6. Шопен и война (часть I) (1/2)

Играла фортепианная музыка через динамики старенького радио в столовой небольшого, детского приюта, где было шумно. Вокруг Кая собралась вся ребятня, Рик помогал Муи собирать со стола и чувствовал себя опьяняюще счастливым. То ли это композиция Ференса Листа тому виной, то ли сияющие радостью глаза Муи, но впервые после смерти Джорджа он чувствовал, что находится там, где нужно. Иногда, помогая ей, он просто застывал на месте и восхищённо глазел по сторонам, останавливая свой взгляд на лице шустрой девочки, которая убирала со стола наравне с остальными, успевала подгонять тех, кто ещё копался с едой, унимать расшумевшихся малышей и при этом излучать счастье всем своим существом.

— Извините. Мы насильно вас сюда затащили, — с улыбкой сказала Рику воспитательница, которая по совместительству была и поварихой и одной из уборщиц. Рик рассеянно перевёл взгляд на неё и искренне произнёс: — Не извиняйтесь. Наоборот. Я очень вам благодарен. Я уже сто лет не видел, чтобы мой старший брат так беззаботно улыбался. Да и я тоже. Ещё и накормили вкусным ужином.

— Это пустяки, — сказала женщина. — Поддерживающий нас благотворительный фонд дарит много привилегий. Без них мы бы не смогли нормально существовать. Еду и лекарства тоже нам поставляют гуманитарной помощью, — затем она перевела взгляд на Муи, которая в этот момент энергично кого-то отчитывала и сказала, тихо смеясь. — Сердце радуется, глядя на неё. Давно не видела её такой счастливой.

Рик перевёл взгляд в сторону Муи, надеясь, что щёки его при этом не слишком покраснели, и поспешил отвести взгляд.

— Где она потеряла ногу? Женщина устало опустила плечи и заговорила так же тихо, словно чего-то стыдясь. — Старший брат у нее наткнулся на неразорвавшуюся бомбу, когда работал в поле, что возле их деревни. Он погиб на месте, а Муи, можно сказать, невероятно повезло. Она всего-лишь лишилась половины левой ноги.

"Ничего себе "всего-лишь"", — подумал про себя Рик, а вслух сказал: — Простите, я не понимаю. Бомба?

Женщина как-то странно на него посмотрела и ответила: — Вы иностранец и не привыкли к этому, что естественно. Но вы ведь слышали о войне у нас во Вьетнаме? Рик энергично закивал: — Слышал, конечно. Женщина хотела заговорить, но внезапно то ли ком подступил к горлу, то ли она в словах запуталась, но ответить не смогла, потупила взгляд и стала усиленно вытирать отполированную поверхность старого, деревянного стола. На выручку подоспел старший воспитатель, которым оказался недавний молодой человек в очках. Он вздохнул и сказал: — Долгое время американцы бомбили не столько наших солдат, сколько мирное население. Во всём у них выходило, что мы сами виноваты, и мир этому охотно верил. То "случайно" разбомбят нас испытательным оружием, то под предлогом каких-то терактов у них на материке в отместку уничтожают ни о чём не подозревающее мирное население. В результате, страна превратилась в поле боя. Никто из нас не знает толком, за какие такие теракты у них там погибали и отвечали наши детишки, женщины и старики. Народ сильно ожесточился. В бой шли все. Даже дети-смертники. В результате на полях у нас посеяны "семена смерти". Неразорвавшиеся снаряды. На них люди и подрываются — это не редкость. Рик слушал его молча, оглушенный. Женщина, с которой он общался, предпочла не отвечать — ей было сложно об этом говорить. Рик, наконец, выговорил: — Как же так? Ведь надо обезвредить все снаряды! Молодой человек горько усмехнулся и сказал: — Если бы вы знали, сколько взрывчатки сброшено на наши поля. Физически невозможно обезвредить все снаряды. Я думаю, что у нас просто нет такого количества сапёров или способных на работу над этим. И становится всё меньше. Ведь люди подрываются, — он вместе с помогавшей ему воспитательницей начал оттаскивать стол к стене и продолжал говорить, пока Рик, застыв с подносом в руках, слушал его. — В нашем приюте много детей, родители которых получили увечья, и из-за них не могут больше зарабатывать и кормить семьи, — говорили ему. — Бедность делает людей отчаявшимися, жестокими. Некоторые из них выгоняют своих детей самим добывать себе пропитание. Так подрастают уличные банды — почти не люди, а вечно голодные волки. Некоторым посчастливилось попасть хотя бы в этот приют. Но не везде такая доброжелательная атмосфера, поверьте. Лишние рты никому не нужны.

