1 часть (1/1)

Don’t fight it, it’s coming for you, running at yaIt’s only this moment, don’t care what comes afterYour fever dream, can’t you see it getting closerJust surrender ’cause you feel the feeling taking over"The Greatest Showman" — "The Greatest Show"Пожалуй, это путешествие в Рим было самым необычным. Все четверо ехали в тишине, и только иногда Вольфганг и Леонардо позволяли себе переглянуться в попытках понять, как они вообще оказались здесь. Хотя после произошедшего в мастерской это было вполне ожидаемо.Когда Нико пропустил незнакомцев в мастерскую, мужчина в тёмных очках прошёл вперёд. Его сопровождающий прошёл следом.— Можем ли мы остаться вчетвером, художник? — спросил он таким тоном, что было понятно: возражать бессмысленно. Леонардо, заметив у гостей оружие, кивнул и развернулся к друзьям, одним взглядом обещая, что всё будет в порядке. Те неохотно ушли, готовые в любой момент вернуться, чтобы помочь, даже если это будет стоить им жизни.— И о чём же таком секретном со мной хочет поговорить верный пёс... Простите, племянник Папы? — Лео расположился за столом и сделал рукой приглашающий жест. Вольфганг, поначалу напрягшийся, тихо хихикнул и расслабился, устраиваясь поближе к Леонардо. Вместе было спокойнее.— Не нужно оскорблять человека, особенно если вы его не знаете, — Джироламо, а это был именно он, готов был взяться за нож, но его остановил Антонио, осторожно положивший руку на плечо мужчины. Рано.Гости сели за стол к хозяевам мастерской.И все снова замолчали, рассматривая друг друга. В пришедших мужчинах явно было что-то похожее. Оба держали осанку и были одеты в тёмное, однако Риарио выглядел более уверенным в своём превосходстве, чем его спутник. Даже казалось, что тому вовсе не нравилось то, что должно было произойти в скором времени, однако доверять чужому внешнему виду ни да Винчи, ни Моцарт не привыкли. Тем более от обоих одинаково сильно веяло опасностью, и расслабляться было нельзя ни на миг.Гости же рассматривали гениев, и от их взгляда не укрылись многочисленные метки на телах друг друга. Сальери понимал, что это могло упростить дело, и знал, что его близкий друг уже думал, как воспользоваться данным фактом. Им двоим костёр не грозил, а вот припугнуть хозяев мастерской стоило. Если они, конечно, не согласятся сами.— Для начала стоит представиться, — подозрительно вежливо произнёс Джироламо. — Я граф Джироламо Риарио делла Ровере. Со мной мой друг, органист на службе у Папы, Антонио Сальери.— Леонардо да Винчи, — усмехнулся в ответ Лео, понимая, что мужчина только оттягивал неизбежное. И даже догадывался, зачем они пришли.Догадывался об этом и Вольфганг, а потому решил немного подыграть представлению, понимая, что своим полным именем просто поставит итальянцев в тупик. Особенно если попросит их выговорить своё полное имя.— Иоганн Хризостом Вольфганг Амадей Моцарт, — на одном дыхании проговорил он, абсолютно довольный тем, как вытянулись лица у Антонио и Джироламо от попытки запомнить и вообще понять произнесённые слова. Леонардо, к счастью, уже давно знал о том, что Вольфганг Моцарт — далеко не полное имя, а потому только попытался сдержать вырвавшийся смешок.— Интересное имя... Синьор Моцарт, — Антонио, заметив, как нахмурился композитор, тут же исправился. — Герр... Герр Моцарт. Вы ведь уже были в Риме?— Да, — спокойно ответил Вольфганг и согласно кивнул. — Я всё ещё помню ту мелодию, если вы приехали поговорить об этом.— Мы приехали поговорить о сотрудничестве, — предложил Джироламо, воспользовавшись подвернувшейся возможностью. Всё-таки он прекрасно работал в паре с Антонио. Они дополняли друг друга и помогали друг другу, и любая задача могла быть решена, если они объединяли усилия.— Мы уже не раз это слышали. Оба. Работайте на нас, мы вам больше заплатим, нам нужны гении. Нет. Спасибо, но Флоренция — лучший город, поэтому покидать её мы не собираемся, — остановил его Леонардо, нахмурившись. Слишком предсказуемо. Он ожидал более интересного способа переманить их.Но это было только начало.— Это ваше последнее слово? — переспросил Антонио, и его глаза блеснули так, словно в него вселился демон.Жутко.— Да! — подтвердил Вольфганг, несмотря на то, что всё происходящее его пугало даже с присутствием друга рядом.Дальше всё произошло слишком быстро.Гости подскочили к гениям, достав ножи, и повалили их на землю. Да Винчи попытался встать, а вот Моцарту повезло меньше: он ударился о ножку стола, и у него закружилась голова. Конечно, Сальери постарался и приложил его снова головой о пол так, чтобы парень отключился. В этот же момент художника схватил безумец и прижал к себе, сдавливая горло. Антонио приблизился и врезал Лео по животу настолько сильно, что тот тоже потерял сознание.