Часть 3 (1/1)

Шмидт Эрвин Леопольдович. Покойника никто не любитОн знал?— это конец. Смерть ходила за ним по пятам с самого детства. Впервые он услышал отдаленные тяжелые шаги на уроке, когда отец, учитель истории, растерянно кашлянул в кулак, отвернулся к замызганному окну и вместо ответа на вопрос буркнул: ?Не сейчас, Эрвин?. Позже, за ужином, Смит-старший долго ковырял вилкой заботливо взбитое матерью пюре, пока оно совсем не остыло, и, наконец, сказал, что уверен?— людям внутри стен изменили память. Вот так взяли и стерли некоторые фрагменты. Оборвав на середине расспросы сына, он отодвинул тарелку, вытащил из кармана брюк смятую пачку папирос и вышел на крыльцо, хлопнув дверью.Эрвин рос нормальным пацаном, которому хотелось выглядеть круто в глазах одноклассников и корешей с окрестных улиц. Просто рассказал мальчишкам отцовскую теорию, взяв с каждого торжественную клятву молчать. Которую, конечно же, нарушили. Кто и когда?— неважно. Но однажды по дороге из хлебной лавки его остановил офицер Военной полиции. Обычный старикан с зеленым единорогом на форменной куртке не показался опасным. Поэтому на вопрос: ?Откуда знаешь о том, что король Фриц изменил память людям, живущим внутри стен?? ответил честно: ?Отец рассказал?. На этом разговор закончился. А когда он добрался до дома, то увидел на дощатом полу осколки маминых любимых тарелок, блестевшие в ласковых лучах закатного солнца рядом с опрокинутым стулом, и почувствовал вонь пригорелого мясного рагу?— кастрюля на дровяной плите уже почернела, к потолку поднимались клубы смрада. Именно тогда за спиной снова раздался неумолимый шелест шагов Костлявой. Потом он слышал Ее крадущуюся поступь в топоте копыт, когда неслись в атаку бойцы Разведкорпуса, различал в нелепой скачущей походке неразумных титанов, этих уродливых существ с лицами детей-имбецилов. Сквозь пение стальных лезвий УПМ до слуха доносился стук подкованных железом каблуков. Почему-то думалось?— Смерть носит тяжелые черные ботинки. Ее шаги особенно отчетливо раздавались над ухом в тот миг, когда он лишился правой руки… Но Костлявая отступила. Тихо и с ехидным смешком. Или смех лишь пригрезился? Зато сейчас ясно отчетливо?— Она спокойно приблизилась и нанесла удар, избрав своим орудием Звероподобного гиганта. Огромная обезьяна с крошечной головкой на заросших грязно-желтой шерстью плечах смела Разведкорпус ураганом камней. Мускулистые ручищи вращались, словно крылья ветряка под западным шквалом, швыряя острое крошево скал в орущих солдат. Что ж, он, командор, призывал их отдать жизнь за будущее человечества. Призывал к благородной жертве… И, видимо, настал его черед. Эрвин помнил, как обломок, летящий со скоростью пули, вонзился в печень. Помнил теплую кровь, тут же пропитавшую форменную рубашку. Помнил, что упал в мягкую траву. Помнил странное ощущение легкости и усталой печали?— ну вот и все, тринадцатый. Пора умирать.…Странный писк коснулся слуха, вырывая из мути забытья. Комната. Ночь. Он лежит на удобной постели, укрытый до горла одеялом. Тепло. Рана не болит. Словно ее и не было вовсе. Только слегка кружится голова. Получил по маковке и не заметил? Сквозь призрачно-белую штору просачивается неживой свет уличного фонаря. Запахи. Незнакомые. Или?.. Резкий и мерзкий?— это хлорка. Ее перебивает парфюмированный освежитель, доносящийся из приоткрытой двери… совмещенного санузла. Комната называется VIP-палатой в городской больнице. Откуда такие странные названия?! Рука. Правая. Сжимает пластиковый цилиндр. Провод от него тянется за спинку кровати. Туда, где пищит все тревожнее, настырнее, резче. Хотя нет. Это не рука, а… бионический протез! И палец давит и давит на встроенную кнопку. Где он? Что с ним? Стоп. С чего надо начинать, если есть травма головы? —?нужно вспомнить свое имя. Его зовут…—?Эрвин, с тобой все хорошо? —?Со стороны входа в палату замаячила женщина в ?пижаме?. Голос глухой, надтреснутый. Но очки на горбатом носу и воронье гнездо на голове знакомы до радостной дрожи. Он не один!—?Ханджи? —?хрипло и мучительно. —?Где мы?—?Я не Ханджи. —?