И снова это чувство — казаться самому себе ничтожным и маленьким перед проблемами мира. Легко и цинично махнуть рукой на них Рик пока не умел. Слишком несговорчива и упряма была ещё юная совесть. Поэтому он просто застыл посередине столовой, так и сжимая в руках поднос. Рассуждения его прервала внезапно открывшаяся дверь. На пороге появился высокий мужчина с европейскими чертами лица. Он очень контрастно смотрелся в этом убогом месте. В гладко выутюженном, тёмно-синем, лоснящемся, дорогом, деловом костюме и с шикарными чёрными кудрями, собранными назад гелем для укладки волос. Он держал в руках небольшой пузырек с лекарством.

— Как обычно, это Муи, — сказал он старшему воспитателю, показывая пилюли. — Спасибо, — сдержанно ответил он, принимая лекарство. Мужчина прошёлся по столовой и наткнулся взглядом на Рика. Быстро посмотрев на него, словно на диковинный предмет, он заметил: — Ты новенький или погостить зашёл? Я тебя ещё не видел.

— Я... погостить, — ответил Рик, но посетитель его уже не слышал. Он сказал старшему воспитателю, что эти лекарства для Муи ровно на неделю. После чего по-хозяйски оглядел помещение и вышел.

За вечер Рик узнал много. Столько, что это в буквальном смысле не умещалось у него в голове. То он вспоминал разговор с Каем, то про судьбу Муи, потом страны и целого мира, сердце всё ещё билось от томительных ощущений, которые возникли днём. Мир казался ему сложной головоломкой. Он понял, что каждому отведена в нём своя роль и всерьёз думал над тем, какая уготована ему. Дети спали на полу в одном помещении, укрывшись, кто чем. Кто простыней, кто одеялом, кто ковриком... Нагроможденные, спящие, худые тела серели в темноте, и у Рика возникла ассоциация с пасущимися на лугу коровами. Он не отдавал себе в этом отчёта и толком не понял, почему именно коровы, но сама картинка ему не понравилась, и он посмотрел в потолок, чтобы не думать об этом. У него ныло сердце, и Рик понимал, что ныть оно будет теперь всегда. Когда-то меньше, когда-то сильнее. Оно станет напоминать ему о том, что... Что? Надо что-то делать, верно? Но что? Ничтожество, смертный, слабенький, наивный, трусливый мальчишка, ещё даже не познавший сам себя. Чего он может мочь и хотеть? Что у него есть, кроме этой ноющей, тупой боли и всё возрастающей страсти изменить. Себя и весь мир, желательно. И что бы всё быстро и сразу, конечно. Рик понимал — так не бывает и чуть ли не падал духом. — Кай, — тихо позвал Рик, — ты не спишь? — Нет, — проворчал он, не открывая глаз. — Эта ночёвка похожа на школьный поход, правда? — спросил он, не зная, что ещё можно у него спросить. Говорить о своих мыслях ему было трудно. — Пожалуй, — снова проворчал Кай. Он нехотя открыл глаза и переложил со своей груди босую ногу, которую на него водрузил особо беспокойный во сне мальчишка. — Только в походе так не устаёшь. — Дети тебя полюбили — это многое значит, — заметил Рик.

"Что, если остаться здесь? Помочь им, Муи...", — он не знал, как сказать эту идею вслух и выжидательно смотрел на брата.