Очнулись художник и композитор уже в дороге, да и только от того, что их трясло, а все конечности затекли от того, что оба были связаны. Похитители не говорили вообще ничего и игнорировали все вопросы. У Вольфганга и Леонардо же просто не было смысла обмениваться репликами из-за того, что ни один не знал, как сбежать. Их слишком хорошо связали. Профессионально.— Приехали, — внезапно произнёс Сальери. Граф Риарио, выглядевший на удивление уставшим, только кивнул и позвал слуг, которые без лишних вопросов понесли пленников в приготовленную для них камеру.Или комнату, ведь их оставили в довольно просторной и богато украшенной спальне, даже развязали, но обоих приковали к ножкам кровати, раздев почти полностью. Ни Моцарт, ни да Винчи своего тела не стеснялись, однако понимали, что так шансы сбежать у них понижались в разы. Шикарное палаццо было идеальной золотой клеткой.— Когда они придут, как думаешь? — тихо спросил Вольфганг, устало рассматривая картины на стене и понимая, что его друг мог создать что-то более прекрасное. Он не хотел вставать с кровати, так как его немного мутило после пары ударов головой и длительной поездки.— Ночью. Подумают, что так мы быстрее согласимся. Готовься к тому, что нас рассадят по разным комнатам, — Леонардо, напротив, ходил по комнате, насколько это позволяла цепь на ноге, и размышлял о побеге. Их привезли в Рим, это понятно. А ещё очевидно, что все стражники предупреждены, поэтому даже при попытке сбежать их быстро поймают и вернут. И ладно бы да Винчи оказался в этом один! Он был бы способен противостоять.Но не хотелось, чтобы страдал ещё и его друг. Моцарт был совсем ещё юным мальчишкой, и не так уж и важно, что художник был старше его всего на несколько лет. Не нужно ему терпеть пытки.Ничего. И вместе как-нибудь справятся. Они же оба были невероятно умными, значит, смогут вернуться в ставшую родной им обоим Флоренцию. И ещё потребуют с Лоренцо за все причинённые им неудобства.Как и ожидалось, похитители объявились только ночью, когда полная луна уже была высоко в небе, освещая спальню так, что спать было невозможно. Обоим пленникам хотелось творить, однако ничего подходящего в комнате не нашлось. Был вариант ненадолго отвлечься друг на друга, но они не знали, чем это могло обернуться, если их застанут. Поэтому гении не стали рисковать. И были правы.— Просим прощения за этот вынужденный плен, — Джироламо усмехнулся. Он снова был абсолютно довольным, а его спутник немного хромал, и, кажется, на его шее были следы от верёвки.Лео отнёсся к этому нормально. Вольфганга же затошнило от того, насколько неправильными и больными выглядели эти двое. Кажется, они времени зря не теряли, но весь их вид кричал о том, что таких отношений не должно быть.— Мы отпустим вас. Не из Рима, конечно, но вы вольны гулять по городу и заниматься творчеством, — добавил Антонио. Он говорил немного хрипло, но для человека, которого совсем недавно жестоко душили и, возможно, взяли без подготовки, держался органист великолепно.— С чего такая щедрость? — недоверчиво поинтересовался да Винчи. Похитители не были идиотами и знали, что так сами приближали неизбежную попытку побега. Более того, они собственноручно дали им возможность сбежать успешно.Слишком подозрительно.— Нам нужны союзники. Не враги и не пленники, — объяснил Джироламо.— Хороши союзники! Украли нас, а теперь говорите такое! — Моцарт подскочил, поднимаясь с кровати, но цепь не дала ему подойти к гостям.— Вы бы сбежали и не стали нас слушать. Мы же хотим сблизиться и показать, что Рим может дать вам гораздо больше, чем Флоренция, — Антонио улыбнулся, но от этой улыбки у обоих гениев по спине пробежали мурашки.— Всё равно убежим! — Вольфганг совсем по-детски показал язык похитителям и вернулся на кровать.— И всё же не рекомендуем. Вас вернут. И обращение уже не будет таким вежливым, — Джироламо будто ждал, что это произойдёт, надеясь поиздеваться над гениями ещё сильнее, чем издевался над органистом.Они сняли цепи с ног композитора и художника, и те наконец-то обрели относительную свободу, уже мысленно исключив пункт о побеге. Не с живым Джироламо на их пути. Он просто не даст этого сделать, но это не отменяло того, что можно было спастись. Во Флоренции оставались люди, которым были дороги гении. И речь далеко не о Лоренцо.— Переночуйте вместе. Вам ведь не привыкать? — Антонио нежно провёл пальцами по меткам, что отчётливо виднелись на теле Вольфганга. Тот отодвинулся чуть дальше, всего на миг подумав, что его могли взять силой, если бы Леонардо не было рядом. По крайней мере мужчины выглядели настолько сумасшедшими и жестокими, что могли сделать это, несмотря на то, что один из них притягивал к себе и выглядел так, будто он был тут не по своей воле.