Три неверных шага вперед, и она замерла, ухватившись за спинку стула. В полумраке майор Разведкорпуса казалась тенью из неведомого мира. В мертвенно-синих отсветах заметно, что пальцы сжимают хромированный металл до побелевших костяшек.—?Зойк, а Зойк. —?В двери возникло круглое личико, похожее на венскую булочку только из маминой печи (его родители живы?)?— Так мне Григорьича подымать? Чего скажешь? Ой! Эта… Драсьте, Эрвин Леопольдыч. —?Следом за личиком в палату вкатилась кругленькая медсестричка и присела в подобии реверанса. —?Напужали вы нас! —?Дернув за рукав ?пижамки? охреневшую Ханджи, спросила:?—?Так Григорьича будить? Или сама?—?Сама-сама. Григорьич днем две плановых отстоял и потом одну экстренную?— собирал черепушку Гуверу. Всратое ДТП… Забыла? Совсем мозги от плюшек слиплись? —?за какие-то секунды?Ханджи собрала себя в кучу и нашлась с ответом. —?Петровна, лучше сходи к наладчику, который с новым томографом мудохается. Он же на ночь остался. Кофейку ему отнеси и булочки из пекарни Шмидтов не зажимай?— поделись. Парниша тощий, как аскарида после клизмы.?— Ага. Все сделаю. Ты точно сама?—?Иди уже. Я все-таки нейрохирург! Это у вас тут медсестрой… —?Очки свирепо отразили свет фонаря за окном.—?Ну да, ну да, знаю, знаю. —?Изобразив напоследок книксен с изяществом цирковой бегемотихи, толстушка резво укатилась, аккуратно прикрыв за собой дверь.Зоя (теперь он вспомнил, что зовут ее именно так) отпустила, наконец, хлипкую больничную мебель и вытащила из кармана просторных зеленоватых штанов бейджик:—?Вот. Любуйся. Ханджинян Зоя Арменовна. Старшая медсестра отделения нейрохирургии, блять! —?Плюхнувшись с размаху на стул, она рывком воткнула очки поверх шапочки, держащейся в спутанной шевелюре исключительно на клятве Гиппократа. —?Я здесь… у меня есть дочь! Ей восемь! А мне тридцать четыре. Я все… все помню про себя. Ну про себя в этом мире. Родилась в Ереване, училась в Москве. Замуж, ребенок… Развод, переезд. Как мы здесь оказались? И тебя знаю. Воевал в Сирии, поймал контузию, потерял руку в бою с Аль-Нусра при Алеппо, полтора года назад вернулся сюда, раз в шесть месяцев приходишь проверять голову. Родители владеют пекарней ?Шпассброт?. Отец?— бывший военный. Лейтенант ВДВ. Во вторую Чеченскую получил осколочную рану левого бедра, комиссовался. Недолго преподавал НВП, * потом ОБЖ, а сам ты через неделю открываешь пивоварню и ресторанчик. Тебя привезли прямо из офиса. Уборщица Гюльнар нашла в кабинете ?мордой в клаву и кровь из носа?.—?Зойк, буди Григорьича,?— вопли Петровны донеслись сквозь тонкую дверь. И вот она вкатилась в палату крайне встревоженной ?булочкой?. —?Вхожу. Все чин-чинарем?— кружка с кофе и коробка с плюшками,?— а парнишка там валяется на полу. Кровища из носа натекла, подсохла уже… Давно, наверное, скопытился.—?Блять! А пульс проверить? —?Майор Ханджи (Зоей называть ее казалось неловко, даже мысленно) вскочила. Белые зубы сверкнули в темноте отчаянным оскалом загнанного зверя. —?Наладчика зовут Армин Арлерт. Он был с нами на крыше и тоже умирал.—?Чего ты несешь, какая крыша? Начальство надо будить!Обе умелись за дверь, оставив Сына лейтенанта Шмитда в растрепанных чувствах. Именно это прозвище он получил от внука тогдашнего городского прокурора Аккермана. Леви учился в той же школе четырьмя классами младше. И уже к тринадцати годам от него шарахались все. От физрука?— бывшего областного чемпиона по самбо?— до тощей и хищной, как барракуда, директрисы. Ростом поц явно не вышел, зато брал кошачьей ловкостью и яростью берсерка. Казалось, у мелкого еврейчика по венам течет не кровь, а настойка мухоморов на тормозухе. Однажды Эрвин с одноклассником Михой Захарченко решили проучить отморозка в школьном яблоневом саду, где этот бешеный обычно занимал огневую позицию на самом старом дереве и оттуда пулял заранее запасенным гнильем по тушкам проходящих. Дело закончилось в травме. Где Миха, доставленный с сотрясением и шишкой на лбу, обрыгал ботинки молодого доктора Йегера, Эрвину вправили свернутый налево нос, а герою дня, Леви, закатали в гипс правое предплечье. Как ни странно, когда мелкий злыдень вышел, победно сверкая глазами на родительниц фигурантов дела разной степени