Акт первый(life was so hard to bear) (1/1)

***За последний час Скриппс на все лады пропел строчку: ?Я просто хочу быть там, где вся движуха? несколько сотен раз, и теперь, в наступившей тишине, она продолжает струиться в уголке мозга, пока он жуёт свой подтаявший батончик. Им всё ещё далеко до Бродвея, но парни вступают более или менее вовремя и не натыкаются друг на друга, что можно расценить как успех. Нет, этот день не был таким уж тяжёлым. И всё равно Скриппс обрадовался, когда все вдруг единодушно объявили перерыв и сбежали кто куда. Он зашёл за кулису, нашёл свою сумку в куче на полу, залез туда за снеком, вернулся и уселся на какой-то ящик в глубине сцены, вытирая шею собственной футболкой. Это был тот момент, когда они ещё не валились с ног, но уже начали сходить с ума от механического повторения одних и тех же шагов, выкрикивания одних и тех же фраз. Что до Скриппса, те немногие сцены, в которых прожектор (воображаемый, конечно ― Феликс запретил трогать дорогое школьное оборудование до назначенной даты) падал на него, вызывали в нём такое глубинное изумление, что он просто забывал смущаться. Петь свои партии было приятно, что Скриппс и делал. Он немного помогал ребятам с их вокальными партиями, когда они просили, подсказывал, как лучше. Но нужно было ещё раз за разом бежать к старенькому ноутбуку, заново включать фонограмму, бежать обратно ― и так, пока не получалось всем вместе сносно отыграть кусок от начала до конца. ?Я просто хочу быть там, где вся движуха…?Он открывает шоколадку, откусывает, на одном колене балансирует телефон ― Скриппс хватает его и стряхивает наваждение в твиттер: ?определенно не хочу быть там где вся движуха?.И тогда от экрана его внимание отрывает какое-то движение: спереди и наискосок, за одной из кулис, торчит Познер. Скриппс хочет окликнуть его, но по здравом размышлении…Поз смотрит куда-то, и нет нужды прослеживать его взгляд, чтобы знать, кто будет на том конце. И верно ― Дейкин: не то чтобы прячется, но старательно не выдаёт своё присутствие за звуковой колонкой у края сцены.А он-то думал, что игры в партизанов закончились в младшей школе.?Я хочу быть там, где вся движуха, там, где вся движуха ― там!..?Скриппс со своей стратегической позиции может видеть больше, чем Дейкин, но Дейкин наверняка может больше слышать, и это (наверняка) интересней. С виду на зрительских местах ничего особенного не происходит: молодой учитель и помощница директора школы, приставленная следить, чтобы восемь юных талантов в артистическом угаре случайно не разнесли школьное имущество, мило беседуют. Фионе не было никакого дела до того, какие странные формы в очередной раз принимали мужские амбиции ― она обычно была поглощена своим телефоном, а могла на свой страх и риск иной раз и уйти. Но случалось, она отпускала замечание, на которое остальные закатывали глаза, но которое потом, вдоволь побившись о подводные камни режиссуры, всё-таки претворяли в жизнь ― нередко ещё до конца репетиционного дня.А ещё Дейкин стал появляться на репетициях и из кожи вон лез, чтобы произвести впечатление. Что шло постановке иногда на пользу, иногда нет, но, в целом, было весело.Если бы не одно но. Кусающее палец среди жидких складок дешёвого полиэстера.?Я хочу…?Скриппс с жалостью прослеживает сложную траекторию в обратном направлении, и это поражает его внезапным открытием. Вот он, не участник событий и даже не сторонний наблюдатель ― он наблюдает за Познером, который наблюдает за Дейкиным, который наблюдает за своей (не такой уж) тайной подружкой.Скриппс бездумно твитит: ?просто предположим - что-то происходит?.Спереди слышен тихий ?