Ни один из гениев так и не удостоил похитителей ответом, а потому те ушли ни с чем.Пока что ни с чем.За ночь да Винчи и Моцарт обговорили дальнейшее поведение. Они решили, что не станут пытаться сбежать, а посмотрят, как граф Риарио и верный ему Сальери будут действовать дальше. Но подумали, что нужно отправить с голубем зашифрованное письмо друзьям во Флоренцию.И дни полетели.Утром гостям выдали новую одежду: шикарные флорентийские наряды, которые могли носить только богачи. Слуги смиренно произнесли, что они всегда здесь и что синьор да Винчи и герр Моцарт могут не стесняться в просьбах. После этого гениев накормили и оставили их в покое.Как только это произошло, оба стали исследовать то, как далеко они могли зайти. Оказалось, что с них нигде не требовали деньги, так как узнавали дорогих гостей Папы, более того, позволяли делать практически всё, что те только хотели, несмотря на религию, ведь Вольфганг и Леонардо, набравшись смелости, поцеловали друг друга прямо на улице, но никто не закричал ничего о содомии.Всё происходящее выглядело подозрительно... И продолжалась вся эта игра ровно до того момента, как их регулярно стали посещать Антонио и Джироламо.Их визиты всегда ограничивались только разговорами, однако напрягали настолько же сильно, как отсутствие наказания за всё, что не было побегом. И где! В Риме! К тому же оба гения заметили, что с их похитителями было что-то не так. Они не просто отличались спокойствием и жестокостью, нет, было что-то ещё, что ускользало от внимания. Ведь тот же Риарио то смотрел так устало и почти не говорил, то, наоборот, был с безумной улыбкой на лице и вёл себя максимально энергично. Сальери же обычно был спокойным, но, кажется, только и ждал приказа о том, чтобы броситься на гостей, потому что внимательно следил за своим партнёром.В один из вечеров граф потерял сознание прямо посреди разговора. Как ни странно, к нему бросился не только Антонио, но и Леонардо вместе с Вольфгангом, однако органист не подпустил их близко, слегка ударяя мужчину по щекам и явно готовясь к тому, чтобы убить художника и композитора за то, что они увидели то, что не должны были. Оказалось, что мужчина полностью менял поведение после обморока, и это насторожило Лео. Более того, этот случай, наконец, натолкнул его на мысль о том, почему похитители казались такими странными и пугающими.— Так вас не двое, а трое! — воскликнул да Винчи.— И на это тебе понадобилось несколько дней, — засмеялся безумец, склонив голову набок и больше даже и не думая притворяться.— Антонио... Тоже? — осторожно спросил Моцарт, испугавшийся такой перемены. Из этих двоих Сальери выглядел менее пугающим, и было бы ужасно несправедливо, если бы он оказался таким же.— Я один, — успокоил он, тепло посмотрев на Вольфганга, будто чужое беспокойство и чужой испуг заставили его забыть о желании убить. Если это желание вообще было, ведь его мог заставлять этот ужасный Джироламо! Можно было избавиться от него и спасти его партнёра...— Я могу вас вылечить, — предложил Леонардо.Антонио закрыл собой мужчину и гневно посмотрел на художника, готовый в любой момент напасть.... Или нельзя.— Не надо. Его. Трогать, — прошипел он, достав нож. Джироламо за его спиной только обнял органиста и довольно смотрел из-за его плеча, безумно улыбаясь. Их явно всё устраивало.— В таком случае не ждите, что мы будем с вами заодно, — Лео выступил чуть вперёд, закрывая собой Вольфганга.— Ещё посмотрим, — фыркнул Сальери, быстро посмотрев на Моцарта, а после вывел своего партнёра. Если он правильно понял, то совсем скоро да Винчи останется один в своём противостоянии.Несколько дней после этого инцидента похитители не приходили к гостям, правда, иногда пересекались с ними то в коридорах, то на улице. И каждый день Антонио замечал за Вольфгангом всё более влюблённый взгляд в свою сторону. Мужчина даже уже представлял, как этим воспользоваться, тем более композитор ему нравился. Минус плана был в том, что Джироламо мог отреагировать совершенно неадекватно: убить гения, убить изменившего, а, возможно, убить их обоих. Сальери видел, что и граф, и безумец смотрели на да Винчи с интересом, но это... Это другое. Ему было можно, ведь именно Джироламо был в их паре главным, а потому Антонио не имел права говорить ничего против измен. Сам же он должен был только подчиняться.Но ради общей цели он готов был рискнуть.И в один из вечеров послышался тихий стук. Антонио, к тому моменту спокойно читавший книгу, расслабленно сидя за столом, немного удивился тому, что его предположения оправдывались. Это точно был Вольфганг. Бедный композитор, которому не повезло полюбить больного и сломанного человека!