взволнованности, включая собственную замученную мать, он неожиданно открыто улыбнулся сидящему с тампонами в носу Эрвину. В этой улыбке светилось признание. Признание равного. Уже на следующий день они понатащили Михе в палату яблок (румяных и хрустких) и вместе Григорием Григорьевичем расписались на белом гипсе. Захарченки и Шмитды не стали катать на пацана заяву: в городе Елды-Марлийске принято решать дела миром. Они дружили целый год, до того момента, пока для Захарченко со Шмидтом не прозвенел на майском дворе последний звонок. Эрвин нацелился во внутренние войска МВД, затем в Питерское училище имени Жукова и через несколько лет оказался самым молодым капитаном Росгвардии в Сирии… Но это произошло потом. А пока многие обыватели были твердо уверены?— Леви Аккерман кончит либо в драке на пере, либо на нарах за убийство с отягчающими. Но и тут он удивил всех до восторженной икоты. Однажды в письме отец упомянул, что бывший отброс закончил школу с золотой медалью и отправился в Москву покорять кафедру уголовного права при МВД. В чем дедуля-прокурор оказал внуку мыслимое и немыслимое содействие. А сейчас мелкий злыдень?— самый молодой прокурор, и завтра у него последнее заседание суда по нашумевшему делу Николая Лобова. И ворюга точно сядет.Странно.Новые воспоминания укладывались в черепушке ровными слоями. Встраивались в мозг как родные. Ни отторжения. Ни когнитивного диссонанса. Никакой биполярочки. Он помнил растерянные истеричные крики Флока и его мольбы ввести сыворотку командору Смиту. Девчачьи всхлипывания чуть в отдалении. Микаса? Отчаянный крик Эрена: ?Армин должен увидеть море! Он не может умереть! Он нам нужен!?. Решать выпало Леви. Капитану Разведкорпуса. А самому Эрвину было уже плевать. Жизнь уходила. Вытекала потоками крови из раны в печени, пропитывая рубашку и правую штанину. Наверняка под ним уже натекла лужа и бурая железная кровля стала алой, словно венок из роз. Он знал?— Аккерман принес клятву не ему, но идее. Идее освобождения человечества от титанов. Выходец их трущоб Подземного города так и не простил командору гибель своей названной семьи. Особенно Изабель Магнолии. Когда капитан Разведкорпуса впервые увидел Эрена Йегера, со скупой тоской проронил: ?У него тоже зеленые глаза? и отвернулся. Дальше случилось много всего. В основном?— поражения. Или победы, которые не слишком отличались от полного разгрома. Заговор. Возведение на престол Хистории Рейсс. Королевы-марионетки под управлением Дариуса Закклея. И финал на крыше одного из многих полуразрушенных каменных домишек. И подступающий холод. И уверенные чеканные шаги Костлявой совсем рядом. И теплые руки Ханджи на щеках за миг до…Под писк кардиомонитора Шмидт Эрвин Леопольдович провалился в сон без сновидений.* * *Чья-то настырная рука трясла за плечо, вытаскивая из уютных объятий темноты в дивный новый мир. Пробуждение далось легко. Эрвин знал, где он и кто он. В палату уныло вползло мутное утро вместе с Зоей Арменовной, бесцеремонно усевшейся на край больничной койки. В правой руке зажато плюшевое нечто цвета прошлогоднего компоста. Затем оно мягко шлепнулось на линолеум.—?На тапочки и дай трубу. —?Очки съехали на кончик носа, в мешках под глазами собрались все бессонные ночи мира.Он машинально вытащил из-под подушки холодный металлический прямоугольник и разблокировал дисплей. На краю сознания мелькнуло восхищение Эрвина-командора, который не знал других средств общения на расстоянии, кроме письма в конверте и курьера-недотепы.—?Готово. Забила в контакты свой мобильный и домашний… —?Она рассеянно огляделась вокруг. —?Свет включить?.. —?и продолжила, не дожидаясь ответа:?—?Арлерта тоже перебросило. Поговорила с ним, чтоб совсем успокоился вкатила элзепам. Сейчас дрыхнет в соседнем VIP-е. Ты знаешь, Гриша… Григорий Йегер. Он зав. отделением. Да… конечно же, знаешь. Он, я про доктора Йегера, нормальный. В том смысле… Ебать меня в душу! —?Сняв очки, задумчиво повертела, протерла краем ?пижамки?. Снова водрузила на нос. —?Твоя мать звонила. Григорьич ее успокоил, как мог. Насколько поняла, она приедет к десяти… Слушай, ты рад, что родители живы? Сорри за фимоз головного мозга, хотела спросить…—?