь они не просто встречаются – живут вместе и могут совершенно открыто выражать чувства и желания, не вызывая косых взглядов и неуместного любопытства. Их отношения сложились сами собой и стали абсолютно обычным явлением в жизни Академии, таким же естественным, как и случавшиеся прежде ссоры. А может быть, именно они и привели к тому, что в сознании окружающих Мистраль и Ар просто не воспринимались отдельно друг от друга, но всегда были парой, примерно такой же, как Эргет и Алес, просто со своими причудами.

Впрочем, от столь заметных личностей иного не ожидалось. Словно бы кумиры не имели права на обыкновенность, хотя на самом деле были самыми обычными людьми.

Теперь же Ири и Ран свободно рассекали по территории Академии, позволяя себе держаться за руки, обниматься и целоваться, когда никто не смотрит. Правда, Мистраля вряд ли волновало наличие возможных свидетелей. В отличие от Ара, он делал всё, что хотел, совершенно не стесняясь собственных желаний.

И Ири, в который раз разглядывая каменное невозмутимое лицо, задавал себе вопрос: "Неужели это – один и тот же человек? Неужели под ледяной маской аскета может скрываться такая невероятная гамма эмоций?"

Но стоило этому совершенному равнодушному лицу повернуться в его сторону, и оно мгновенно преображалось. В глазах оживали тёплые огоньки, а застывшие губы таяли в нежной, предназначенной только для него улыбке.

Возможно ли это?! - думал Ири, и от этой мысли на сердце у него становилось удивительно хорошо и радостно, по-особенному невероятно удивительно, - Ран любит меня?! Он меня любит!

Его абсолютно ледяное спокойствие днём и безумная неистовая страсть по ночам - Грандин казался Ири непостижимой загадкой, разрешения которой совершенно не хотелось искать. Рядом с Раном не существовало холодных стен, равнодушия и недопонимания. Были лишь нежность и страсть, от которых Ар временами задыхался, не в силах вынести их ошеломительную силу и напор.

Я люблю его, - подумал Ири уже в сотый раз, - господи, я люблю его! Не могу без него. Хочу быть с ним всегда. И в то же время боюсь. Боюсь, что однажды всё закончится, как сон...

Ран, возможно ли это – никогда не просыпаться?

Ири любовался Мистралем. Тайком, исподтишка, боясь оказаться пойманным на месте "преступления". Боясь признаться в том, что замирает от восторга, даже не замирает – обмирает изнутри, не в состоянии верить сам себе, собственным ощущениям – Этот ледяной бог принадлежит ему?!

Такой холодный и недоступный, похожий на совершенную статую, далёкую, недосягаемую, безразличную, скучающую. Даже когда он записывает лекцию или слушает новую тему с очень внимательным сосредоточенным видом, если присмотреться, несложно заметить, что Мистраль борется с желанием украдкой зевнуть, потому что ему абсолютно неинтересно.

Но вот Грандин чувствует направленный на него взгляд Ара, поднимает голову и...

Ири больше не в состоянии ни двигаться, ни дышать. Он тает. Тает, словно воск свечи, растопленный сиянием бесконечной нежности, растворяется в чёрных демонических глазах и испытывает только одно желание – упасть к ногам великолепного Мистраля, встать перед ним на колени, любить, преклоняться. Стыдно признаться самому себе, но Ар ничем не лучше остальных, потому что он любит, просто любит и не может и не хочет бороться с этим. Люблю! Люблю! Люблю!- Ты божество, Грандин, - вырывается у Ири непроизвольно, - ты похож на божество.

Грандин улыбается с особой снисходительностью, такой ласковой и любящей, что у Ара на глаза наворачиваются слёзы, и, наклонившись, шепчет на ухо лёгким тёплым ветерком:

- А ты – мой золотой божок! Разрешишь забрать тебя себе?

И совсем тихо, почти беззвучно, опаляя жарким дыханием начинающее пылать ухо:

- Я хочу тебя, ангел мой, каждую секунду, а ты даже не замечаешь! Пошли домой, я сделаю тебе...

Лицо Ири полыхает, но он не отодвигается. Зато в тетради Мистраля, тут же появляется надпись: "Мистраль – дурак!"

Грандин довольно ухмыляется. Преподаватели и студенты делают вид, что ничего не замечают.

