Глава 14 (3) (1/2)

Винс уехал, ничего не сказав, и Софи осталась одна в огромном доме. Не совсем одна: в садовом домике оказался заперт вместе со Шмидтом Ивар, и о происходящем там можно было только догадываться. Мысли буквально разрывали голову изнутри, и вскоре боль стала невыносимой. София вышла на воздух. Глоток свежего потока, и стало немного легче, но тревога билась пульсом внутри. Ивар, Винс… Ситуация не принадлежала ей, и от этого становилось ещё страшнее. Ноги сами понесли её к садовому домику. Винс запретил здесь появляться, но сейчас его приказы не волновали Софи. Она решительно толкнула дверь и оказалась внутри.

Лампа заморгала, и вскоре свет пролился, нехотя освещая сидевшего в углу Ивара. Он попинывал бессознательное тело Никласа. Тот, видимо, отключился и в сознание возвращаться не торопился. Хорошее решение, ведь Лодброк бы не вынес скулёжа и вверг бы Шмидта в бессознанное состояние уже силой.

— Так любопытно наблюдать за мной? — усмехнулся Лодброк, не отрываясь от своего очень увлекательного занятия.

Софи от Ивара разделяла решётка, будто от самого настоящего опасного зверя.

— Иди сюда. — Софи прислонилась лбом к металлическим прутьям и протянула руку между них. Всё это было так неправильно, так дико… И снова, понимая методы Винса, она не могла с ними согласиться. Тревога билась внутри, заставляя сердце ускориться. Вроде бы всё закончилось, но почему-то Софи казалось, что это не конец.

Ивар медлил, только вот противиться просьбе Софии, даже переступая через свою гордость, он не мог. Пинок сильнее, и Никлас перекатился на живот. Неторопливо Лодброк поднялся. Даже в таком положении он оставался гордым и, казалось, несгибаемым. За эти дни Ивар приобрёл новые для него качества. Стал куда сильнее.

Шаг. И взгляд из-под бровей прожёг Софию. До решётки остался ещё шаг, и Ивар ухмыльнулся.

— Не боишься, что и тебя трону?

Её плечи расправились, будто позвоночник превратился в струну — нет, в железную мачту во время шторма. Софи подняла подбородок выше. Она смотрела на Ивара, не отводя взгляда, вбирая его образ в себя: полностью, без остатка.

— Не боюсь. Я знаю, что ты никогда не сделаешь этого.

— Эх, София, — прошептал Ивар. Выражение его лица изменилось. Казалось, что именно эти слова он и хотел услышать. — Послушай, это ведь всё дурной сон. — Лодброк оттянул с силой волосы. Его мышцы напряглись, он ходил вдоль решётки, словно это помогло бы хоть немного убрать рассеивающие собранность мысли. Резко остановившись, Ивар припал к решётке напротив Софии. — Выпусти же меня. Я ведь не виновен. Мне нужно поговорить с Винсом. Соф.

— Винс уехал. Я не знаю, куда. То есть, я знаю, что на встречу с Густавом, но куда… — Что-то внутри вдруг оборвалось. Сердце, только что бившееся так гулко, едва не остановилось. Её руки сами потянулись к связке ключей, загремел замок, но София едва ли замечала этого, находясь словно в полусне.

— Куда уехал? — Ивар сжал запястье Софии, будто давая ей шанс одуматься. — К Густаву? Один? Соф, не мог Густав всё провернуть просто так. Не мог не иметь вескую причину на всё это, понимаешь? Подставить меня, чтобы быть ближе к Винсу, иметь больше власти… Это всё… Соф. — Взгляд бешеного зверя. Совсем дикий. Глупая и дурная ситуация.

— Нет… нет… нет… — Софи теряла голос, снижаясь до шепота, в глазах вдруг потемнело. Она едва ли различала, что Ивар говорил ей. — Надо найти его… — Всё тело стало мягким, вдруг лишившись мышц и костей, и ноги больше не могли удержать её. Софи съехала спиной по решётке на грязный пол, но совсем не замечала этого. В голове билась только одна мысль: найти Винса.

— Софи, родная моя, милая. — За секунду Лодброк метнулся из животного гнева к самому непривычному, забытому — щенячьей ласке. — Прошу, не волнуйся. Я уверен, он должен быть в своём кабинете. Там безопасно. Его прикроют. Слышишь, принцесса? Слышишь меня? — Он сжал руку Борромео.

Ощутив чужое — такое родное — тепло, Софи подалась вперёд и упала в спасительные объятия Лодброка. Страх и дурное предчувствие не отпускали её, но дышать стало немного легче.

***</p>

Густав принял из рук Винсента увесистую папку и широко улыбнулся, но тут же откашлялся, став серьёзным.