Понял. —?Эрвин коснулся широкого, совсем не женского запястья. Ладонь ощутила приятное тепло. В мире титанов никогда бы не решился взять за руку майора Разведкорпуса. А здесь Очкастая стала ближе, роднее, что ли. Очкастая. Опять вылезло. Черт, Леви мастер давать прозвища в обоих мирах. Но вслух лишь добавил:?— Помню их. Но очень хочу увидеть вживую. —?Голос предал: тринадцатый командор, железный капитан Росгвардии дал петуха и всхлипнул.—?У меня дежурство закончилось. —?Бросив взгляд на откровенно китайские наручные часы, Зоя Арменовна похлопала его по плечу и тяжело поднялась. —?Позвонишь Леви? Вы же, вроде, дружите. Стопудово?— его тоже перебросило. Надо бы собраться и перетереть. Ох, спросить забыла. Ты, здешний, помнишь кого-нибудь похожего на Микасу и Флока? Понимаешь… —?В глазах блеснула знакомая сумасшедшинка, даже потускневшие очки приосанились на переносице и энергично засияли,?— есть у меня одна теория! Вот представь?— ты, я, Леви, Эрен, Армин, Микаса, пол-тушки Гувера и Флок, который тебя притащил,?— все мы на этой ебучей крыше. Вполне допустимо предположить, что наши сознания с каких-то фигов одновременно перекидывает в этот мир, где у каждого есть готовый двойник. Этому есть достаточно подтверждений: тебя доставили в половине десятого, я сама вырубилась на толчке около того. Правильно? Значит, и Флок с Микасой должны быть тут. Логично? Арлерт ?из Германии прибыть, крутой томограф привозить?. Ерен Йегер работает в пафосном салоне ?Имя Розы?, Леви у нас человек-закон?— кстати, где они? почему не в больничке?.. —?переведя дух, продолжила. —?Гувер три дня назад прилетел из Берлина с подружкой навестить родителей, а вчера около девяти вечера въехал на родительской приоре в столб. Подружка его у нас в травме лежит, кстати. Слышала, орет на врачей и сестер, всем недовольна… Но сейчас не про нее. Заметь?— в крови у Гувера ноль промилле, анализы на дурь чисты как у монашки. Почти все здесь! Я понятно излагаю?—?Да. —?Очкастая все же гений. —?Не помню ни Микасы, ни Флока. Даже похожих на них.—?Ну возможно, их знают Леви или Ерен. Ладно, пойду я,?— заторопилась к двери. —?Держись тут, Сын лейтенанта Шмидта.Школьное прозвище прилипло?— не отцепишь. Чертов мелкий злыдень. Эрвин поймал себя на мысли, что он, отставной вояка, бодро начинающий бизнесмен, думает о Леви с большей теплотой. Тринадцатый командор относился к капитану Аккерману жестче. Доверял, но зорко следил. Постоянно проверял на прочность. Подсознательно стремился сломать, подчинить хмурого коротышку, который оказался тверже камня. Сильнее духом, чем можно ожидать от дикаря из Подземного города. Понимание, что здесь они с Леви закадычные друзья, приносило странное облегчение. А еще с прокуратурой лучше дружить, чего уж там.—?Эрвин Леопольдыч? —?в дверь вопросительно поскреблись. —?Как себя чувствуете? Обход будет через час. Доктор Йегер лично зайдет. —?В дверь просунулась вчерашняя ?венская булочка?. —?Тут вам из салона Мадам Шнеерсон цветы прислали. —?В проеме возник букет категорически алых роз и мгновенно затмил гламурной роскошью казенную больничную обстановку.Заботливая ?булочка? не забыла притащить хрустальную вазу времен товарища Брежнева. С некоторым трудом затолкала туда титанических размеров букет, сложилась в книксен и свалила. А несчастному память услужливо открыла очередной файл.Роза Шнеерсон.Его тайная любовь.Хотя Роза училась в той же школе, Эрвин ее не знал. Зачем ему шмакодявка на шесть лет младше? Когда вернулся в Елды-Марлийск, родители рассказали о дочке Шнеерсонов. Училась в столице. Там же выскочила замуж то ли за продюсера, то ли за режиссера телешоу. Жила как ананас в шампанском. Завтракала в Париже, ужинала в Афинах. Пока не застала мужа с любовником в номере ?Рома Империали?. Дело кончилось тихим разводом и изрядной суммой на счету ?потерпевшей?. По вполне очевидным причинам то ли продюсер, то ли режиссер откупился от бывшей. Но торговки с Арбузной пристани знали все! Сами Шнеерсоны отбыли со старшим сыном на историческую родину еще в конце нулевых, а Розу не прельщали яффские апельсины, кибуцы, адова жарища и шаббат. Роза прикатила домой с баблом и желанием стать сильной и независимой. Когда Эрвин заселился в свою старую комнату в родительской квартире, она владела сетью магазинов ?