пилик?, и Познер ретируется вдоль стены, проскользнув за вторым рядом кулис к пожарному выходу. Судя по всему, Скриппса в полумраке он не заметил. Двое в зале не заметили вообще ничего: Ирвин всё так же смущённо поправлял очки, Фиона всё так же казалась одновременно безразличной и веселой, ― и не совсем ясно, что же там заметил Дейкин, но просто предположим…Познер, уже взявшись за ручку двери, бросает взгляд на экран и поворачивает лицо к Скриппсу: губа выпячена. А, заметил. Скриппс виновато салютует фантиком. Познер подносит два пальца к губам, что означает приглашение в свою личную драму на ближайшие пятнадцать минут, и Скриппс, похлопав себя по карманам, со вздохом встаёт и выходит следом.В школе давно нет никого, кроме звёздной труппы, но всё же следует дойти хотя бы до балкона. ― Твои, ― его карман достаточно далеко от миссис Познер, чтобы хранить там пачку тонких вишнёвых сигарет, и Поз получает её, а Скриппс получает лёгкий разряд статики.Они пригибаются так, чтобы оставаться незамеченными из коридора и несколько минут смотрят на пустое футбольное поле сквозь прутья ограждения.***― Я почитал тут сценарий той песни, где свадьба, ― говорит однажды Дейкин. ― Сразу говорю: на репетициях мы целоваться не будем.?А на премьере будем?? ― восклицает голос Познера в голове у Скриппса. ― Какое облегчение, ― бросает сам Познер, но лицо его сияет.― Нет-нет, это вообще необязательно, ― вмешивается Ирвин. Если бы взглядом можно было убивать. Взглядами ― Тиммс, Ахтар и Кроутер нахохливаются как по команде:― Мистер Ирвин?..― Вы что?..― Нет! ― Ирвин всплёскивает руками. ― Конечно, нет. Ребята, просто не будем тыкать спящего медведя. Директор, он… ну, он старается.(Феликс действительно в этом году повесил одинокий радужный флажок на флагштоке у входа на целый июнь. 1 июля, ровно в 7:30 флажок уже как ветром сдуло. Скриппс знает ― он дежурил в то утро.)― Мистер Ирвин, они шутят, ― сжаливается Познер. ― Конечно же, я просто целомудренно прикрою лицо фатой.?Честно говоря, ― признается он через полчаса Скриппсу, на велостоянке у школы, ― для меня это почти то же самое?.Что ж, ребята погундели полувсерьёз и разошлись, а Ирвин попросил уходя, выключить свет. Скриппс кивнул и склонился за ноутбуком. Дейкин, подкравшись, доверительно хлопнул его по плечу.― Видел?― А? ― очнулся Скриппс.― Ревнует.Он огляделся по сторонам. Познер ушёл ― демонстрировал равнодушие к Дейкину, очевидно. Скриппс вздохнул.― Тоже мне, новость.― Да не Познер, ― Дейкин смотрел на него разочарованно. ― Ирвин.Скриппс попытался, в свете нового знания, построить в голове любовную… геометрическую фигуру, но провалился.― Это не ?Гамильтон?, ― сказал он, ― Это мамма мия какая-то.*** ?Мир опрокинулся вверх дном?, ― ревели они. Трудно изображать масштабную батальную сцену, когда вас восемь человек, но, боже мой, они старались.В целом, всё было здорово. Эта песня нравилась всем, так что её легко прогнали пару раз от начала и до конца. Дейкин даже был в этот раз неплох ― возможно, потому, что выучил слова. Но без иронии, ему удавались такие номера. Он выходил на середину, расставлял пошире ноги, вздёргивал подбородок и заявлял:― Я не упущу свой шанс! ― так, что было ясно: не упустит.Сложнее было со сценами другого плана. ?Одного этого достаточно? ― концепция, столь же непонятная для Дейкина, как концепция учебного плана для Гектора. Сцену, где Элайза изливала свои чувства, слёзно просила беречь себя и остаться с семьёй, а Гамильтон просто стоял как пень, при желании и большом воображении (и колоссальной впечатлительности) ещё можно было принять за оцепенение от избытка чувств. Но на следующий день предстояла ?свадьба? ― точнее, нежное многословное предложение руки и сердца со счастливым финалом.***Познер любил ходить вокруг да около. Он барабанил пальцами по перевёрнутому тазу так долго, что Скриппсу захотелось поднять какое-нибудь знамя. Или вытянуть счастливый номер. Работающая сушилка, на которую они, одуревшие от долгой репетиции, загипнотизировано смотрели, забавно напоминала лототрон. Хотя оттуда и можно было вытянуть и выкинуть, как раз-таки, белый флаг: ?я сдаюсь! говори, что там у тебя??Страдает по Дейкину? Нет, тут что-то другое.― Тебе не кажется, что Дейкин… ― тоненько начал Познер. Не другое.А сколько вариантов вертелось на языке.― …как бы это сказать? Упёртый баран?