— Завоевать популярность у малявок — раз плюнуть, — ответил Кай. — Учитывая, что они ещё и играть не умеют.

— Да, ладно? — усмехнулся Рик. — Я же видел, что ты играл всерьёз. — Конечно, — гордо улыбнулся Кай, и скосил в сторону брата довольный взгляд. — Это ход такой педагогический. Они же из кожи вон лезли. Надо было им показать, что всё серьёзно, — потом он посмотрел впотолок и твёрдо сказал: — Но завтра всё закончится. Эта фраза, произнесенная так спокойно и безапелляционно, заставила Рика проглотить своё намерение поделиться Каем мыслями. "Уже завтра?" — подумал он, вспомнив Муи. — Нам надо идти искать Саю, — сонно пробормотал Кай. — Чем дольше тут задержимся, тем сильнее привяжешься к детям, тем тяжелее будет расставание.

"Так скоро...", — только и подумал Рик. Он не сказал, что уже успел привязаться. Не сказал, потому что для него самого это стало открытием.

Привстав было с циновки, он лёг на неё обратно, отчаянно думая, что придумать в последний момент, чтобы остаться тут ещё хотя бы на день. Сквозь беспокойные размышления ушей его настигло чье-то пение. Ранее он слышал подобные звуки на Окинаве, в ту самую ночь, когда Кай вознамерился застрелить Фореста. Прекрасный, тихий голос напевал грустную, величественную песню. Непонятно было — то ли музыка звучит в голове, то ли просто где-то далеко. Как и все люди-аудиалы, в такой ситуации Рик интуитивно прислушался, чтобы ухватить, ускользающий мотив. Но он был неуловим, и это мучало Рика, беспокоило.

— Почему она так печально поет? — прошептал он, приподнимаясь.

Он поднялся полностью и, крадучись, подошел к террасе, откуда ему открылся вид на спящую в сумерках улочку. Звук не сделался громче, но словно бы стал отчетливее. Он попеременно напоминал странный гул в ушах и женский голос такой неописуемой красоты, что слушать бы его вечно.

Оглядевшись, он увидел на соседней террасе приюта Муи, которая смотрела в небо и сосредоточенно о чём-то думала. "Она тоже слышит", — понял Рик. Он подошёл к ней и тихо позвал по имени. Девочка вздрогнула, словно просыпаясь ото сна, и растерянно посмотрела на Рика. — Что случилось? — прошептал он. — Каждую ночь я слышу это пение, — ответила она, — и мне немного тревожно. Ты тоже слышишь это? — Думаю, да, — кивнул Рик. — Почему она поет так печально? И о чём? “Она поет о крови”, — подумал он, но вслух не ответил, потому что ему сделалось тревожно, точно именно этот ответ Муи слышать нельзя. “Она поёт о крови, которая зовет ее, и кроме этого зова нет ничего. Вообще ничего. И это, если подумать, довольно страшно”. Совсем недалеко от детского приюта находился фургон с тонированными стеклами. Ван с интересом наблюдал в монитор. Сначала он предсказуемо заметил девочку, которую видел часто последние пару дней. Теперь же он заметил мальчишку. Довольная улыбка появилась на лице Вана. Она всегда появлялось, когда он видел нечто интересное. Он наверняка думал о том, какое чудо — эта звуковая программа на основе голоса Дивы.

— На Окинаве пахло Америкой, — пробормотал он, — а в этой забытой дыре ещё чувствуется присутствие моих земляков французов. Слава Богу, их запах слегка выветрился, так что меня не тошнит. Его разглагольствования в машине слушал серьёзно разве что его личный помощник. При этом он не переставал с завидным энтузиазмом и рвением, достойным лучшего применения, настраивать программу и наблюдать за монитором, делая какие-то пометки. Впрочем, голос подал водитель: — Месье Арджеано. — Да? — меланхолично откликнулся он. — Цель начала движение — вы заметили? — Заметил. Кто это у нас? — он прищурился через очки, разглядывая монитор. — Девочка. Четырнадцать лет, — отрапортовал водитель.