— Здесь всё на Ивара? — Винсент кивнул, устроив ладони на серебряном наконечнике трости. — Уверен, Ридель будет рад получить всё это. Будьте уверены, синьор Пауло, я всё доставлю в скорейший срок.

— Даже не взглянешь, что там? — вкрадчиво произнёс Винсент, совершенно не изменившись в лице и не шелохнувшись. — Я бы посмотрел на твоём месте. Весьма интересные снимки и материалы там имеются.

— Зачем мне это? — Удивился Густав, изогнув бровь, но остановился, приоткрывая папку. Небольшое сомнение отразилось на его лице дёрганной улыбкой. — Что за ерунда?

— Немного не то, что ты ожидал, да? — Винсент расплылся в улыбке. — Вижу, что ты злишься, не понимаешь… Но неужели ты и вправду решил, что способен обмануть меня? Хотел подставить моего сына. Я всегда был о тебе лучшего мнения, Густав. Ценил твои амбиции. — Трость отбивала тяжёлый ритм, повторяя удары сердца — ровные и спокойные. — Но каково это было — убивать любимую?

Густав пошатнулся и схватился за голову. Папка выпала из его рук, документы разлетелись дикими птицами по всему полу.

— Я не хотел её убивать! Не хотел! Я любил её всё это время! Ты знал! Но ведь отдал родную дочь этому доморощенному упырю, присосавшемуся к твоим деньгам, к твоей власти! — Густав хрипел и срывался, глаза налились кровью. — Чего тебе стоило позволить нам быть вместе?

— Наверное, решающим было то, что она любила его? Она хотела, и она получила. А ты вот… — Винсент направил трость на Густава. — Ты убил её. И каково это, жить с таким знанием? — Злость обуревала Винсента. Именно такая же злость, с которой Винсент наносил удар за ударом собственному отцу. Тогда он мстил за мать. За себя. За все причинённые отцом страдания. Вольфган Ларсен перестал существовать той ночью. Его никчёмная жизнь алкоголика и тирана завершилась в канаве. Он захлебнулся, выдержав десять ударов тесаком. Тогда же завершилась и обычная жизнь Винсента Ларсена, дав путь Винсенту Пауло, чтившему корни своей матери. И сейчас Пауло готов был убить Густава прямо сейчас, но в его планы уже включён был Ридель, получивший совсем недавно ровно такую же папку с компроматом на Густава.

— Я любил её! Любил! А этот чёрт, которого ты подобрал на улице… — Густав дёрнулся совсем внезапно — на грани срыва в пропасть безумия — и вытащил пистолет, направив его на Винсента. Но Пауло не дрогнул, лишь улыбнувшись.

— Опусти. Мы оба знаем, чем это закончится для тебя. За дверью охрана. А мне достаточно будет только сказать. Да и ты ведь слишком труслив, чтобы идти против меня. — Пауло склонил голову набок, просчитывая каждое возможное решение Густава. — Ты мог бы убить меня уже давно, но медлишь. Я вижу, что тебя гложет. Ощущаешь себя никчёмным, обманутым. Брошенным. Как это типично.

Густав зажмурился, отгоняя спутавшиеся мысли. Винсент словно проникал в его мозг, управлял им… Воспользовавшись моментом, Пауло сжал трость в нужном месте и из наконечника вылетела тонкая и едва различимая, но смертоносная игла. Точно в шею. Густав схватился одной рукой за горло, пытаясь отсрочить свою смерть, пистолет дрогнул во второй руке с характерным громом, разлетевшимся по кабинету, замерев. Идеальная шумоизоляция. Единственный недостаток — никто ничего не услышит, произойди такая вот ситуация.

— Надо же. — Винсент, наблюдая, как Густав терял последние секунды жизни, зажал ладонью живот. Внутри всё жгло, рвалось, будто внутрь плеснули кислотой и теперь тщательно пытались её вычистить чем-то металлическим и острым. — Не струсил. Ошибся. — Перед глазами всё плыло, горло превратилось в самую настоящую пустыню, и песок царапал пищевод. Винсент никогда не боялся смерти. Он знал, что она рано или поздно найдёт и его. Он боялся бы за детей и любимую супругу… Но София была сильна, да и Ивар жив… Пауло мог бы бояться, что пропадёт дело всей его жизни, но после него остался Виктор, рядом с которым будут всё та же София и Ивар. А больше Винсент Пауло ничего не боялся. На его лице запечатлелась умиротворённая улыбка, будто он знал, что всё будет именно так, и был готов к такому исходу.

Осев на пол, Винсент нашёл в себе силы не упасть. Он прислонился спиной к столу, прекрасно понимая, что с таким ранением, даже окажись в соседнем помещении больница, ему не жить. Пауло сжал ладонью трость, словно готовясь встать, и закрыл глаза, ощущая немую боль, переходящую в горячие объятия. Именно такие, какие ему дарила София.