Скриппс не стал утверждать очевидное.― Его Гамильтон ― упёртый баран, ― уточнил Поз. Скриппс развёл руками:― Гамильтон ― упёртый баран.― Он… ― Познер не стал спорить и растерянно огляделся по сторонам. ― Да. Но он не бесчувственный упёртый баран, он…― Чувствительный упёртый баран?Познер благодарно рассмеялся.***Список дел Дональда Скриппса на пороге самых важных экзаменов в его жизни.1. Написать эссе по американской революции, хотя её очень мало в программе и Ирвин прекрасно знает, что они-то и так уже достаточно в ней разбираются. Достаточно, чтобы пустить пыль в глаза любому проверяющему, во всяком случае.2. Собрать плейлист минусовок для тех номеров, которым он не сможет аккомпанировать вживую. Ну, тех, где он появляется не только как рассказчик, но и как участник событий.(На самом деле, он уже думал сдаться и провести под фонограмму всё шоу целиком, но была какая-то теплота и особая проникновенность в тех отдельных песнях, которые пелись под сопровождение единственного инструмента, и Скриппс не находил в себе сил от них отказаться.)3. Закончить Переписать Продолжить В общем, Начать свой глубокий исторический роман на философско-религиозную тематику, который опять каким-то образом превратился в сценарий о школьных буднях. В этот раз ― сценарий мюзикла, к которому потом можно было бы попробовать написать музыку….4. Сшить свадебное платье.Миссис Скриппс даже не удивилась. Сдула пыль со швейной машинки, невозмутимо спросила:― И кто она?Скриппс посмотрел на ворох мятых кружев в своих руках.― Элайза.***Когда Скриппс выключил настольную лампу в два часа, он был практически уверен, что мёртвые революционеры будут сниться ему всю ночь ― всё, что от неё осталось. Завтрашняя репетиция пройдёт ещё до начала занятий: вечером зал будет занят, чёрт бы побрал конец семестра.Они все дружно сошли с ума, если даже согласны вставать в то время, когда могли бы ещё мирно досматривать тягомотные сны об экзаменах в своих постелях. Кроутеру, который вкладывал в организацию всего этого больше сил, чем Скриппс, Познер и даже Ирвин вместе взятые, его отец уже высказывал недовольство. А отец Скриппса как-то сказал за завтраком, не отрываясь от ?Гардиан? в своём планшете: ?Ничего, поступишь на другой год?, что вызвало у Скриппса волну беспокойства, какой не бывало от строгих внушений.Он зашёл тревожно полистать ленту перед сном, увидел, что Познер сменил ник на ?чувствительный упёртый баран?, улыбнулся, выключил телефон, лёг лицом в подушку и спустя какие-то минуты уже крепко спал.***Оказалось, что Скриппс боялся репетиции и зря, и не зря. Конечно, по сравнению с тем, как Дейкин клялся в вечной любви, любая мыльная опера, да даже любой старый индийский фильм казался пьесой Алана Беннетта. Но он чувствовал странное облегчение, и сравнительно легко высидел на уроках всё время до обеда.Дейкин нагнал его в коридоре.― Монах? ― спросил он. Скриппс попытался вспомнить, что успел сделать, точнее, не сделать за такое короткое утро. ― Часиков в семь?А, бар ?Монах?… Недавно открывшееся модное заведение в Эклсоле. Идея заманчивая, но сегодня? Дейкин как будто что-то хотел сказать, но загадочно молчал.― Ладно, ― сдался Скриппс. Всё лучше, чем вечер пустых размышлений. Уже стоя в очереди с подносом, он подумал о том, что следовало бы позвать Познера, но его бы всё равно не отпустили, он бы только зря расстроился, так что совесть молчала. ― Прошло, ― объявил Познер, подсаживаясь к нему за стол.Скриппс поковырял вилкой омлет. Все сегодня ждали от него телепатических способностей, которые, если когда и были, теперь заглушались недосыпом.― ?Это пройдёт?? ― напомнил Познер. И пожал плечами: ― Нелегко любить того, кто так кошмарно переигрывает.Скриппс фыркнул. Он не поверил Познеру ни на секунду, да он и сам себе не поверил.― Потерять любовь всей жизни и любимый мюзикл в один день, ―посочувствовал он, отхлёбывая противный кофе. Познер застонал:― Об этом я не подумал! Как теперь слушать саундтреки? Я теперь до конца жизни буду слышать в них дейкиновские интонации...