— В таком случае, у неё сложное раздвоение личности или у меня галлюцинации, милейший, потому что я вижу двоих детей, — вздохнул Ван с иронией. Еще он подумал, что поскорее хочет закончить эксперимент, как это обычно бывало, когда ему приходилось иметь дело с блондином.

— Она — слева, — не мигнув, ответил водитель. — Второй — мальчишка, турист. Наверное, просто увязался за ней. "Что-то не похоже, что он просто увязался", — подумал Ван и сбавил частоту звучания программы до минимума. Дети немедленно остановились и понимающе, растерянно переглянулись. Оба. — Вот как? — прошептал Ван. — Похоже, мальчишка тоже слышит. С чего бы это? Разве ему давали "лекарство"? Его ведь строго дозируют.

— Не обязательно, что он слышит, — с сомнением в голосе ответил водитель. — Он точно не получал "лекарство" ни разу. Без него эти волны не различимы человеческим ухом. "Надо будет запомнить этого мальчишку, — нахмурился Ван. — интересный экспонат". "Интересный экспонат" преспокойно вернулся с террасы в помещение. Его не столько беспокоил этот странный звук, сколько то, как отреагировала на него Муи. Она была сильно встревожена и рассеянна. На него самого пение действовало иначе. Он чувствовал себя… другим. Более сильным, спокойным и, кажется, способным на какое-нибудь фантастическое чудо. — Ты в порядке? — тихо спросил Рик, прежде чем отпустить её в женское крыло. Муи невидящим взглядом посмотрела на него и сказала: — Конечно... Просто кошмары снятся. И мне так не нравится этот голос, который мы слышали.

— Какие кошмары? — он сам не понял, почему спросил. — Как будто меня едят заживо. Я смотрю на себя со стороны, точно дух, но ничего не могу сделать. Я чувствую, как меня становится всё меньше и меньше… Знаешь, кажется, у меня поднимается жар. Спокойной ночи, Рик.

И она ушла, не дав ему ничего ответить. Он думал, что уже не уснёт этой ночью, но усталость свалила его с ног, и он забылся. Утром Кай всем объявил, что намерен уехать, что немедленно расстроило детей. К тому же, в бейсбол теперь не поиграешь — утро выдалось дождливое, ливень стоял стеной. Увидев, что к его отъезду отнеслись более болезненно, чем он мог бы допустить, парень вздохнул сокрушенно, некоторое время говорил с детьми, и те немного приободрились. А после того, как Кай пообещал поиграть с ними, здание снова наполнилось весёлым гамом. “Они веревки из меня вьют”, — подумал старший брат с печальной усмешкой. Рик умиленно наблюдал Каем и параллельно ждал, когда появится Муи. Но её не было. Встревоженный этим, он решил, что после нелёгкой ночи она плохо себя чувствует, и отправился её разыскать.

На террасе он услышал, как кто-то играет на пианино в крыле, где находились кабинеты для занятий. Рик немедленно пошел на звук. Он недолго петлял коридорчиками, ориентируясь только на собственный слух. Наконец, музыка на пианино, исполняемая верной рукой вдохновенного виртуоза, стала громче, яснее, зазвучала торжествующе и в то же время — по-детски непосредственно. Затаив дыхание, Рик одним глазком выглянул в полуоткрытую дверь. Он увидел тесный и плохонький кабинет музыки, лишённый даже стульев для учеников. Стул там был только один — подле поцарапанного, старого, но отлично настроенного пианино. Все стены занимали шкафы с пылящимися нотами, довоенные игрушки и вещи, не имеющие никакого отношения к музыке. Видимо, занятия проходили совсем редко, и класс использовали, как кладовую. У стены, повернувшись к Рику спиной, выпрямившись, сидела Муи. Костыль был небрежно отложен в сторону, и обеими руками она ловко прыгала по клавишам, раскачиваясь в такт сложнейшей композиции Шопена.

