XXVII. Михаил Бестужев-Рюмин / Т/и (1/1)

Стряхивая с меховой муфты снег, Т/и, раскрасневшаяся после мороза, звонко и со смехом рассказывала своей сестре Мари, о том, что случилось с нею нынче вечером. Ситуация, произошедшая с Т/и на пути домой, заставила её сначала сердиться и негодовать, но чем ближе экипаж её подъезжал к дому, тем более комичной казалась ей история. И, как обычно, не тая ничего от младшей сестры, Т/и решила поделиться с ней.—…и тут карета останавливается,?— Рассказывала она, развязывая тугой узел шарфа,?— да так резко, что я чуть было ни упала. А в следующее мгновение?— представь себе?— дверь открывается, и ко мне норовит залезть какой-то пьяный господин!Т/и заметила, как в ужасе широко раскрылись сестринские глаза, и рассмеялась этому.—?Да-да,?— вновь защебетала она,?— я тоже была в страхе! Быть одной в экипаже, когда к тебе лезет пьяный офицер?— пренеприятное дело. Этот господин всё кого-то отталкивал позади себя, и, верно, думал, что это его карета и намеревался ехать на ней домой…—?А дальше, дальше что? —?С нетерпением перебила её Мари, помогая снять с плеч сестры накидку. —?Право, я бы со страху там умерла: не люблю пьяных людей!—?Вот и я сидела ни жива ни мертва,?— кивнула Т/и, проходя в просторную гостиную и устало усаживаясь в кресло и радуясь домашней обстановке после утомляющего светского вечера,?— но вовремя подоспел наш кучер и друг этого пьяного господина. Друг его, кажется, тоже был пьян, но я благодарна ему: они вместе с кучером вразумили этому господину, что моя коляска была не его коляской, и отшвырнули прочь.—?Значит, тебя спас какой-то другой офицер? —?Хитро спросила Мари, подсаживаясь в ноги сестры и мягко кладя свой острый подбородок на её колени, покрытые пышной юбкой.—?Брось, Мари,?— строго ответила Т/и, махнув рукой и взглянув сверху в яркие и озорные глаза сестры. —?Меня спас наш кучер, вовремя слезший с козел. А те офицеры-господа были в усмерть пьяны.Т/и была полной противоположностью своей младшей сестры. Мари по натуре своей была романтична и поэтична, всё вокруг казалось ей достойным французского романа, и девушка не упускала возможности из любой незначительной мелочи сочинить историю. Т/и всегда это забавляло, но она искренне надеялась, что то возвышенное настроение, льющиеся из Мари, было ей характерно лишь в силу юного возраста, и что с годами это должно будет пройти. Она знала многих девиц, похожих на Мари, коих романтический настрой и затуманенный взгляд на мир приводил в очень плачевные ситуации, и поэтому она старалась отградить от бед младшую сводную сестру и изо всех сил скорее открыть ей глаза на неприятную порой действительность.—?И всё же,?— тихо прошептала Мари, задумчиво уставившись в пол,?— как это красиво было!Т/и лишь снисходительно покачала головой и мягко потрепала сестру по волосам. Она до сих пор была возмущена поступком того пьяного господина и старательно пыталась припомнить его лицо?— оно казалось ей очень знакомым. А лицо второго господина, его друга, судя по всему, она видела лишь мгновение, и знакомых воспоминаний оно не вызвало.На следующее утро за завтраком девушек в гостиной застал швейцар и доложил о приходе какого-то молодого человека. Сёстры, не ждавшие нынче никого, удивлённо переглянулись, но разрешили гостю войти. Через пару минут за дверью послышались тяжёлые шаги и шарканье сапог по коврам, слабое лязганье, а затем в гостиную вошёл статный, молодой подпоручик.—?Михаил Павлович?! —?Тут же охнула Мари, стоило ей увидеть его, и густо покраснела, стыдясь своего восклицания. Т/и с интересом взглянула на сестру, заметив, как глаза той радостно заблестели, а руки от волнения сжали подол платья.—?Вы знакомы? —?Спросила Т/и, вглядываясь то в молодого, чуть растерянного, господина, то в смущённое лицо своей сестры. Подпоручик был ей не знаком.Вероятно почувствовав, какое неудобное замешательство вызвало его появление, подпоручик учтиво поклонился и, не сводя глаз с девушек, представился:—?