Фермер Андеграунд?. Первое слово понимали все, а вот с интерпретацией второго у целевого рынка возникали некоторые проблемы, что, как ни удивительно, сработало в обратную сторону. Бизнес расцвел. Новоиспеченная хозяйка жизни даже завела игрушку?— салон ?Имя Розы?, где собрала в кучу цветочную лавку, студию красоты, магазинчик селективной парфюмерии и тату-мастерскую. Видимо, чтобы ностальгия по Парижам не сильно мучила. Именно процветание Розы мешало отставнику-инвалиду признаться в светлых чувствах к тяжелым черным кудрям, глазам цвета темного янтаря, искрометному юмору и бюсту четвертого размера.?Голуби?— очи твои из-под фаты твоей! Волосы твои как стадо коз, что сбегает с гор Гилъада. Зубы твои, как стадо стриженых овец, что вышли из купальни; все они без порока и бесплодной среди них нет. Шея твоя подобна башне Давидовой, которой любуются?.Воистину, царь Соломон воспел в Шир аШирим** красу Розы Шнеерсон. Только Роза была постарше Суламифи. Это нравилось Эрвину еще больше. Возраст чуть за тридцать. Когда жизнь уже слегка остудила голову, но человек еще полон сил, задора и готов к переменам. Одна проблема?— подкатывать ?сыну лейтенанта Шмидта? с военной пенсией к успешной бизнесвумен не камуфло. Точка. Остается дрочить на дивный образ, словно спермотоксикозная школота. Несмотря на очевидные знаки внимания со стороны топ-леди всего Елды-Марлийска.Первый раз они столкнулись в ?Шпассброт?, где Эрвин осваивал тонкости хлебо-пряничного бизнеса и куда Мадам (еще одно прозвище от Леви Аккермана) самолично прикатила на ?кадиллак-эскалейд? забрать торт ?Шварцвальд?, изготовленный по классическому рецепту, а не как-нибудь. Стук кабблов и бронебойный аромат духов разогнали дремоту буднего дня. Завидев сочные губы да черные очи, Эрвин замер. И… чихнул. Все же цветок пах чересчур термоядерно. Удивила реакция. Тряхнув черными кудрями, Роза заливисто расхохоталась:—?Rosa Avara тяжеловата и для моего носа. На перфомансе мели пургу про ?пьяный от солнечного света аромат, приобретший бальзамические и ванильные оттенки?. По-моему, зря-таки этот аромат не закусывал?— он явно страдает похмельем. Зато не соврали про центр внимания?— все вокруг таращатся, чихают и шарахаются в разные стороны. Наверное, не могут перенести собственный восторг. Ой-вей… Заказ готов? —?Кокетливая улыбка приоткрыла жемчужно-белые зубы.Он вышел из-за прилавка, вручил ей перевязанную вишневой лентой коробку. И неожиданно застыл, словно на плацу во время праздничного визита генерал-полковника Северо-Западного округа. Роза дохнула дурманом, кружащим голову и яйца. Одарив белозубым блеском вкупе с завораживающим вырезом блузки, растворилась в летней жаре. Он же остался с разросшейся проблемой в штанах.Память Эрвина Шмидта затронула мысли, чувства и чакру муладхара. Он ощутил определенную активность в этой области, стоило подумать о ?двух газелях, пасущихся среди лилий?. Проще говоря?— о бюсте четвертого размера. Память будто вкрадчиво намекала: ?Забудь титанов и вечную войну. Привыкай здесь жить?. Подняв со смятой простыни смартфон, взглянул на часы. Минут через пятнадцать должна прийти мама.Мать. В этом мире она двенадцать лет преподавала русский язык и литературу, пока не решилась уйти в бизнес. Постаревшая, но энергичная, со смешинкой в ясной голубизне глаз. Странно видеть ее в белоснежной блузке навыпуск и темно-синих джинсах, а не в блекло-коричневом платье и пожелтевшем от частых стирок переднике. Грубый фартук и заношенное платье остались в мире титанов вместе с золотистым пучком, заколотым деревянными шпильками. Здесь у матери седой ?армейский? ежик. Здесь она уже прожила на двадцать восемь лет дольше и давным-давно перестала красить волосы. А за пекарней сейчас присматривает отец. Тяжелая деревянная палка сердито стучит по кафелю в такт широким шагам. Шмидт-старший так и не оправился до конца от осколочного ранения. Но бодро покрикивает на суетящихся у печей и планетарных миксеров кондитеров-татар.