— Зачем же вы пришли в столь поздний час? — поинтересовался мужчина, наблюдая за тем, как гость закрыл за собой дверь, и ничем не выдавая своего волнения.— К вам.Вольфганг сделал осторожный шаг вперёд, боясь спугнуть Антонио своими намерениями. От волнения он облизывал губы и всё смотрел на органиста, будто желая, чтобы тот его понял без слов.И Сальери ведь понял. Давно понял. Он и сам хотел того же, однако всё ещё опасался соглашаться, потому что знал, что Джироламо обязательно станет известно об этом случае, и тогда от композитора не останется ничего. Даже могилы, которую можно было бы посетить. Безумец точно постарается, чтобы так и было.— К сожалению, вы попали к человеку, который уже занят, — Антонио отложил книгу и поднялся на ноги, больше всего на свете желая коснуться парня, притянуть к себе, обнять, поцеловать... И провести с ним ночь. Даже не из желания переманить композитора на свою сторону, а просто от того, что проникся чувствами к нему.— Вы о... О графе Риарио, да? — казалось, Вольфганг смутился и отвёл взгляд в сторону. Это удивило, ведь подобное поведение было совершенно нехарактерно для композитора. Хотя, если учитывать, что они находились в Риме, где за любое неосторожное слово можно было подняться на костёр, смущение уже не выглядело настолько неподходящим обычно дерзкому Моцарту. Да, до определённого момента смерть им не грозила, и гении это уже проверили, но стоит им объединиться, как придётся стать осторожнее. Папа мог разозлиться.Но, что ещё хуже, разозлиться мог Джироламо.— Именно о нём. И вы знаете, на что он способен, — спокойно ответил Сальери, несмотря на то, что сердце стучало слишком быстро. Он действительно переживал, что гость мог пострадать даже из-за визита, не окончившегося изменой.— Мне всё равно, — Вольфганг вдруг выпрямился и посмотрел в глаза Антонио. — Наличие графа — единственный факт, который останавливает от близости со мной?— Да.Такого ответа Моцарт явно не ожидал, но после удивления на его лице появилась довольная улыбка, и он приблизился к Сальери, толкая того на кровать и начиная раздеваться. Антонио и не подумал его останавливать, наоборот, тоже стал снимать с себя одежду, аккуратно складывая её на кресло, на котором совсем недавно сидел. Это умилило Вольфганга, и он, уже будучи раздетым, внимательно проследил за действиями мужчины, после чего оседлал его колени и, запустив руки в чужие волосы, поцеловал. Композитор целовал нежно, но так жадно, будто пытался запомнить эту ночь в мельчайших подробностях.Они оба не знали, проснутся ли после измены, и правильным решением было насладиться друг другом, пока им выпал такой шанс.Отстранившись, Моцарт ненавязчиво заставил Сальери лечь на кровать и наклонился, покрывая поцелуями его шею. Композитора переполняла нежность, и он желал направить её всю на человека, в которого успел влюбиться.Антонио же не привык к подобному обращению, зная только грубость, а потому сильно удивлялся тому, что поцелуи могли быть такими лёгкими и совсем безболезненными, будто он был сокровищем, которое не хотелось ранить. Из-за подобного обращения органист сам менялся, не с силой царапая Вольфганга, а с нежностью проводя руками по его спине. И это нравилось настолько же сильно, как всё, что у него до этого было с Джироламо, несмотря на то, что ощущения были совершенно разными.Они целовали друг друга, обнимали друг друга, проводили руками по телам друг друга, изучая и запоминая. Оба тихо стонали, отзываясь на каждое касание, будто до этого у них никогда не было партнёра.И ведь такого не было. Моцарту было хорошо с да Винчи, а Сальери — с Риарио, но с ними было просто по-другому, так что новый опыт невероятно нравился обоим, заставляя их дрожать от желания.— Я подготовился, — Вольфганг смутился и отвёл взгляд, как будто им ещё было, из-за чего стыдиться. — Так что можешь взять меня.Для Антонио подобное разрешение казалось роскошью. Он многое перепробовал с Джироламо, но всегда знал, что выяснять, кто кого возьмёт, нужно было силой, и добровольное согласие выглядело слишком необычно.— Что-то не так? — осторожно поинтересовался композитор. — Я просто подумал, что граф тебя не жалеет и что я не хочу мучить тебя.— Ты доверяешь мне? — спросил Сальери, поражённый тем, что Моцарт не думал, что с ним могли обойтись грубо.— Да. Я чувствую, что ты не причинишь мне вреда, — Вольфганг улыбнулся, смотря в глаза органиста, а затем резко развернул их, позволяя тому оказаться сверху.