Да американский слэнг с густым йоркширским акцентом сам по себе звучал… самобытно. Особенно под мотивы хип-хопа.― Искусство требует жертв. И потом, ― Скриппс сгорбился над тарелкой. ― Через пару недель в таком ритме ты всё равно больше никогда не захочешь их слушать.***― Фиона смеётся. Всё правда так плохо? ― спросил Дейкин.Скриппс осторожно поставил кружку с пивом. Подколоть неотразимого Дейкина ― святое дело, но… его что, это правда волнует?― Бля, ― засмеялся Дейкин, только глянув на него, ухлопал кружку залпом и утёр губы ладонью. ― Всё правда плохо.Скриппс махнул рукой и развалился за столиком. В затенённом помещении глаза слипались сами собой.― Для школьного спектакля ― гораздо лучше, чем можно было представить. Мамыпапы будут в восторге.Но ведь правда. Затевать что-то феерическое было преждевременно ― это стало ясно на первых же репетициях.― Я хотел только…Сегодня Скриппс сдал наконец своё эссе Ирвину, к тому же успел немного захмелеть, так что почувствовал почти нежность и к Ирвину, которым он, вероятно, неминуемо станет через пять-семь лет, и к Дейкину, который выглядел непривычно потерянным.― Что? ― подбодрил его Скриппс. ― Что ты хотел?― Ну, ― он делано засмеялся. ― Впечатлить Фиону.― Фиону?― Её тоже.Они сделали ещё по одному раунду. Или не по одному.***― …Да блин, Скриппси!.. ― орал Дейкин, хватая его за руки. ― Помоги мне, ты ж-же-ж всем… (он икнул) …помогаешь! Научи меня всей этой…― Да где я, а где актёрское мастерство, ― смеялся Скриппс, отпихивая его от себя. ― Я петь помогал, и то немножко. Да нормально ты поёшь! Нормально! Уши не вянут.― А чего она ржёт тогда?! ― возмутился Дейкин. Скриппс, фыркнув, пролил пиво и потёр глаз кулаком.― Нормально всё, надо просто… ― он затрясся от беззвучного смеха. ― Надо… потоньше, Стю. А то ты прямо в лоб. Я не могу объяснить, говорю же, я сам… Вот Поз… ― он захлопнул рот, сам, собственно, не зная почему.Дейкин вроде бы не заметил.― Во сколько завтра… ― будничным тоном начал он, и изменился в лице. ― От-ч-чёрт!..Скриппс глянул в сторону выхода. В паб входил Ирвин. Скриппс в панике натянул на голову капюшон и отвернулся к стенке кабинки. Дейкин не признавал за толстовками право считаться предметом гардероба ещё с пятого класса, и потому свалился лицом на свои сложенные на столе руки так-будто-ему-уже-хватит.― Почему мы прячемся? ― шёпотом спросил Скриппс.― Честно? Не уверен, ― Дейкин продолжал прятаться. ― Он ушёл?Скриппс украдкой выглянул из укрытия. Ирвин прошёл вглубь зала. Оставалось надеяться, что он не пришёл напиться после того, как прочёл его опус.― Теперь да. Пойдём, что ли, ― он хмыкнул. ― Видишь, последнюю стадию алкогольного опьянения хорошо сыграл.― Да потому что я не играл, тупица, ― беззлобно огрызнулся Дейкин и с трудом отлепил себя от столешницы. Когда успел, подумал Скриппс, обматывая вокруг шеи большой шарф.― Давай, шевелись, пока Ирвин не вышел покурить или взять бумажник в машине…К счастью, Дейкин стоял на ногах и даже стал по обыкновению чистить пёрышки, прежде чем покинуть заведение. Скриппс в дверях почти столкнулся с какой-то девчонкой и принялся извиняться…― Скриппс, ― он вдруг узнал Фиону, причём больше по голосу. Она выглядела как-то иначе, но он бы затруднился сказать, в чём именно. Возможно, она была такой же, как и всегда, просто обстановка сменилась. Он вконец замешкался, и тогда Фиона с улыбкой заверила его: ― Я не докладываю обо всём мистеру Феликсу. ― Она явно искала кого-то взглядом. ― Ты, случайно, не встретил здесь… ой!Скриппс догадался, что за его плечом наконец нарисовался Дейкин. Он-то, наверное, сложил два и два быстрее, и Скриппс, опасаясь некрасивого скандала, приготовился тащить друга к выходу. К его удивлению, Дейкин вежливо улыбнулся.― Мисс... Фиона, ― придурок, не вспомнил её фамилию. Но впечатления это не испортило, поскольку Дейкин почти не заплетающимся языком проговорил: ― П-приятного вечера! ― и эффектно удалился. Скриппс, чувствуя себя настолько не в своей тарелке, насколько было возможно, торопливо попрощался и вышел следом.