Он опустил веки: ?Что же делать??—?Как себя чувствуешь? —?В голосе матери дрожало старательно сдерживаемое волнение. —?Я еще не говорила с Григорьичем… Обход уже был?Пальцы с коротко стриженными ногтями ловко распаковывали на тумбочке картонные коробочки со штруделем, венскими булочками, пряниками и прочим ассортиментом пекарни. Первый пакет аккуратно сложен и запихан в сумку-корзину. Из второго нарисовались бутылка домашнего яблочного сока и контейнер, аппетитно пахнущий рулькой, тушеной в пиве с тмином.—?Третий занесу сестрам. —?Поставив самый объемистый мешок на подоконник, она пододвинула стул к кровати, уселась и нырнула в черные недра корзины. —?Как я могла забыть! Вот тебе чистые трусы. —?На больничный свет появился сверток, обернутый бумагой с пряничными домиками и лого пекарни. —?И тут у меня где-то джинсы с футболкой. Куда я их засунула?.. А, точно. —?Снова метнулась к окну, вытащила из мешка со мздой другой сверток, побольше и украшенный вишневым бантиком. —?Кстати, за пивоварню и ресторан не беспокойся?— мы с отцом справимся. Он с утра устроил персоналу полный ахтунг. Ну ты же его знаешь. А, черт! Совсем склероз замучил. Розочка скинула мне ролик. Его уже завтра начнут крутить на ?Батыр-Кнехт?, в ?Фермер Андеграунд? и еще в какой-то там телеге. Сам посмотри, какая она молодчинка!Мать. Живая-здоровая, даже веселая! Эрвин понимал и… не понимал. Извилины в голове перепутались, связанные мысли сказали ?ауфедерзейн?, боль в затылке и шум в ушах настойчиво предупреждали о скачке давления. Зажмурив глаза, потер виски. Вроде, отпустило.—?Конечно же, я посмотрю,?— забирая смартфон из морщинистой жесткой руки.Видео висело во весь экран и ожидало, когда ткнут стрелочку. Подавив тяжкий вздох, Эрвин Шмидт запустил ролик. Под космический нью-эйдж ветер гнал осеннюю листву по тротуару перед знакомым зданием полицейского управления на Сволочаевской слободе. Само управление?— в реале выкрашенное помойно-желтым?— представало в благородно-серых тонах. Сталинский ампир явно прогнали через какую-то хитрую программулину, и теперь обычная улица Елды-Марлийска смахивала на Аркхем из старенькой игрушки про Бэтмена. Заглушив на секунду обволакивающие цифровые вибрации эмбиента, входная дверь распахнулась с трагичным скрипом. Из двери вышел… Миха Захарченко? Какие блага посулила ему Роза, чтобы старший лейтенант юстиции согласился сняться в чертовой рекламе ресторана? Или это?— ?приятный сюрприз?? Боевой Белорус (еще одно прозвище от Аккермана) обычно отличался здоровым цветом лица: летом?— загорелым до черноты, зимой?— красным от водки. Но сейчас он был аристократически бледен, бородка подстрижена и, похоже, залачена. Или у Мадам для этого тоже завалялась прога? Миха томно посмотрел на собственные ботинки, но тут за кадром прозвучал вкрадчивый голос самого Эрвина: ?Ты устал??. Затемнение. В следующем эпизоде нарисовался салон ?Имя Розы?. Моросящий дождь и опять пятьдесят оттенков серого, только на сей раз из стеклянных дверей вышла та, которая в мире титанов звалась королевой Хисторией, а здесь?— парикмахершей Кристиной. Слева подозрительно закололо. Голова опять загудела. Так и в инсульт навернуться недолго! Нэжная дева раскрыла над головой уныло-сизый зонтик. Вкрадчивый Эрвин спросил с поливающих дождем небес: ?Ты устала?? Затемнение снизошло спасением. Надо сделать перерыв. Подрагивающий палец ткнул паузу. Месяцев пять назад знойная красавица засношала его до полусмерти, заставляя повторять дурацкую фразу с различными интонациями. Они просидели в крошечном офисе пекарни часа три?— отказать бюсту четвертого размера железный капитан Росгвардии не смог. И вот результат. Понятно, что дальше. Он снова запустил ролик. Мамаша Кирштейн с Арбузной пристани сажала приувядшее нечто в раскопанную грядку на фоне собственной дачи. Щитовой домик, выкрашенный веселенькой васильковой краской, сейчас тоже посерел и напоминал декорацию артхаусного фильма ?Маяк? с Уиллемом Дефо. Слева папаша Кирштейн подкатил тачку, заполненную до краев удобрениями (на всех садовых инструментах красовалась надпись ?ФермерАндеграунд?), и остановился рядом с сидящей на коленях женой. ?