— Ты такой добрый, Амадей, — Антонио слабо улыбнулся в ответ и нежно поцеловал его, осторожно входя. Было так непривычно слышать исключительно довольный стон, но это не могло не радовать и не возбуждать.— Нашёл то имя, которое тебе проще всего произнести? — композитор усмехнулся и чуть сдвинулся, призывая мужчину двигаться. Сальери повиновался, входя медленно, но глубоко.— Тебе не нравится? — спросил он.— Наоборот, — Моцарт с трудом мог говорить, от нетерпения выгибаясь и ёрзая, только бы органист стал двигаться быстрее.— Хорошо, — они снова поцеловались.Постепенно Антонио ускорялся, и Вольфганг стонал под ним всё громче, стараясь прижаться ближе. Органист был тише, приученный к этому своим безумцем, но чуть ли не рычал от того, как ему нравилось слышать партнёра.Ещё приятнее было кончить почти одновременно, особенно когда мужчина понял, что композитор сделал это, даже не коснувшись себя.— Ты позволишь мне остаться? — поинтересовался Моцарт, с сожалением смотря на Сальери.— Да, — ответил Антонио, искренне улыбнувшись. Он не знал, что будет после, и хотел провести с Вольфгангом столько времени, сколько им позволит Джироламо.Пришлось ненадолго позвать слуг, которые привели спальню в порядок, после чего композитор наконец-то прижался к органисту и заснул рядом с ним, прекрасно зная, что мог сделать это в последний раз.Как ни странно, но Моцарт и Сальери смогли проснуться утром и даже разойтись так, словно между ними ничего не было. Антонио увиделся с Джироламо и приготовился к тому, что тот накажет за измену, однако безумец даже и не подумал упомянуть прошедшую ночь. Можно было подумать, что тот и вовсе не узнал о произошедшем, однако Сальери слишком близок со своим партнёром, а потому тот знал, но не говорил. Это было даже хуже, ведь невозможно было предсказать, когда с изменившим и его любовником жестоко расправятся.Однако Джироламо был слишком занят Леонардо, чтобы подумать о мести. Он разозлился на Антонио, но понял, что всё вполне честно: они поделили жертв и действовали, как умели, пусть даже и через постель. Более того, безумец и сам решил соблазнить художника, поэтому, не дожидаясь вечера, пришёл к нему днём, заставая за построением какого-то странного чертежа.Да Винчи тут же спрятал всё и развернулся к гостю лицом, опираясь руками на стол.— Граф, — кивнул он в качестве приветствия, надеясь, что речь пойдёт о плене, а не о том, что ночью творили их близкие друзья. Лео и так понял, что теперь придётся действовать в одиночестве, так как Вольфгангу не повезло влюбиться.— Художник, — безумец улыбнулся, склонив голову набок.— Я не стану одним из вас. Ничего хорошего наш союз не принесёт, — художник вздохнул. Он мог бы скрыть свои чувства, но знал, что Джироламо его не тронет, и поэтому даже не пытался притворяться. Безумец, не сказав ни слова в ответ, приблизился и поцеловал Леонардо, кладя свои руки на чужие так, чтобы он не смог вырваться. Да Винчи протестующе застонал и отстранился, полностью садясь на стол.— Я не Вольфганг. Со мной это не пройдёт, — сказал он, чувствуя, что дрожал, хотя не понимал, от чего это было: от злости или от желания.— Я тебе не нравлюсь? — Джироламо нахмурился так, словно серьёзно обиделся.— Ты мучаешь хорошего человека, ты сам страдаешь. Зачем мне влюбляться в тебя? Спасибо, но из проблем мне достаточно Моцарта, — да Винчи усмехнулся, после чего дёрнулся, освобождаясь.— И что мне нужно сделать, чтобы ты изменил своё отношение ко мне?— Дать тебя вылечить, — серьёзно ответил Лео. — Я знаю, что может собрать тебя обратно.— Антонио не даст тебе сделать этого, ты же знаешь, — безумец вздохнул. Может, он и хотел поддаться. Но было поздно. И Джироламо, и Антонио были сломаны, и это уже нельзя было исправить. Они вцепились друг в друга мёртвой хваткой, и расцепить их не выйдет даже у таких гениев, как Леонардо и Вольфганг. Хотя у Моцарта вышла вполне успешная попытка. Но это только потому, что безумец был занят да Винчи.Неужели всё-таки у них был шанс?— Ты, граф, серьёзно позволишь своему щеночку остановить твои замыслы? — казалось, Лео просто издевался над ним, желая склонить на свою сторону. Целей художника было не разгадать, только вот Джироламо тоже был умён и знал, что мог воспользоваться им в ответ.— Не смей так обращаться с Антонио, — прорычал он, кладя руку на чужую шею и чуть сжимая. Но в ответ да Винчи со всей силы ударил по руке.— Не уменьшай свои шансы, — холодно ответил он, смотря прямо в глаза безумца. — Я тебя не боюсь. И ты это знаешь.— Я согласен, — произнёс Джироламо, склоняя голову набок и ухмыляясь от того, как удивлённо на него посмотрел Леонардо.