Рик застыл на одном месте, взирая на Муи, как на живое чудо. Он осознал, что в его школе никто не имел понятия о музыке — даже сам учитель, сухо и безжизненно учивший с ними детские песенки. Прислушавшись, Рик понял, что игра Муи повторяет капли летнего ливня. Он словно слышал, как дождь за окном подпевает клавишам. Вот он пробежался по деревянным ступенькам — звук стал глухим, басовитым, а потом быстро-быстро переметнулся под самые облака на свежую листву высоченных деревьев, и ноты задрожали тоньше, острее, мелодичнее. Вариации гармонично повторялись, менялись, увлекая и гипнотизируя. Муи говорила с дождём. А потом вдруг музыка стала всё более спокойной, и Рик понял, что это медленно рассеиваются тучи. Когда же вышло солнце, она приобрела оттенки торжествующей, но тихой надежды. А последняя мелодия из семи похожих вариаций повторила собой радугу. Рик моргнул, и мелодия растворилась. На пол музыкального класса падали косые лучи солнышка. Муи потянулась и, хотя она сидела к Рику спиной, он чувствовал, как девочка улыбается, даже не зная, что только что сотворила чудо. Он уже окончательно вошёл в кабинет, и как только пианистка закончила играть, громко зааплодировал. Муи вздрогнула и обернулась на непрошенного наблюдателя:

— Рик? Ты... слушал, как я играю? — У тебя здорово получается! Ты можешь стать великой пианисткой! — восхищенно улыбнулся он. Но Муи почему-то вовсе не выглядела радостной. Слабо ответив Рику кивком в ответ на его похвалу, она опустила голову. Наконец, снова попробовала улыбнуться и сказала твёрдо и тихо: — Я бы выбрала иное занятие. Рик удивлённо приподнял брови: — Какое? — Помогать папе и маме. "Какая она великодушная, — подумал Рик. — А мне далеко не всегда хотелось помогать папе по бару". Муи улыбнулась, словно стряхивая с себя оцепенение, ловко, встала, опираясь на костыль и сказала: — Вот и солнце! Идём на улицу, — она взяла Рика за руку и решительно повела за собой, ничуть не заметив, что мальчик в который раз отчаянно покраснел. Но они не успели выйти из комнаты. Дверь в зал открылась, и на пороге возникла воспитательница. Сначала она просто смотрела на Муи с состраданием, а потом подошла к ней и сказала: — Девочка, держись. Мне нужно кое-что сообщить. Твой отец... Это произошло в поле... Он теперь не сможет работать.

Муи молчала и только ещё крепче сжала ладонь Рика, а затем опустила ее. Потом, не говоря ни слова, она шустро проскользнула мимо воспитательницы и была такова. Рик хотел броситься вслед за ней, но женщина печально покачала головой, останавливая ее: — Ей нужно повидаться с матерью. Они вдвоём теперь остались здоровые. Пойдём-ка лучше в столовую. Новость разлетелась по зданию очень быстро, и прочие воспитательницы живо переговаривались между собой. Детишек не было — Кай играл с ними на улице. У входа в столовую Рик услышал, как взрослые обсуждают шансы помочь Муи. Кто-то обронил: — Такая талантливая девочка, а такая судьба... — Её отец калека. Всё равно, что лишний ребёнок... — На что они жить будут? Она ведь могла поехать во Францию, поступить в консерваторию. Ей обещали помощь, все условия, только бы согласилась. Таких детишек там ценят... — А она и отказывается. Мол, родителям помогать хочу. — Все мы знаем, что это за помощь... Рик слушал у дверей и не решался пойти внутрь.

Наконец, он сделал шаг назад, потом второй... а потом помчался прочь.

Он не знал, куда бежит, но знал, что найдёт Муи. Карман ему жгла платиновая карта. Он чувствовал себя готовым выполнить любую просьбу Муи. Пусть она только скажет, что ему нужно сделать.

Рик бежал долго, почти не разбирая дороги. Он верно понял, что Муи пойдёт в сторону деревни, и мчался по указателям.