Оценки Мистраля неизменно находятся на самых верхних строчках, и ему прощается практически всё. Даже эта одержимость Ири Аром воспринимается, как нечто само собой разумеющееся.

А вот оценки Ири Ара стремительно сползли вниз. Что солнечный мальчик, полностью ушедший в свою влюблённость, воспринял более чем равнодушно. В отличие от Мистраля.Глава 25Ири с Ильтом стояли перед доской с результатами оценок за экзамен, и Эргет Ильран готов был разломать эту доску и разогнать студиозов, с недоверием передающих из уст в уста:- Посмотрите – у Ири всего лишь десятое место!

- Не может быть!- Ах!- Его выгонят из "сияющих"?!

- Невероятно!- Ой, хоть бы его перевели в наш класс!******

- Ири, сдурел?! - Альфонсо орёт с самого начала коридора, в отсутствие Мистраля являя собой карающее возмездие, полное негодования. - Ты что себе позволяешь?!

В отличие от грустно вздыхающего и советующего взяться за учёбу Ильта, Альфонсо более несдержан:

- Ты издеваешься над нами?! О чём ты думал во время экзамена? Наугад ответы ставил?

- Мистраль будет в ярости, - философски изрёк Ильт, обнимая Ара за плечи и отодвигая в сторону от готового накинуться на него Альфонсо.

- Да какое "в ярости"?! - Альфонсо в негодовании размахивал руками так, что широкие отвороты на рукавах голубого мундира разлетались крыльями птицы. - Ири, он тебя порвёт, как тряпку! Ты хоть понимаешь, что тебя могут отчислить из класса?

Ири виновато сморщился, пытаясь отшутиться:

- Да ладно, Альф! Это всего один экзамен.

- А до этого было две контрольных! - неумолимо вставил, Ильт больно накручивая пушистые светлые прядки Ара себе на палец, и потянул вверх, чтобы услышать обиженный вскрик.- И несколько самостоятельных работ, - прибавил Эльресто, как всегда неизменно толкущийся рядом, и, поймав возмущённый, слезящийся взгляд Ири (всё-таки Ильт довольно сильно дёрнул его), примирительно вскинул ладони, - Ири, я между прочим за тебя беспокоюсь. Хотя, если тебя переведут обратно – это в моих интересах.

- Эльресто, если твои интересы совпадают с интересами Мистраля, лучше бы тебе поостеречься, - словно ненароком Альф коснулся рукой эфеса шпаги, демонстрируя скрытую угрозу. Ири недоумённо поморгал, переводя взгляд с одного на другого.

- О чём вы?

Эльресто, напряжённо улыбаясь, коснулся его плеча с другой стороны и помрачнел, натолкнувшись на предостерегающий взгляд Ильта. Под мягкой улыбкой Эргет частенько прятал клыки. Просто Ири был единственный, кому он их никогда не показывал.

- Да так. Всё в порядке, - торопливо выдал Ал, однако, руки не убрал.

Ильт, фыркнув, притянул Ири к себе, демонстративно устраивая подальше от чужих поползновений, как если бы Ар был его личной собственностью.

Альфонсо покачал головой.

- Ал, ты безумец, но вынужден признать, что не трус. Эльресто, - прибавил он почти с жалостью, - ты играешь с огнём.

Эльресто только вызывающе вздёрнул подбородок.

- А вот и Мистраль, - закатывая глаза, сообщил Ильт, торопливо отлепляясь от Ири и устраивая комическую суету по сдуванию с него пылинок. Альф и Эльресто, переглянувшись, одновременно заломили руки, изображая пощады молящее трепетание, и вся компания разразилась бурным хохотом.

- Лёгок на помине. Ири, пожалуй, я пойду, у меня ещё много дел. Не хочу попасть ему под руку, - отсмеявшись, Эргет хлопнул приятеля по предплечью и поспешил оказаться подальше от места возможной катастрофы.

- Не удивительно, - Альф тоже сделал шаг назад, прикидывая пути отступления, - в последнее время у Грандина появилась дурная привычка сначала делать дырку, а уж потом разбираться что к чему.