Не составило никакого труда найти все необходимые травы, и они приступили к болезненному лечению, которое продолжалось изо дня в день, действуя слишком медленно. Но лучшего художник придумать не мог. Он уже отмечал, что агрессия у безумца снизилась, а потери сознания и смены личности стали более редкими. Но пока что ещё можно было отличить, кто именно, граф или безумец, говорил с да Винчи, а потому доверия и отношений между ними до сих пор не было.Сальери же, несмотря на то, что, осмелев стал гораздо больше времени проводить с Моцартом, чувствовал, что с Риарио было что-то не так. Да, ревность жгла его душу, но дело было даже не в ней. Его безумец будто терял себя. А он отчаянно не желал этой потери, потому что не хотел оставаться один.— Твоя одержимость Леонардо слепит тебя, — фыркнул Антонио, подходя к Джироламо в их общей спальне так близко, как только мог, и смотря ему в глаза взглядом, в котором не было видно ни одной эмоции.— А ты что, ревнуешь? — безумец склонил голову набок и внимательно посмотрел в ответ. Но уже в следующее мгновение он прижимал органиста к стене, яростно шипя. — Не смей ревновать, Антонио. Ты не имеешь на это никакого права. Думаешь, я не знаю, что ты делишь постель с Моцартом? Ошибаешься! Я давно знаю, что ты с ним. И тронул ли я его? Нет. Вот и ты не трогай художника.— Это мой план по захвату Флоренции. Да, я затащил Амадея в постель, но ради того, чтобы он перешёл на нашу сторону, — спокойно возразил Сальери, зная, что ничего плохого не произойдёт. Его слишком сильно любили, как игрушку, сделанную своими руками. — И у меня получилось!— Да что ты говоришь? — с насмешкой переспросил Джироламо. — Да будет тебе известно, что твой обожаемый Амадей шпионит на две стороны. Тебе он рассказывает о Леонардо и о Медичи, а художнику — о наших планах, — он засмеялся так жутко, что любой бы испугался. Но только не Антонио. Он давно привык к такому смеху и сам одарил мужчину безумной улыбкой.— Только вот он поддался. Пусть Амадей и разрывается между нашей стороной и стороной врагов, он всё-таки с нами. Твой обожаемый Леонардо так и не согласился присоединиться к нам, — у мужчины получилось оттолкнуть безумца, чем он вызвал у того гнев.Ничего хорошего взгляд Джироламо не предвещал, и Антонио приготовился к тому, что выйдет отсюда только один. Только вот Сальери уже давно был сломан почти так же, как и Риарио, а потому силы их были равны. Или почти равны.Первым, конечно, ударил безумец, пытаясь попасть по животу мужчины, однако он увернулся, и кулак прошёлся прямо по стене, отчего Джироламо взвыл. Воспользовавшись моментом, Антонио ударил коленом между ног, стараясь не думать о том, что мог лишить себя такого хорошего любовника, и с силой толкнул согнувшегося от боли соперника так, что тот упал.— Вот, как ты меня любишь, — зашипел безумец, отползая в сторону и смотря на мужчину, как зверь, загнанный в ловушку.— Прямо как ты меня, — прорычал органист. — Или ты забыл о том, каким был наш первый раз?Джироламо поднялся на ноги, и его руки, сжатые в кулаки, тряслись от того, что он был в гневе.— Давай, скажи это, — на удивление спокойно сказал он.— Сказать что? — Антонио следил за каждым движением, готовый защищаться.— Что бросаешь меня! — выкрикнул безумец и кинулся вперёд.Однако Сальери оказался сильнее. Он прижал мужчину к стене и посмотрел ему в глаза, крепко держа чужие руки и не давая вырваться.— Бросить тебя? Хочешь быть свободным перед тем, как прыгнешь в постель к Леонардо?— Тебе даже отношения не помешали прыгнуть в постель к Моцарту! — Джироламо пытался освободиться, выгибаясь и прижимаясь к Антонио так, что отчётливо ощутил, что тому очень даже нравилось происходящее.— Это не значит, что я не люблю тебя! — Сальери поцеловал безумца, кусая чужие губы до крови, и двигался, стараясь потереться о него, чтобы тот тоже возбудился.— Я перережу тебе глотку, — пообещал Джироламо, поддавшись и расслабляясь. — Если ещё хотя бы раз скажешь что-то о моём отношении к Леонардо.— Я знаю, — Антонио ухмыльнулся. — А я убью тебя, если ты посмеешь что-то сказать или сделать, чтобы помешать мне и Моцарту.— Вот это мой Антонио, — безумец довольно рассмеялся, запрокидывая голову назад. — А теперь возьми меня, покажи, что до сих пор меня любишь.— С удовольствием, — мурлыкнул органист, пошло облизнув губы. Сегодня в их схватке победил он.Пара резких движений, и с Джироламо уже была снята одежда. Сам же Антонио только развязал свои штаны и чуть спустил их, входя грубым движением. Безумец зарычал от боли, а после рассмеялся тем самым пугающим смехом и сам стал двигаться. Но Сальери остановил его, крепко сжимая руку на чужом горле.— Не так быстро, — прошипел он и стал входить медленными и глубокими толчками. Джироламо не хватало воздуха, но он сходил с ума только сильнее от того, что им так нагло пользовалась его же собственная игрушка.