Вы устали???— донеслось из загробного царства. А дальше вспыхнул свет, замелькали кружки, наполненные янтарно-желтым пивом. Белоснежная пена выплескивалась через край. Фоном поскакали бодрые тирольские напевы. И голос самой Мадам жизнерадостно выдал: ?Отдохни и выпей! Ресторан и пивоварня ?Нахтигаль??— отдушина для тела и души!?. Пытка закончилась. Ролик пойдет во все мыслимые эфиры и зефиры. Сопротивление бесполезно. Похоже, тринадцатый командор здесь не только не командует Разведкорпусом, но и не хозяин собственной жизни, трусов и пивнушки. По довольному лицу матери сразу ясно?— они с ?Розочкой? уже все решили. В ушах снова загудело, заломило затылок.Откинуться на подушку.Прикрыв глаза, передохнуть.—?Что с тобой? Давление? —?Тревожный голос режет слух, отдается гулким эхом в черепе. И тут же собранно, твердо:?— Я сейчас. Сестра, сестра… —?Быстрое шарканье подошв и хлопок двери.Магнезия сработала на ура. Боль отпустила. В висках больше не стучал истеричный набат. Обошлось. Вслед за медсестрой заглянул в палату озабоченный Григорьич. По старинке пощупал пульс, зачем-то посветил в глаза фонариком, горестно поскреб неряшливую бороду и сказал:—?Эх, в томограф бы тебя… Да когда этот сопляк все отладит?— даже Эскулапу неведомо. Постарайся не волноваться, хорошо? Барбитуратов выписать?—?Не стоит. И так хреново, не хватало еще соображалку глушить.—?Тогда пошел я. Там сын Гуверов удачно приехал навестить родителей. Попал в ДТП. Сейчас в реанимации. Сестры уже рассказали, небось? А ты, если что, дави на кнопку вызова?— она вроде как работает. Электрик недавно проверял.—?Да-да, конечно, о чем речь. —?Эрвин повернулся к матери, нервно выглядывающей из-за плеча долговязого Григорьича:?— Мам, спасибо за булочки. —?Как бы поделикатнее спровадить ее! —?Помоги отцу, пожалуйста. Я просто поспать хочу. Не обижайся.—?Хорошо-хорошо, отдыхай, сыночка,?— ответила и, ухватив несчастного нейрохирурга за рукав, потащила к выходу, нашептывая что-то на ходу.Выждав минут двадцать на случай внезапного возвращения родительницы под предлогом забытого носового платка, он сел и решительно сунул ноги в плюшевые тапочки, принесенные, как подсказала новая память, лично майором… тьфу! Зоей Арменовной. Никаких сил не было валяться в дурацкой палате и пялиться на стены. Лучше спуститься в больничный дворик и подумать на лавочке под липой. Может, от свежего воздуха полегчает. В коридоре тихо, сонно. Вечную вонь хлорки слегка смягчали ароматы корицы и свежей выпечки, доносящиеся из открытой сестринской?— там кипело чаепитие с подношением из ?Шпассброт?. Дверь в реанимацию приоткрыта. Оттуда слышно попискивание медицинской тряхомудрии, приглушенное озабоченным бормотанием Григорьича. Тотальную дрему горбольницы взорвал быстрый топот и восторженный крик:—?Доктор Йегер, доктор Йегер, где вы? Томограф! Работает! —?Выпученные от искреннего счастья голубые глазищи далеко опережали бегущего по коридору Арлерта. —?Мне удалось…Распахнув дверь, бывший рядовой Разведкорпуса, а здесь инженер-медтехник вломился в реанимацию.—?А-а-а!?— Лежащее на кровати тело забилось в конвульсиях. —?А-а-а, уберите его! —?Из-под бинтов панически сверкал карий глаз. —?Он меня сожрал!—?А-а-а! —?Обратно Арлерт несся уже на сверхсветовой. Теперь глазищи летели впереди, наполненные космическим ужасом. —?Я его сожрал!Осторожно отловив за руку, Эрвин прижал к себе щуплую фигурку. Вопли утонули в складках махрового халата.—?Тише. Я?— командор… Шмидт. Я тоже оказался тут. Пойдем на улицу, воздухом подышим.Разбираться и думать, что происходит за спиной, ни малейшего желания. Придерживая зареванного за хрупкие плечики, Эрвин потащил его к лифту. Но благополучно покинуть юдоль скорби им не дали. Приобретшие за годы службы оттенок безмерной тоски створки разъехались, и пришлось сдать назад: охреневшему командору и рыдающему рядовому явилась ?женская особь?.—?Verpiss dich! ***?— рявкнула Энни Леонхардт.Опираясь на костыли, сто пятьдесят сантиметров концентрированной ярости устремились в сторону реанимации. ?