Несколько дней назад все они стали свидетелями неприятной сцены, когда какой-то подвыпивший бродяга, выпрашивая милостыню, опрометчиво ухватил Ара за край плаща. Мистраль выхватил шпагу и проткнул попрошайку прежде, чем кто-либо сумел отреагировать. В другой раз один из студиозов, слишком пристально смотревший на Ири в столовой, был вызван Грандином на дуэль. В общем, в последнее время даже на своих обожателей Мистраль начал наводить суеверный ужас.

- Знаешь, я тут вспомнил... - неловко начал Эльресто, занимающий первое место в черном списке ледяного принца.

- Иди уже, - Ири вздохнул и вопросительно посмотрел на Альфонсо, занёсшего ногу для бегства.- А что я? - возмутился Альф. - Я не хочу становиться свидетелем убийства, - и, оглянувшись на приближающего Мистраля, всё ещё не замечающего их, подхватил Ири под локоть. - Ладно. Пошли со мной. Я тебя спрячу и скажу, что не видел. Учти, ты мне будешь должен...

*******

Мистраль в гордом одиночестве (в последнее время его обожатели предпочитали держаться на расстоянии) вальяжно дефилировал по коридору, высматривая свою драгоценную боль головную.

Он прибыл в Академию несколько минут назад, опоздав на первое занятие по причине визита к дяде, и теперь, в преддверии очередного урока, мечтал провести время наедине с Аром, предвкушая встречу и непроизвольно улыбаясь.

Они виделись каждый день, а Мистралю этого казалось мало. Возможно, это воспринималось невероятным, но он никак не мог насытиться Ири.

И неважно чем они занимались – болтали часами, обнявшись не в силах оторваться, или уютно молчали, не испытывая потребности говорить – но каждый раз, пересекаясь, Грандин испытывал особый трепет и волнение восторжённого мальчишки, бегущего на самое важное, первое в жизни свидание.

Их отношения, оставшись прежними, несомненно, вышли на новый уровень, и даже стычки и перепалки приобрели характерную шутливость, свойственную лучшим друзьям, способным понимать с полуслова, ведущим диалоги на своём особенном языке.

Иногда, задумываясь обо всём этом, Грандин с удивлением задавал себе новый вопрос: не "Почему они вместе?", но "Почему он потратили столько времени впустую?"

И теперь одновременно придя к некому внутреннему пониманию, любовники пытались наверстать, беря от отношений всё, что представлялось возможным, и полагая, что они неистощимы. В свете того, насколько разносторонними личностями являлись оба юноши, это не представлялось удивительным.

Мистраля мало интересовали окружающие, в большинстве своём пресные, скучные, быстро надоедающие и теряющие новизну, рано или поздно вскрывающие узколобость и ограниченность суждений, но Ар – любознательный, живой, деятельный и энергичный не подходил ни под одну категорию. В своей непредсказуемости, умении удивлять и поражать воображение оригинальностью и широтой некоторого, не поддающегося описанию, спектра поступков, где каждый новый день становился не похожим на предыдущий.

Возможно, так мыслят лишь глубоко влюблённые люди, когда любая обыденность, самая обыкновенная вещь со стороны другого человека видится и воспринимается чудом.

И сейчас это чудо распахнуло перед ним двери в удивительный мир вещей и событий, которые не приходилось больше отстранённо наблюдать из окон своего равнодушия, но проживать вместе с Ири, наполняясь неповторимыми мгновениями, расцвечиваться яркими красками абсолютно во всём, к чему он прикасался. И это было невероятно, невозможно, непередаваемо... Но как же упоительно и радостно Ар умел жить и заражать этим окружающих!

Неудивительно, что люди тянулись к нему. Вкусив подобный наркотик один раз, отказаться от него было слишком сложно. Неистощимый оптимизм, жизнерадостная улыбка, задорный смех, летящий по коридорам души, заставляющий губы складываться в непроизвольную улыбку, стоило лишь услышать его издалека, понять, что вот он, где-то тут рядом, как всегда окружённый толпой людей, размахивающий руками, сверкающий, но вот...

Он видит Мистраля. Разворачивается, плавно, изящно, словно танцуя в струящемся вокруг пространстве... И где-то на самом краешке сознания раздаётся беззвучный взрыв, вспыхивает ослепительный свет, и в воздухе разливается лучезарное мягкое сияние.