Их двоих невозможно спасти. Даже если они будут казаться нормальными для гениев, то только потому, что те сами сойдут с ума от общения с ними. Безумие заразительно. Оба поняли это уже давно.Но эти больные отношения, которые вовсе не должны были появиться, нравились и Сальери, и Риарио, поэтому они оба тихо стонали, кусали друг друга и рычали от боли и удовольствия. Постепенно толчки становились всё более частыми, но оставались настолько же глубокими, и Джироламо, не спросив разрешения, коснулся себя, почти задыхаясь от чужой руки на собственном горле.Антонио со всей силы ударил его и сильнее сжал руку, кончая глубоко в мужчину. От таких ощущений Джироламо тоже кончил и тут же потерял сознание, и органист прекрасно знал, чем это закончится, убирая руку и медленно выходя.В себя пришёл уже граф. Раньше его оставляли как можно дальше от всего того, что происходило между двумя сломанными людьми, но он и сам догадывался, что его демон продолжал делить постель с Сальери, поэтому даже не удивился, только смущённо одеваясь.— Вам нужно в ванну, — посоветовал Антонио, откидывая в сторону перепачканную рубашку.Риарио кивнул и позвал слуг, которые подготовили ему ванну. Он почти сразу после начала лечения стал делить воспоминания вместе с безумцем, и с каждым днём было всё сложнее различить их, но отношения с Сальери всё ещё казались чем-то ненастоящим. Хотя теперь, когда собственное тело так болело от укусов и того, что они ещё делали, отрицать очевидное было невозможно.Уже в ванной граф лежал, размышляя о своих чувствах. Ему нравился Антонио, и отношения с ним прекращать не хотелось. Но Леонардо ему тоже нравился, и тот факт, что Риарио жил во грехе, но не желал его искупить, немного пугал. Он был сломанным, больным, неправильным, но безумец согласился на их лечение, и эта болезнь уже не могла быть оправданием. По крайней мере не таким серьёзным, как раньше.Внезапно в дверь ванной комнаты кто-то постучал.— Войдите, — устало произнёс граф и положил голову на бортик, закрывая глаза. Он думал, что пришёл кто-то из слуг.Однако это был да Винчи.— Ты пропустил время принятия лекарства... Я принёс, — сказал он, всматриваясь в чужое лицо. — Сейчас ты грешник или святой?— Я бы не назвал себя святым, — устало усмехнулся граф, открывая глаза и смотря на художника. — Но мой демон на святого похож ещё меньше.— Обычно я общаюсь только с ним, — Леонардо закрыл за собой дверь и поставил всё, что принёс с собой, на пол возле ванны. — Приятно увидеть ещё и тебя. Или всё-таки вас?— Оставь формальности, — Риарио слабо улыбнулся. — От твоего лекарства болят все руки, художник.— Зато скоро перестанет болеть душа. Тебе нужно собраться, Джироламо, — да Винчи стал собирать всё для укола, хмурясь. Он боялся заразить мужчину чем-то ещё, хотя тот уже не раз говорил ему, что ничего страшного не произойдёт. Однако что-то подсказывало, что вместе с лекарством в кровь могла попасть и болезнь, а потому осторожность была превыше всего.— Мне приятна твоя вера в то, что это возможно, — спокойно ответил граф и протянул левую руку, стараясь расслабиться перед уколом. Это всегда было невыносимо больно, но если безумец обожал боль, то он просто смиренно её переносил.Леонардо по привычке подал ткань мужчине, чтобы тот её закусил и не кричал слишком громко, а после с нежностью взял его за руку, осторожно делая укол. Граф зажмурился, застонав от боли, и весь сжался, но не отдёрнул руку, предпочтя вытерпеть эту пытку. Он не знал, что будет, когда безумец окончательно станет един с ним. Но понимал, что все планы по захвату гениев воплощать в жизнь уже не хотелось. Да Винчи и Моцарт изменили их жизнь, и этого было достаточно.— Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Леонардо, убирая ткань и складывая всё, что приносил для укола. — Мне жаль, что это не может быть менее болезненным.— Я потерплю ради тебя, — ответил Риарио, но быстро понял, что именно сказал.— Ради меня? — казалось, Лео не мог поверить в то, что на самом деле мог быть дорог графу. Художник на самом деле считал лечение только частью плана и сам не знал, почему всё это до сих пор продолжалось. Он просто надеялся, что сможет потянуть время достаточно до того момента, как Моцарт и Сальери окончательно решат, на чьей они стороне.— Да. К тебе привязался даже мой демон, неужели я бы смог устоять? — граф отвёл взгляд в сторону и вовсе хотел нырнуть под воду, но Леонардо его остановил, хватая за плечо и несколько мгновений смотря глаза в глаза, после чего наклонился и поцеловал мужчину.В первый раз в жизни на поцелуй ответил именно Риарио.