Костяная нога? глухо стучала по линолеуму в такт извергаемым фройляйн угрозам, адресованным встрепенутому Григорьичу, замученной сестричке, замершей у койки Гувера со шприцем в руке, и мирозданию в целом. На языке предков Эрвин Шмидт толком не шпрехал, поэтому речь Энни Леонхардт звучала для него как сплошной ?хенде хох?. Пулеметная очередь смолкла?— видимо, Энни выдохлась. Но ненадолго. Согнув загипсованную до колена левую, развернулась вполоборота и, смерив взглядом Арлерта, выплюнула:—?Steckdosenbefruchter!!! ***—?Герр Шмидт, командор. —?Хилое тельце дрожало, а слезы промочили халат насквозь, и теперь он неприятно холодил кожу. —?Пойдемте отсюда.Лифт остался на этаже?— тут им повезло. Створки закрылись, оставив Григорьича объясняться с разгневанной валькирией.Лавочка под старой липой оставляла желать лучшего: на облупившейся зеленой краске вырезаны всем известные три буквы, чуть правее красуется экспрессивная надпись: ?Машка блядь и пиздорванка?. Арлерт, не глядя, уселся на ?хуй?. Самому пришлось пристроиться на неведомой Машке.—?Я веган. Ем только овощи, грибы и фрукты,?— размазывал сопли кулаком рядовой Разведкорпуса. —?Я здесь никого не убиваю, даже комаров. Просто отгоняю их.—?Соберись. Что произошло? В смысле, там…—?Плохо помню. Мы действовали по плану… Вроде, получилось. Не смог вовремя отцепить захваты… —?Пауза на всхлип. —?Слышал разговор. Эрен с Микасой убеждали капитана Аккермана сделать укол сыворотки мне. Флок говорил, что ваша жизнь важнее для спасения человечества. Похоже, капитан все-таки мне сделал укол. Иначе зачем есть Гувера?Армин замолчал. Даже плакать перестал. Сидел, уставившись на проплешины в газоне, щедро усеянные скрюченными бычками вперемешку с выцветшими фантиками от конфет местной фабрички ?Зори Елды-Марлийска?.—?Понятно. —?Значит, Леви позволил зазнобе уговорить себя. Да уж, мальчишка настолько красив, что и у натурала в штанах дрогнет. Тут-то они с Ереном?— сладкая парочка. Обрели друг друга, так сказать. Мысли вернулись к сумбурному рассказу бывшего рядового. Да, капитан Аккерман подозревал?— командор Смит выдохся. Чувствовал инстинктом зверя. Зверь понимает, когда вожак ослаб. Наверное, так правильно… Впрочем, сейчас неважно. Эрвин посмотрел на покрасневшую носопырку Армина:?— Ты откуда русский хорошо знаешь?—?Мутер и фатер отсюда. Они переехали в Германию еще до моего рождения. Потом удалось перебраться в Швейцарию. Мутер меня учила?— она хотела, чтобы вырос полиглот. Французский и английский преподавали в лицее, а русскому учила она. Я говорю и читаю почти свободно… только пишу с ошибками: постоянно -тся и -ться и эти переходные гласные путаю. Тут так много стран и так много языков…Пацан окончательно успокоился. Раскидистая тень старой липы вытянулась к востоку и легла темным пятном на освещенный закатом забор. Унылый бетон преобразился. Окрашенный в золотистое, стал похож на стену римских руин, мельком увиденных в ливийских песках. Ханджи, Аккерман, Йегер, Гувер, Арлерт, он сам волей неведомой силы или глупого случая оказались здесь. В старинном городке, где смешались в кучу эпохи, нации, языки, религии. Бессрочный мэр Дамир Закклеев (проныра Закклей и тут пристроился на теплое местечко!) соблюдает Рамадан и каждый год приходит в кирху Святого Себастьяна на рождественскую службу. А еще вместе с пастором Ником охотится по осени на уток. В философию нагло вторглось пиликанье смартфона. Стоило нажать ?ответить?, в трубе затараторила майор… тьфу! Зоя Арменовна:—?Завтра у меня часиков в семь вечера. Идеи?— ну помнишь, утром говорили?— можем подтвердить или опровергнуть. И я тут еще кое-что нарыла в тырнете. Отличная штука, кстати. В общем и целом нужна твоя помощь, заинька. Постарайся не помереть, океюшки? Все, пока-пока?— дел много: надо еще хозяйственника нашего, Моню Бернера, уболтать, твоего закадычного друга Аккермана достать. Ни сна, ни отдыха измученной душе. — Короткие гудки не оставили надежды на разъяснения.Заинька так заинька… В этом мире к Эрвину Шмидту относятся явно лучше, чем там, где вековая война превратила его в беспощадного командора Разведкорпуса и хитрого политика. И да, он жив. Получается, есть шанс с Розой. Покойника уж точно никто не полюбит.