Солнца, сверкающего только для него, рождающего свой свет только для него. ЕДИНСТВЕННОГО.

Неважно, что вокруг десятки посторонних, неважно, что он принадлежит им, раздаривает себя направо и налево, и всё как обычно...

И в тоже время удивительно, совершенно по-другому. Нить взглядов, абсолютное понимание. Никогда и никому он не будет сиять так. По-особенному. Отдавать себя полностью, целиком и беззаветно, как когда он смотрит на Мистраля.

В горле образуется комок, хочется уткнуться лбом в кулак, смеяться беззвучно... Ведь это же так очевидно.Для него! Только для него!

Вся эта сцена, весь этот мир, весь этот миг... Для него. Ири смотрит, нет, он не просто смотрит, он обожает, он умоляет сказать, ответить: "Мистраль, правда, я самый лучший для тебя?" – ждёт похвалы, ведь он так старался! Он готов стараться до бесконечности, стать самым-пресамым, прыгнуть выше собственной макушки, взлететь до самой высокой вершины, развернуться, смеясь, чтобы спросить: "А так лучше?"

Мистраль, видишь звезду? А спорим, достану?

Не надо звёзд, любовь моя, ты лучше любой звезды. Будь собой, Ири, ни одна звезда не стоит ТЕБЯ.

Мистраль, прислонившись к колонне, увитой плющом, стоит и улыбается, наблюдая за ним, терпеливо ожидая, когда он закончит свои дела и вспомнит о его существовании. И ему не приходит в голову ревновать, сердиться, забрать "это всё" немедленно и прямо сейчас, разогнать всех остальных, недостойных, утвердить собственную важность. Нет, он гордится им, своим мальчиком, своим божеством. Гордится и стоит, улыбаясь, зная, что ровно через секунду Ири вспомнит, поднимет голову, увидит, вспыхнет изнутри, и больше для него не останется никого, кроме Мистраля. Только он, только они, одни во всём мире, стоящие на своей собственной плоскости.

Мистраль, я тебя люблю. Можно, я ради тебя постою на ушах, ну можно, можно, преможно, можно, можно, можно?

Звенящий смех звёзд со всех сторон.

Не надо, Ири. Иди ко мне. Просто, иди ко мне!******* К тайному разочарованию Мистраля, Ири в классе не оказалось.Ни в классе, ни в коридорах, ни в кабинетах и залах, которые Мистраль методично обошёл, расспрашивая всех встречных. Не было в комнате отдыха, в изоляторе, у преподавателей. Не обретался Ири даже на крыше, куда имел привычку удирать, и неважно, что на улице зима и мороз, от Ара никогда не знаешь, чего ожидать. Не оказалось его и в библиотеке, и на конюшнях, и на… Когда Мистраль сбился с ног и начинал уже серьёзно тревожиться, прозвенел звонок, возвещающий о начале занятий, которые Ар так и не соизволил почтить своим присутствием. Последний пункт Грандина, впрочем, не удивил.Сообразить, что Ири скрывается, не составляло труда, вот только причин для пряток Мистраль не находил. Они не ссорились. Наоборот, вспомнив вчерашнюю ночь, Грандин с трудом удержался, чтобы не замурлыкать от удовольствия, испытывая срочную физическую потребность разыскать одного неистощимого на выдумки изобретателя и обрушить на него шквал душащих его самого эмоций, лихорадящих изнутри, поймать и затискать где-нибудь в укромном уголке. Благо, таких в Академии водилось множество, и, прохаживаясь в поисках Ара, Мистраль присмотрел целый ряд местечек для осуществления разных приятных экспериментов по удовлетворению собственной и чужой ненасытной страсти.

Ар умел вдохновлять окружающих на подвиги, но такой одержимости Мистраль и сам от себя не ожидал, со стыдом подозревая, что вместо мозгов у него отныне исключительно сперма, и всё, о чём он способен думать, - Ири... Только Ири!

Стайки светлых легкокрылых бабочек, рои золотистых восторжённых светлячков…И не переключиться, не выбросить из головы ни на секунду, сутками напролёт: он, о нём, рядом с ним – все мысли вокруг него, весь мир вокруг него, Мистраль вокруг него, и ничего другого не надо, не хочется, не нужно ничего другого!