Дейкин был как грозовая туча; все те несколько минут, что они шагали к остановке, он молчал. Скриппс тоже молчал ― а что тут скажешь. Он думал, что напиться можно было и где-нибудь подешевле, тем более, что всё выветрилось в ту секунду, как они ступили на тротуар. А главное, два вечера бы ничем не омрачились.Когда они сели на трамвай, Дейкин помолчал ещё минуты две, а затем завёл какой-то отвлечённый разговор и, притворяясь, что он всё так же навеселе, трепался обо всём подряд до самого дома.***Да, место было очень даже милое. Встреть Фиона кого-нибудь другого, она бы, пожалуй, шутливо нажаловалась мистеру Ирвину на его учеников, распивающих алкоголь в общественном месте (и кто им только продал, хотя наверняка здесь у Дейкина тоже есть какие-нибудь знакомые официантки). Но вечер начался с тривиальных замечаний о пробках, потом подали коктейли, и разговор потёк более свободно, и она даже забыла о неприятном инциденте.Но в этом проблема свиданий с коллегами ― беседа всегда направляется в русло школьной жизни.Они не заметили, как за забавными историями пролетело два или три часа. Том Ирвин работал в школе Катлера недавно, так что ей было чем поделиться. Они много смеялись, и Ирвин не спешил её затащить… в общем-то никуда. Они сидели на одном месте, пока менялись лица, блюда, плащи на вешалках и песни в колонке, и это-то и делало вечер таким приятным.В какой-то момент они вернулись к мюзиклу, но Фионе уже было настолько весело, что её не коробили упоминания Дейкина, да и думать о нём, как об ученике, было легко. Она думала о нём, как и обо всех других ребятах: с теплотой и, может быть, иногда ― с лёгким раздражением.― Всё ещё не понимаю, ― задумчиво протянула она, болтая трубочкой в бокале, ― как ты убедил Феликса разрешить всё это.― Это ведь… в конечном счёте, это всё не о поступлении.― Нет?― Да посмотри на них. Дейкин с ходу цитирует Ницше (хоть и называет его НиТше, но с этим можно работать). Конечно, они поступят, сейчас всё-таки не восьмидесятые. Вопрос в том, как они себя там покажут. Я так и сказал Феликсу: хотите, чтобы они продолжали держать марку? Или хотите, чтобы над вашими выпускниками смеялись?Фиона выпучила глаза и надула щёки ― совсем как Феликс: ― ?Стесняюсь спросить, мистер Ирвин, и как им поможет в этом прыгание по сцене?? Ирвин коротко рассмеялся, поправил съехавшие очки.― Похоже, ты подслушивала.― Всегда, ― заверила его Фиона, и она почти не шутила. ― Так как?Он посмотрел на неё, блуждая где-то далеко… возможно, среди каменных стен Кембриджа, в собственных восемнадцати с небольшим лет. На улице давно стемнело, его лицо освещалось только огнями бара.― Им нужно научиться… С другими людьми… даже не ладить ― делать что-то вместе, понимаешь? Что-то, что они никогда не делали прежде. Что-то, что им никто не рассказывал, как нужно делать. Строить с нуля. И конечно, ― он скривил губы, как будто сомневался, стоит ли это говорить. ― Притворяться. Кем-то другим. Хотя бы ненадолго.― Ты… хорошо притворяешься, Том?― Честно? ― опять эта усмешка, зыбкая, уклончивая. ― Паршиво.― Как ты смотришь на то, чтобы уйти отсюда?***Скриппс должен был предугадать, что это случится. Репетиция с самого начала была такая, что лучше было бы им всем мирно разойтись по домам. Как назло, Ирвин отсутствовал, и общество предоставленных самим себе, блестящих, не по годам развитых, разумных молодых людей быстро деградировало до первобытной стадии, точнее, до средних классов старшей школы. Оставалось только бить друг друга портфелями по голове.На самом деле, им нужна была разрядка. Слишком давно ничего не клеилось, слишком много времени было потрачено, чтобы теперь бросать всю затею, но казалось, что к концу года они уже не успеют. Ну, либо эпично, колоссально, сказочно облажаются. Недавно, когда они пришли к Гектору со своими опасениями, он близоруко прищурился, поглядывая то на одного, то на другого ученика, сложил руки на животе и изрёк: ?