И ему понравилось. Это было неправильно, такие отношения порицались, но какая разница после всего, что уже сделал безумец? Граф тоже имел право на любовь. И, если да Винчи и Сальери его примут, то он был бы счастлив остаться с ними.— Может, построим новый мир? — спросил он, помогая художнику раздеться и с удовольствием смотря, как тот забирался в ванну.— С каких пор ты не хочешь служить Риму и Папе? — Леонардо устроился между ног графа и положил руки ему на плечи, улыбаясь.— До чего меня это довело? До чего это довело Антонио? До чего это довело тебя и Моцарта? — Риарио усмехнулся. — Я устал. Я больше не хочу этого. В нашем мире было бы нормально любить мужчин. Во времена Римской Империи это было разрешено. И у нас будет. Но нужно всё разрушить, чтобы построить заново.— У тебя есть план? — поинтересовался да Винчи, покрывая поцелуями шею и плечи мужчины.— Да, — коротко ответил граф. — И я расскажу его тебе. Но позже. Нам же не нужны свидетели?— Ты же позволишь Вольфгангу и Антонио остаться? — Лео осторожно провёл руками по чужой груди, оставляя едва заметные царапины.— Я люблю Антонио. Ты любишь Вольфганга. Конечно, он будут с нами. Но новый мир потребует крови, — честно признался Риарио. Он больше не чувствовал себя усталым и разбитым. Лекарство стало действовать, и граф будто окончательно собрался воедино. Его ум теперь сочетался с силой безумца, и вместе это было чем-то непобедимым. А с помощью да Винчи они вообще могли захватить весь мир.Что и планировали сделать.— Я знаю. Давай об этом позже, — Леонардо не хотелось, чтобы кто-то из слуг или других предателей побежал доносить Папе о скорых изменениях, и он предпочёл снова поцеловать Джироламо. Граф ответил, а после обхватил ногами талию художника.— Сделаешь это?— А ты..?— Сальери постарался, — Риарио усмехнулся. — Давай.Да Винчи кивнул и медленно вошёл, обхватывая рукой чужой член, чтобы отвлечь от боли. Граф прогнулся в спине, застонав, и обхватил художника руками, притягивая к себе для очередного поцелуя.Они целовались долго и жадно, и Леонардо двигался, постепенно ускоряясь. Вода выплёскивалась за бортики, но обоих это мало волновало, важнее было доставить и получить удовольствие.В первый раз в жизни именно Риарио — хотя можно ли теперь было назвать его разделённым? — занимался любовью с тем, кто ему нравился. Он стонал, двигался вместе с художником, толкался ему в руку, целовал в ответ, и вскоре кончил, чуть ли не теряя сознание от того, насколько хорошо ему было. Да Винчи последовал за ним и лёг сверху, приходя в себя. С Моцартом тоже всегда было хорошо, но опыт с любимым человеком, а не с другом, оказался настолько же невероятным.— Я останусь. И Антонио останется. И Вольфганг тоже. Мы теперь навсегда связаны вчетвером, — Леонардо устало улыбнулся. — Из этой игры мы все выйдем победителями.Джироламо только согласно кивнул, ожидая момента, когда сможет рассказать весь свой план всей их компании. Почему-то он был уверен, что больше не разобьётся надвое. И что Антонио тоже излечится, ведь ему поможет Вольфганг.Конечно, в тот же день поделиться идеями не получилось. Однако вскоре Риарио всё-таки сделал это, уведя всех троих дорогих ему людей как можно дальше от лишних ушей. Да Винчи пообещал, что у них будут помощники во Флоренции.И план стали приводить в действие.Антонио и Джироламо, будучи прекрасными убийцами, избавились от глав Флоренции и Рима. В дальнейших планах был ещё Милан, а также у них уже был Форли. Вольфганг и Леонардо же настраивали обычных людей против власти, сея в городах анархию и ведя людей на сожжения всего, что было им ненавистно. Конечно, пострадали банки и церкви, но никого это не волновало.Да Винчи знал, что создаст искусство заново. У него для этого был Моцарт. Он также понимал, что разумнее всего сделать главой Сальери. Тот был умён и, выйдя из-под влияния Риарио, показал себя прекрасным дипломатом, который умел решать даже самые сложные конфликты, более того, он находил такие аргументы, что люди охотно меняли своё мнение и шли за ним. Сам же Риарио продумывал новые законы.Им больше не нужна была религия. Им больше не нужны были войны. В их мире существовали только наука, любовь и искусство, которые вместе превращали всё больше и больше городов в одну страну, названную Италией.В их игре на самом деле не осталось проигравших.Но это касалось только их четверых.Where it’s covered in all the colored lightsWhere the runaways are running the nightImpossible comes true, it’s taking over youOh, this is the greatest showWe light it up, we won’t come downAnd the sun can’t stop us nowWatching it come true, it’s taking over you"The Greatest Showman" — "The Greatest Show"