Михаил Павлович, Бестужев-Рюмин. Прошу прощения за свой неожиданный визит… Я пришёл принести свои извинения за то, что вчера имело место быть. И хотел бы извиняться за своего товарища, который вёл себя неподобающим образом. —?Теперь молодой человек смотрел только на Т/и, и та, вглядевшись получше в лицо Михаила Павловича, узнала в нём второго господина, которого видела вчера, и который помогал её кучеру оттащить пьяного офицера от коляски. Михаил Павлович продолжал: —Поверьте, он человек чести, но вчера его наградили в полку?— он пошёл отмечать. И совершенно по ужасному недоразумению спутал вашу коляску со своей. Он человек из моего, Семёновского полка, и, клянусь вам, такого больше не произойдёт.—?Ах, это вы! —?Воскликнула Т/и, вставая из-за стола и подходя к подпоручику. —?Я не держу на вас зла и, право, уже позабыла вчерашнюю историю. Но, надеюсь, ваш протеже больше так поступать не будет.Бестужев-Рюмин учтиво поклонился и, как показалось Т/и, облегчённо вздохнул. Его взгляд на мгновение задержался на Мари, что всё ещё сидела за столом, но затем он вновь обернулся к Т/и и спросил, может ли чем-нибудь быть полезен, так как вина всё ещё была на его совести.—?Нет, покорно благодарю, да и вашей вины здесь нет,?— улыбнулась Т/и и, снова сев за стол, пригласительно указала рукой на стул подле себя:?— но я была бы рада узнать, как давно вы знакомы с моей сводной сестрой Мари. Оставайтесь с нами отобедать.—?Да-да,?— оживилась вдруг Мари, со страхом и восхищением поглядывая на Т/и, словно спрашивая: ?можно ли? Не шутишь ли ты, приглашая его на обед??,?— оставайтесь, Михаил Павлович!Бестужев-Рюмин медлил, но, видимо, решив, что ничего дурного в том, чтобы принять приглашение, не было, он вручил лакею свою двууголку и с яркой улыбкой, озарившей его свежее лицо, сел за стол. Т/и видела, какое волнение доставляет Мари его присутствие, и ей вдруг стало понятно, что сестра её давно не равнодушна к этому молодому подпоручику. Он же, казалось, напротив, под её взглядами не таял, а смотрел уверенно и даже дерзко, и это сначала не понравилось Т/и. —?Вы мне так и не поведали,?— начала Т/и, внимательно вглядываясь в лицо Михаила, словно стараясь узреть в нём то, что скрывалось за наружной уверенностью,?— давно ли вы знаете мою сестру? Я о вас раньше не слышала.—?Я не часто отлучаюсь из своего полка, княжна,?— отвечал по-французски Михаил, наклоняя белокурую голову и изредка поправляя молодецкие усы,?— да и из-за границы вернулся совсем недавно. С вашей сестрой,?— он весело улыбнулся ей, как мальчик, улыбающийся своему товарищу,?— мы познакомились в салоне мадам Жарже, а после виделись на балах.—?Да, право? А я и не знала. —?Выразительно удивилась Т/и, смеряя взглядом пристыженную, но горящую счастьем от близости с Мишелем, Мари.На протяжении всего утра и обеда Т/и пыталась понять нового знакомого, находя в нём то хорошие черты, то совершенно отвратительные. Мнение о себе в её душе он оставлял самые противоречивые. Но для Мари, казалось, всё уж было решено, для неё Бестужев-Рюмин был ангел во плоти. Теперь Т/и стали ясны частые витания в облаках младшей сестры, её разговоры о романтике, которые в последнее время она заводила с завидной переодичностью, и частые отлучки на светские вечера. Вина этой болезни сидела перед двумя сёстрами, улыбаясь и оголяя белые, крепкие зубы и развлекая девушек?— Т/и должна была отдать должное?— интересными речами.Мари была влюблена в Михаила Бестужева-Рюмина.***Театр освещался тысячами свечами в большой люстре над головами всего собравшегося совета. Все взоры были устремлены на сцену, где одиноко, но гордо выпрямив пышную грудь, исполняла свою арию, приехавшая и с восторгом встреченная петербургской публикой, знаменитая французская певица. Она пела о любви, и голос её?