Когда нас осаждают неудачи, воистину тот будет мудрецом, кто будет рад тому, что достижимо, его ничто не сломит?. (Последовавший за этим раздражённый вздох Локвуда, наверное, был слышен и на лестничной площадке.)Даже Кроутер оставил попытки дисциплинировать свою труппу, отпустил поводья и снисходительно улыбался, сидя в стороне. Видимо, наслаждался передышкой. И, по правде сказать, ― облака начали стягиваться над Познером в неумолимую воронку задолго до этого. Весь день он был странно тихим на занятиях. И затем, уже в зале, Тиммс вдруг спросил у него со своей извечной банальной любознательностью:― Эй, а правда, что Гамильтон и Лоуренс, ну… того?― Чего? ― скривился Радж, косясь на Дейкина. Остальные засвистели и затопали.Обычно Познер с удовольствием бы дал своё всестороннее экспертное мнение по данному вопросу, привёл бы доказательства за и против, не забыв увенчать всё это каким-нибудь остроумным замечанием, после которого у спрашивающего отпало бы желание впредь задавать подобные вопросы, но появилось бы острое желание, чтобы в следующий раз что-то в этом духе спросил бы кто-нибудь другой.Но он вспыхнул и огрызнулся:― А я-то откуда знаю? Я действительно не веду перепись всех, кто вступал в однополые отношения с начала времён, Тиммс!― Ирвин ведёт, ― буркнул Скриппс. ― Спроси у него.Он даже не думал каким-то образом задеть Дейкина, но, под несколько нервных смешков с разных сторон, поймал его недобрый взгляд с другого конца сцены. Так что очень удачно, что Кроутер поднялся со своего места и сложил руки рупором:― Давайте, ещё раз! Эй! Все по местам! Остальные, ушли с глаз!Скриппс поспешил к клавишным, сел и приготовился наигрывать простенькую мелодию одной рукой. Радж влез на стол и лёг на спину. Дейкин и Познер встали рядом на колени.Дейкин тоже не делал всё это легче, будто нарочно с самого начала подливая бензин в костёр всеобщего хаоса. Ни Ирвина, ни Фионы здесь не было, но он пытался показать всем, насколько ему плевать на них, и насколько он веселится и насколько сильно ему плевать на то, насколько удачной будет постановка.В этой песне Филипп Гамильтон, старший сын, подстреленный на дуэли, умирает на руках своих убитых горем родителей. Не самый удачный выбор для этого дня, когда все так взвинчены, но они уже начали работать над ней, и все хотели по домам, так что…― …Мама, мне так жаль… ― начал Радж дрожащим и вдруг фыркнул, сотрясаясь от смеха. Скриппс перестал играть. Познер оглянулся на него, закусив губу.― Ну чего там? ― крикнул Кроутер из зала.― Щекотно… Подвинь руку, ― сказал он. Дейкин закатил глаза, высвободил руку, удерживающую Раджа и натянул ему футболку на голову. Раздался хохот. Радж вывернулся, вскочил, одёрнул её и лёг обратно.― Соберитесь, пожалуйста! Скриппс?..Скриппс продолжил, поглядывая на Познера. Он и Радж пели дуэтом:― А помнишь, как меня учила ты игре на фортепьяно?― Мой сын… ― Моими пальцами играла…― А ты по-своему играл…― А я по-моему играл…― Ну это ж Радж, ― протянул кто-то из зала, и все засмеялись. ― Да, конечно, ― Радж выпал из образа и поднял голову. ― Я же, ― он сделал пальцами кавычки, ― Тупой! Новый взрыв веселья. Радж не обижался всерьёз, просто показывал своё неизменное презрение к интеллектуальному снобизму одноклассников. Скриппс тоже усмехнулся, уже просто от нелепости этой ?репетиции?, потёр глаза указательным и поставил локоть на клавиши с лёгким ?тьбрум?.Познер резко поднялся на ноги.― Знаете, ― его голос завибрировал отдалёнными раскатами гнева и обиды. ― Это всё очень смешно, просто уморительно. Глупая гибель совсем молодого человека… Шум немного поутих, все взгляды обратились в его сторону. Дейкин скрестил руки на груди.― Господи, ― Локвуд сидел, закинув ноги на передние стулья. ― Мы же не над этим ржём. Тебе обязательно быть такой занозой в заднице?