Наконец, он затормозил на углу магазина электротехники. У витрины стояла Муи, остановившимся взглядом, похожим на тот, что Рик видел ночью, она смотрела на расположенные за стеклом товары. Мальчик подбежал к ней, будучи счастлив уже от того, что нашёл Муи.

— Долго тебя не было, — отдышавшись, сказал он и замолк, глядя в лицо девочки. Она взглянула на него не по детски серьезным, слегка отрешенным взглядом: — Ты слишком добрый.

Снова возникло молчание. У Рика пересохло во рту, и он решился на экспромт.

— Послушай... — произнес он хором вместе с Муи. Он удивлённо замолчал, вопросительно посмотрев на неё. Он понял, что она скажет сейчас нечто очень важное. — Ты не мог бы одолжить мне немного денег? Я пойду работать и обещаю, что верну тебе всё. Я просто обязана помочь родителям.

— Муи, — тихо произнес Рик, — Что же ты собираешься делать с этими деньгами? — Куплю вот это, — решительно сказала она, указав на витрину. Он проследил за её взглядом, и увидел странный, вытянутый прибор, вроде пылесоса с каким-то передатчиком. Ему не приходилось видеть металлоискатель. Рик опешил: — Что это? Зачем тебе? — Это поможет. Правда. Ты и не представляешь, насколько сильно, — заверила его Муи. — Я должна, Рик. У меня просто нет выбора.

Стоила эта штука недорого, так что вполне хватило наличных. Муи отказалась взять больше стоимости прибора, и Рику оставалось просто посадить её на такси и отправить в деревню.

— Ты уверена, что это поможет? Можно ведь придумать кое-что другое... Но Муи с сияющими от восторга глазами обняла Рика: — Спасибо. Ты очень сильно мне помог, и я никогда этого не забуду.

Потом Рик долго смотрел вслед уезжающей машине. Он должен был быть рад, что помог ей, но что-то показалось ему неправильным, роковым. Оно было в том, как Муи отреагировала на его комплимент ее игре. Оно было в том, как Муи смотрела на витрину. Рик чувствовал, что происходит нечто злое. Так и не разобравшись, в чём дело, он побрёл домой. "Надо было мне спросить ее, чему она так обрадовалась. И я не успел ей сказать, какая она замечательная", — печально рассуждал он. В приюте, как оказалось, Муи и Рика уже обыскались. Стоило мальчику переступить порог, как на него тут же все накинулись с расспросами, и он, как мог, объяснил, что случилось. К его удивлению, в помещении воцарилось молчание. — Зачем же ты купил ей металлоискатель? — вздохнул старший воспитатель.

Рик вздрогнул от его слов, как от удара. — Она... сказала, что больше всего хочет помочь родителям, — пробормотал он, холодея.

— Неужели, сложно было догадаться, что этот прибор нужен, чтобы находить неразорвавшиеся снаряды? В бедных деревнях и стар и млад работают в полях. Выкапывают и продают на металлолом. Многие люди гибнут или остаются калеками, — тихо пояснила одна из воспитательниц. В глазах Рика потемнело. — Так-с, — протянул Кай, решительно подбоченившись. — А деревня Муи далеко отсюда? — Несколько часов на машине, — ответили ему. — Чего стоишь? — нахмурился Кай, глядя на брата, — Бегом к мотоциклу. На нём быстрее доберёмся. — Спасибо, Кай, — прошептал Рик. А потом оглянулся на воспитателей. — И вам спасибо за всё. — Постой, — сказала ему одна из женщин. — Что же ты скажешь ей? — Что всё это неправильно… Никто не успел ему тогда сказать, насколько Рик наивен. Ему было не понять упрямой, слепой, жуткой гордости крестьян, которые не привыкли брать “подачки”, даже если это на самом деле разумная помощь. Ему было не понять, что Муи не знает, что такое большие деньги, что такое талант. Она будет напугана, оскорблена и уязвлена, когда Рик даст ей понять, что ее образ жизни и мысли — больше похож на животный. Рику казалось, он просто расскажет, как она талантлива, и девочка выберет рост своей личности, который был бы и на пользу ее семьей. Но Муи не знала, что такое “рост личности”, она была цветком жасмина на окраине живописной деревни, куда не заглядывает цивилизация. Она была чиста и проста, играла на пианино, понятия не имея о своём таланте и искренне полагая, что это так же легко, как играть в бейсбол. Любой сможет. Ее гений сочетался с жутким, закостенелым невежеством, в котором она была не виновата. Деревня Муи была небольшим скоплением хижин подле простирающихся разноцветных полей, в которых работали люди. Поля эти не пустели даже по ночам.