— грудной и сильный, взлетал, казалось, под самый потолок, а затем, ударившись об него, стрелами мчался обратно вниз к сердцам публики и беспощадно пронзал их. Женщины, рассеянно помахивая своими веерами, как заворожённые слушали певицу, а груди их, обелённые пудрой, томно вздымалась, глаза увлажнялись от переизбытка тёплых эмоций и светили ярче, чем все свечи в зале. Мужчины, пусть и не понимали всей прелести и смысла любовной арии в силу своей чёрствости на чувства, наслаждались лишь голосом и прекрасной внешностью француженки, то и дело направляя на неё свои позолоченные бинокли и лорнеты и причмокивая губами от удовольствия.Только внимание одного молодого человека было занято другим. Т/и чувствовала его дыхание позади себя, ощущала его взгляд на своей голой шее с нитью жемчуга, на своих плечах, покрытых газовой накидкой. Она знала, что он смотрел, знала, как его глаза блестели в темноте ложи; и краснела от осознания этого, сдерживала непозволительную улыбку. Она безуспешно убеждала саму себя в том, что нынче Мишель Бестужев-Рюмин взял билет в их ложу лишь для того, чтобы быть дольше с её младшей сестрой?— Мари. Но это было хрупкое убеждение самой себе, чтобы не чувствовать себя виноватой, и Т/и старалась свято в него верить.В последние месяцы подпоручик Михаил Павлович стал частым гостем в доме двух сводных сестёр. И в Петербурге пошли толки, что он имеет виды на младшую из Облонских, на Мари. Всем казалось это само собой разумеющимся: раньше молодых людей часто видели друг с другом в свете и в салонах, они часто танцевали на балах, да и, как говорили дамы, очень шли друг другу. И теперь, сидя в театре, Т/и чувствовала, что Петербургское общество порой вглядывается в их ложу с жадным интересом и непременно чего-то ждёт. Что-то такое должно было случиться, что казалось всему свету ясным, как день, и Т/и сама это знала. Она видела, как в этот вечер тряслась Мари, каким счастливым, но опасающимся взглядом она глядела на Мишеля: все ожидали, что в этот вечер Михаил Бестужев-Рюмин сделает младшей Облонской предложение. Но сам подпоручик, как казалось Т/и, не замечал или мастерски делал вид, что не замечает ходивших вокруг толков и направленных на него взглядов и ожиданий. Он улыбался, как обычно, блестя рядом белоснежных крепких зубов, звонко смеялся, запрокидывая голову, и казался ещё более уверенным в себе, чем всегда.После театра Мишель, по заведённой традиции, вызвался провожать девушек домой, следуя за ними в открытой коляске. Экипаж сестёр Облонских ехал впереди. Т/и видела, что Мари хочет говорить и, усевшись поудобнее, взглянула на младшую сестру. Та зарделась и, глупо улыбнувшись, спросила:—?Как думаешь? Нынче?Обоим было понятно, что значило это ?нынче?. Мари была полна ожиданий признания Бестужева-Рюмина и, сама, боясь своего возможного счастья, пугалась этого ?нынче?. Т/и хотела говорить, но не могла: слова застревали у неё в горле. Она со стыдом вспоминала взгляды Мишеля в театре, все его знаки внимания в последние месяцы. Ей хотелось заверить сестру, что ?нынче? будет, но она была уверена совершенно в обратном. На силу улыбнувшись сияющей Мари, которая больше ничего, кроме возможного своего счастья не замечала, старшая Облонская прислонилась лбом к холодном стеклу, стараясь усмирить своё быстро бьющееся сердце.Когда экипаж и коляска подкатили к подъезду, Мари схватила Т/и за руку, и та увидела в её глазах слёзы. Т/и пожала трясущуюся и холодную кисть сестры, и в это же мгновение решив, что пора это дело кончить, вышла из экипажа и позвала в свой кабинет, выпрыгнушвего следом из коляски, Мишеля. Мари, прижав пальцы к губам, провожала их взглядом; на сердце Т/и скребли кошки. Михаил Павлович не любил её сестру и не собирался делать предложения, и Т/и было обидно за это.В её кабинете Бестужев-Рюмин хотел было говорить, но Облонская, предупреждающе вытянув перед своей грудью руку и чувствуя, что она остаётся в последних силах, перебила его:—?Послушайте, Мишель,?— быстро начала она по-французски, словно боясь отступиться, запнуться, и сказать совершенно не то, что хотела,?