― А тебе обязательно быть таким мудозвоном? ― взорвался Познер, ― А тебе обязательно быть клоуном, Тиммс? А тебе… ― он посмотрел на Дейкина, тот поднял бровь. ― …обязательно быть таким бесчувственным чурбаном, ― прошептал он и начинал лихорадочно собирать вещи, отрывисто говоря на ходу: ― Позовёте меня, когда будете готовы репетировать. Честно говоря, я мог бы сегодня дома и писать письменные работы, которых три на этой неделе, и это только для миссис Линтотт… Не знаю, почему я вообще... ― он не договорил и выскочил через заднюю дверь, прямо со сцены. ― Я вообще-то сейчас молчал, ― сказал ему вдогонку Дейкин, не особенно заботясь о том, чтобы быть услышанным, затем поднялся и тщательно отряхнул брюки.Скриппс тоже встал. ― Репетиция окончена, ― объявил он, выдёргивая синтезатор из сети.Странно было то, что Дейкин, уходя, не выглядел ни раздосадованным, ни равнодушным. Он словно что-то обдуывал, причём мысль была новая, удивительная для него и скорее приятная.― Я тоже мог бы играть в рэгби, ― пробормотал Радж. ― Я же не жалуюсь.***Скриппс ничего не понимал.Репетиции, конечно, продолжились, как будто ничего и не было, другого он и не ожидал. Удивлял Дейкин. Они пока избегали возвращаться к песне с сорванной репетиции, и на другой день сразу перешли к следующей. Гамильтон с женой скорбят, смерть Филиппа только шире разверзла пропасть между ними... Садясь за инструмент, Скриппс не ждал многого. Он переглянулся с Ахтаром, заиграл вступление, когда тот кивнул. Познер и Дейкин ждали за кулисами.― Ты по имени дитя зовёшь, Но лишь тишина ― единственный ответ. Для этой боли слов просто нет, Ты гонишь от себя немыслимое… Эта часть была привычной. Но затем вышел Дейкин.Гамильтон был абсолютно, сокрушительно разбит, это было видно по походке, по дрожи в голосе, Скриппс не мог слишком отвлекаться в ту минуту, но… ему же не показалось? ― Он проходит сквозь немыслимое… ― подпевали рядом с ним, в тени, Тиммс, Ахтар и Радж, и по их обалдевшим лицам Скриппс понял, что не показалось. ― Посмотри на нас! ― горько восклицал Гамильтон, ― Как всё начиналось… Я это заслужил, Элайза. Всё, о чём прошу: Просто выслушай…Познер не двигался ни единым мускулом. Скриппс, конечно, не мог видеть его лица. Он и Дейкина видел только мельком, но его пение впервые тронуло какие-то струны в сердце. И он слышал, чёрт возьми, всхлип из зала! Ирвин явно хотел дотронуться до руки Фионы, но конечно, прямо перед глазами шестерых учеников этого не сделал. Заметил ли Дейкин? Гамильтон смотрел только на Элайзу:― …И время всего мира нашу боль Не исцелит. Но я не боюсь. Ты всё та, кого я выбрал. Позволь мне только рядом быть ― Лишь этим буду рад…Когда Скриппс сыграл завершающий аккорд, Фиона и Ирвин сидели молча.― Это… это хорошо, Дейкин, ― наконец выговорил Ирвин. ― Очень хорошо.― Правда? ― нейтральным тоном спросил Дейкин. Он сразу же вышел из роли, трудно было поверить, что это он умолял о прощении минуту назад.― Серьёзно. Молодец, ― неожиданно для себя сказал Скриппс. Познер обернулся. Хотя у него ещё не высохли слёзы на щеках, он тоже одобрительно улыбался. Да и у Кроутера будто камень с души свалился.― Обязательно нужно было так долго голову морочить, Стю? ― расхохотался он. Остальные заметно воодушевились.Скриппсу стало самую малость обидно за Познера, который наверняка сыграл так же замечательно, как и всегда, и это осталось незамеченным. Но лучи чужой славы вроде бы только грели его в этот раз.Он не мог не задуматься, в чем тут дело. Вряд ли Дейкина замучила совесть после того, как психанул Познер. Получается, можно выплыть на одном упрямстве и ревности, и стимуле кому-то что-то доказать? Двойном стимуле?И какой, однако, всё-таки быстрый прогресс.***Было около около пяти часов, а Скриппс уже разделался с заданиями на завтра. У него появилось на удивление много свободного времени с тех пор, как Познер стал регулярно отправляться после школы куда-то в другую сторону. Насколько извилистой была теперь его дорога до своего дома, настолько прямым и коротким стал путь Скриппса до своего.?