Рик и Кай ехали всю ночь, но оба были так напряжены, что почти не чувствовали усталости. Первое, что увидел Рик — старик. Он никогда не встречал иностранцев, и с откровенным любопытством разглядывал прибывших. Рик увидел, что у него нет одной ноги. Мальчик побежал по песчаным тропинкам, выкрикивая имя Муи, а Кай нёсся позади просто для того, что бы не терять брата из виду. Внезапно он тревожно окликнул Рика, и тот остановился. — Смотри, — Кай указал в поле.

Сердце мальчика сжалось, когда он увидел Муи. Она непринужденно орудовала металлоискателем, одной рукой умудряясь поддерживать костыль. "Это какая-то неправильная радость на её лице, — подумал Рик, еще не до конца понимая масштаб трагедии, но чувствуя его. — Она не должна получать радость от подобных занятий. Она должна… бунтовать, злиться, стремиться к другому. Она же… играет Шопена, словно в консерватории выступает".

— Муи! — крикнул, влекомый тревогой. Девочка услышала и приветливо ему улыбнулась. Она отложила металлоискатель и заковыляла к другу: — Спасибо, что помог мне. Он сдвинул брови, хмурясь, точно видя вместо нее ужасное чудовище. Сделав шаг назад, он посмотрел в ее глаза, взял за плечи: — Прости меня, — тихо произнёс Рик, — я ничего не понимал. Теперь всё будет иначе.

— О чём ты? — удивилась Муи. — Теперь я могу помогать родителям. — Ты… не шути так, — прошептал он, облизав губы. — Так не может быть. Ты понимаешь, что играешь лучше всех, кого я слышал? — Лучше всех? Ты меня хвалишь, и мне приятно, но… — Твоя игра может помочь семье, Муи. Только нужно уехать учиться… Девочка-инвалид на сцене играет лучше знаменитостей, ты понимаешь, какое будущее тебя может ждать? — Сцена… О чём ты говоришь? Рик, ты бредишь. Извини, мне опять пора, — она отошла от него. — Оставайтесь у нас ночевать. Я скоро вернусь. Рик инстинктивно подался вперёд, чтобы взять её за руку, но вдруг остановился, вспомнив, с каким испугом она его слушала. Она не поймёт его. Просто не поймёт всю чудовищность своей радости. Не поймёт, что её жертва ради денег не идёт ни в какое сравнение с её талантом. Этим даром она могла бы дарить людям надежду и зарабатывать больше. "Быть может, просто никто не сказал ей, что можно иначе? Быть может, она просто привыкла постоянно жертвовать?" — думал Рик, с похолодевшим сердцем, наблюдая за тем, как она уходит. Оказалось, что у Муи есть два маленьких брата. Ребятишки играли на поле рядом с матерью. Это окончательно выбило Рика из колеи, и он закрыл лицо ладонями, пытаясь привести мысли в порядок.

Кай прекрасно понимал его терзания и молчал.

Братья отошли в тень дерева и сели прямо на траву. Первым тишину прервал Рик: — Кай, как это изменить? Он покачал головой: — Ты не способен перепрограммировать человека. Если продолжишь на нее давить, потеряешь ее. — Я слышал, как она играет, — в отчаянии прошептал Рик. — Это чудо.