— я прекрасно знаю, что вы человек чести. Так не прекращайте быть им. Вы скомпрометировали мою сестру в обществе, от вас ожидают скорейшего прошения её руки и сердца. —?Девушка невольно дрогнула, сама не веря своим словам. —?Иначе вы опозорите и её, и меня. Вы знаете, что в нашей семье нет ближайших родственников по мужской линии, потому её руки вы обязаны просить у меня.Бестужев-Рюмин застыл, взявшись за спинку позолоченного стула и не сводя с девушки глаз. Брови его нахмурились в усердных соображениях, дёрнулась было губа, словно он хотел сказать что-то, а потом?— в мгновение?— взгляд его весь переменился: насмешка, страх, понимание мелькнуло в нём.—?Не будем лукавить,?— горячо сказал он,?— что мы оба знаем, что сестру вашу я не люблю той любовью, с которой обычно идут под венец. Она мне сестра ровно также, как и вам…Т/и не знала, куда ей деваться: ей было радостно слышать то, что подпоручик в самом деле не любил Мари, но что-то неправильное было в его ответе, и девушке хотелось бежать прочь из комнаты, она желала, чтобы всё решилось само собою, без её руководства.—?Вы позорите нас… —?Запинаясь проговорила Т/и и устыдилась самой себя за это. —?Вам дóлжно… Вы дали ей надежду… Вы должны удалиться…Лицо Бестужева-Рюмина вдруг всё исказилось каким-то отчаянием, он, видно, понял всё страшное их положение.—?Это всё равно теперь,?— небрежно ответил он, но Т/и успела увидеть, как дрогнули его губы, словно он хотел говорить другое. —?Я уезжаю со своим полком.—?Уезжаете?.. —?Глупо повторила за ним Т/и, не совсем понимая, что он подразумевал под этим.—?Точно так. —?Подтвердил по-французски Мишель, и физиономия его с напущенным безразличием преобразилась: он широко открыл глаза, брови его дрогнули, и он, в мгновение пройдя комнату, оказался около Т/и. —?Но вы знаете, чтó я имею вам сказать. Я люблю только вас и…Девушка вдруг всплеснула руками, ей хотелось оттолкнуть его от себя?— она не могла, желала в порыве обнять его голову?— тоже было нельзя. Боль, смятение выразились на её лице, и она воскликнула:—?Ах, зачем вы всё мне говорите это теперь?! Вы страшный человек, Михаил Павлович!Бестужев-Рюмин схватил её трясущуюся ладонь и, не внемля её попыткам вырвать её, поднес к губам, обдавая горячим дыханием. По телу Т/и пробежали мурашки и она, почувствовав, что с этого момента уж полностью во власти молодого человека, перестала сопротивляться.—?Я говорю это, потому что только вы можете повелевать моей судьбою,?— шептал он, не отрывая жаждущего взгляда от её покрасневшего лица,?— если вы скажите мне живи?— я буду жить. Если вы скажите, что любите меня, как я люблю вас, то, клянусь вам, я вернусь в Петербург при первой возможности! Но если вы скажите мне исчезнуть с глаз ваших, вы уже более никогда меня не увидите, и я не посмею нарушить ваш покой. Ну же, Т/и, скажите мне что-нибудь! —?Крикнул он, не заботясь о том, что их могут услышать. —?Прошу вас, одно слово.Т/и казалось, что она погибла. Неожиданное признание, ожидание её немедленного ответа?— всё было невыносимо. Она слышала, что сердце велит ей упасть в его объятия, но это было бы подло по отношению к бедной сводной сестре; она знала, что любовь к нему помогла бы ей дождаться его, но снова образ сестры вставал у ней перед глазами. Мужаясь, как бы не растерять последние свои силы воли, девушка тихо прошептала:—?Ступайте прочь, Мишель.Он было, не веря своим ушам, глупо улыбнулся, но встретившись с её уверенным, надломленным взглядом, понял, что сказанное было не шуткой. Михаил задрожал всем телом и, сморщив лицо, упал девушке в ноги. Чувствуя, что ещё минута?— и она сдастся, упадёт в глазах сестры и всего общества, Т/и выпростала свои руки из рук Бестужева-Рюмина, и, шурша юбками и утирая наворачивающиеся на глаза слёзы, выбежала из кабинета.***Когда их вешали, она каялась, думая, что если бы в тот вечер она призналась ему в ответной любви и как человек имущий бы сказала ему: ?Вернись ко мне!?, он бы вернулся и был бы жив. Ей казалось, что в смерти его была виновата одна она.