Может, познакомился с кем-то?? ― подумал он, потягиваясь. (Это объяснило бы довольную физиономию Познера… не всегда, но временами.) Его тянуло сесть за свою писанину, но четыре часа стучать по клавишам, а потом отдыхать, стуча ещё, но чуть более радостно, казалось перебором. Он должен хоть иногда выходить на воздух из школьных кабинетов, пыльного актового зала и своей комнаты.Скриппс легко пришёл с собой к компромиссу, решив, что пойдёт и поработает в кафе или на скамейке в парке, как настоящий писатель.Он уже был внизу, засовывая ноутбук в сумку, когда раздался звонок в дверь. Скриппс прислонил её к ножке стола и подошёл, чтобы открыть.На пороге стоял Познер. Скриппс приятно удивился:― Хей, ― и пошёл скидывать хлам с дивана, Поз притворил за собой дверь и прошёл следом. ― Ты мне что-то писал? Я не видел…― Нет, я просто… заскочил по дороге, ― взгляд на сумку. ― Ой, ты хотел куда-то идти?Скриппс махнул рукой:― Как раз искал повод не идти.Познер с облегчением плюхнулся рядом на освободившеся место. Вид у него был слегка… как у загнанного пони.― Появились идеи? ― поинтересовался он. Скриппс был приятно удивлён.― Почкуются как дрожжи. Только…― Что?Скриппс повёл рукой.― Никак не могу… ну, знаешь, засучить рукава. Запечь булку.Познер уставился на него пустым взглядом, катая в пальцах наушник, болтавшийся над воротником.― Ничего не смыслю в кулинарии, ― помолчав, добавил Скриппс. ― Может это и кривая метафора… Знаю одно, ― он встал, ― я сейчас должен печь другую булку.― И твой дом горит, ― отозвался Познер.― И мой дом горит, ― подтвердил Скриппс. ― Порепетируем? Познер кивнул, и он сходил в комнату, взял лежавшую на принтере пачку нот, вернулся и встал у пианино, пролистывая всю стопку. Поз пересел на другой край дивана, поближе к инструменту, и уютно уселся там с ногами, подпирая подбородок.Все песни из первого акта он уже играл на автомате, но во втором оставались те, которые он ещё только закончил разбирать. Познер, зная почти все партии наизусть, всегда охотно помогал ему представить, как это будет звучать, пел не только за Элайзу, но то за Гамильтона, то за Анжелику, то Вашингтона… Скриппс наконец нашёл, что нужно. ?Гори?. Печальная и до боли красивая композиция, в которой Элайза узнаёт об измене мужа и о том, как он охотно поведал о ней всему миру, дабы уберечь себя от подозрений в финансовых махинациях. Как удачно, что ?Элайза? здесь. Он сел спиной к Познеру, поставил ноты и открыл фортепиано. Коснулся клавиш ― пусть не тех, которых собирался, но был, хоть и с небольшим чувством вины, рад. Музыка выходила легко, как дыхание, это слова терялись и застревали где-то по дороге. Он не объявлял Познеру, что будет играть ― просто начал. И Поз вступил ровно тогда, когда было нужно:― Все письма, что были написаны, ― Скриппс улыбнулся. ― Тобой, сберегла. Каждой буквой клялись, Что навеки ты мой… Ты писал, что ты мой… я считала, ты мой…Скриппс расправил плечи. Мелодия под его руками набирала силу, росла и обрушивалась раз за разом, а из-за спины звенело пронзительным укором: ― Я делилась с Анжеликой, и Она сразу сказала, что ты Своего не упустишь, и взлетишь, и сгоришь, и сожжёшь ― Чтобы только коснуться звезды… Они пробирались к кульминации сквозь завесу боли. Она ела глаза, как дым, Скриппс почти чувствовал запах жжёной бумаги, и тяжёлый стыд ― раз за разом ― бил в грудь, как в набат… Да, именно так он и будет это играть. Выходит прекрасно, именно так, как нужно для её... его тембра и интонаций.― Ты в каждом слове трясёшься над ?вечностью?, Над тем, чтобы в ней непременно Оставить свой след И поразить всех своей безупречностью. Меня поразил прямо в сердце ― Ни такта, Ни чувства…?В словах твоих нет… нет, нет!..? ― следующая строчка, но Поз пропустил её, бывает… Скриппс продолжил ― но Познер почему-то не подхватывал, Скриппс вернулся и сыграл фразу заново, но он молчал. ― Забыл слова? ― Скриппс обернулся с улыбкой и застыл. Дэвид сидел, низко опустив голову, и по лицу его текли безудержные, отчаянные, тихие слёзы.