Глава 17. Хороший человек (Джейме) (2/2)
Страшные слова, но правдивые. Он не должен был выпускать Тириона из темницы, тогда отец до сих пор был бы жив. Он не должен был оставлять Серсею, он мог бы остаться вопреки её приказу и отговорить сестру ото всех глупостей, которые она совершила. Он уберёг бы Томмена и размазал подлых дорнийцев. Он не должен был миловать гарнизон Риверрана, нужно было убить их всех до единого, как его отец поступил с Рейнами и Тарбеками. Мёртвые враги не мстят... Не должен был ехать к Братству. Смерть Давена, тётки Дженны и всех, кто погиб в тот день — ещё один укор его совести, на которой и так уже висит слишком многое. Из-за его слабости и глупости погибли сотни. Тысячи. Четверть Королевской Гавани взлетела на воздух, пока он пялился в темноту вонючей пещеры, пытаясь исполнить ещё одну свою глупую клятву. Стоило ли труда спасать столицу от Эйериса, если она всё равно сгорела от рук Серсеи?.. Сердце будто сжали холодной рукой. Отсутствующие пальцы корчились и горели в зелёном пламени дикого огня.
Бриенна закрыла глаза, а когда открыла их снова, в них не было больше злости, только отчаяние.
— Ты — хороший человек, Джейме. Не смей переубеждать меня в обратном.
Упрямица развернулась на каблуках и направилась к двери, собираясь уйти.
Джейме выпустил наружу весь яд, и его обуял стыд. Зачем он говорит всё это Бриенне — человеку, для которого честь превыше всего на свете? В другом мире она могла бы стать отважнейшим рыцарем и справедливейшим лордом своих земель, но в этом вынуждена стоять и выслушивать всякие гадости от Цареубийцы. Он сам заставил её поверить в своё мнимое благородство, он сам её обманул. Она спасали друг другу жизни, смеялись, пели песни и верили в общие клятвы… Расставаться вот так было слишком больно. В голове шумело, будто он лишку выпил, а горечь прямиком из сердца всё шире разливалась в груди, комом подступая к горлу. Он плохо спал прошлой ночью. Точнее, совсем не спал, и тяжесть прошлого вместе с тяжестью настоящего больно давили на плечи.
— Бриенна… — сказал он еле слышно.
Она услышала и оглянулась, вопросительно посмотрев на него.
— … останься.
Голос прозвучал донельзя жалко. Если она сейчас уйдёт, то мир вокруг рассыплется миллионами мелких ледяных осколков.
Она смотрела на него внимательно и вовсе без ненависти, как одна она умеет. Одинокая слезинка блестела на её покалеченной щеке. Покалеченной по его вине щеке. Ничего у него не выходит так, как должно быть.
Опустошение, боль и ненависть — всё перемешалось в кучу в сердце от всего, что он наговорил. И он имеет наглость просить Бриенну остаться после того, как вылил на неё целый ушат помоев. Он оскорблял её, смешивал её с грязью и порочил её честь своими глупыми подарками и бесстыжими прикосновениями, но она всё равно стоит и не уходит, хотя уже давно должна бежать прочь из этой тесной комнаты. Джейме потерял всё. Потерять единственного в мире человека, считающего его хорошим, было бы слишком жестоко.
Тёмное, душащее, мерзкое и постыдное наконец вырывалось на свободу, продираясь наружу через вечно спокойную улыбчивую оболочку, и Джейме с ужасом понял, что плачет. Последний раз он лил слёзы, когда потерял руку, но насмешки Бравых Ребят быстро научили его осушать их. Теперь насмешек ждать было неоткуда: Бриенна видела его разным, и слабым — чаще всего.
Эта поразительная женщина слишком хорошо умела угадывать его состояние. Она подошла и заключила его в свои объятия. Тёплые и надёжные.
— Я никого из них не смог спасти, — вырвалось у него сквозь глухие всхлипывания. — Все они умерли по моей вине…
Бриенна крепко прижимала его к себе и шептала:
— Ты не прав. Не думай так. Никто из нас не всесилен.
— Я мог бы умереть вместе с ними… Умереть, защищая их.
— Твоя смерть не спасла бы их, только добавила бы радости твоим врагам.
— Я уехал. Сбежал, как последний трус.
— Ты сделал это ради благородного дела. Кто мог знать, что всё обернётся так…
— Если бы я был рядом, я не позволил бы ей поджечь город… Почему, чёрт побери, я жив, а все мои родичи мертвы… Какое я имею право жить?
— Ты жив, помни это. Ты — и есть они. Ты их продолжение и их надежда. Неужели ты думаешь, что твоя семья хотела бы видеть тебя мёртвым сейчас?..
«Серсея точно хотела бы. Она всегда говорила, что нам суждено умереть вместе, как родились, а я так свыкся с этой мыслью, что до сих пор не могу осознать обратного».
— Бриенна, я давно должен был попросить прощения. За всё, что я говорил тебе — и тогда, и сейчас. Ты не достойна слушать эту грязь. Я вёл себя, как самовлюблённая скотина, и мне ужасно жаль, что тебе пришлось пережить столько всего из-за меня.
Бриенна внезапно отстранилась и взяла в свои руки его лицо, поглядев ему прямо в глаза.
— Не вздумай жалеть, Джейме Ланнистер, — серьёзно произнесла она. — Не вздумай жалеть о том, что мы пережили вместе.
Она была так близко, такая сильная и нежная одновременно… Он мог бы поцеловать её сейчас, если бы был уверен, что он ей не противен. Он хотел бы её поцеловать.
— Я безумно устал, — сказал он вместо этого.
И это было истинной правдой. Голова гудела потревоженным ульем, ноги подкашивались, а в глаза словно песку насыпали. Бриенна молча отвела его к постели, куда он плюхнулся, точно мешок с дерьмом. Она хотела было отступить и уйти, но он поймал её руку и дёрнул к себе.
— Не уходи.
«Жалкий идиот».
Женщина стянула с себя сапоги, перебралась через него и легла рядом, медленно, будто украдкой, обняв его. Привычное тепло её тела и прикосновение мягких рук дарили покой. Славно было бы каждую ночь засыпать рядом с ней. Быть может, тогда рано или поздно ему перестали бы являться кошмары… Слишком много ненавистного прошлого душит его и слишком мало надежды на будущее.
По давней воинской привычке Джейме проснулся, то ли услышав, то ли почувствовав рядом чужих людей: за дверью слышалась какая-то возня. Комнату залила темнота, это значило, что он проспал часов пять, не меньше. Бриенна лежала рядом, и по её дыханию он определил, что она тоже не спит. Люди за дверью подёргали дверную ручку, пошептались о чём-то, примерились толкнуть плечом и наконец громогласно постучали.
— Сир Джейме, вы пропустили обед и ужин, — сообщила темнота голосом Хиля Ханта.
— Хиль принёс тебе пожрать, открывай грёбанную дверь, — вторил ему скрипучий голос Сандора Клигана.
— Не то всё слопают замковые коты, я видел тут одного. Жаль, не так-то просто было раздобыть эту еду… — продолжил Хант.
— Не так-то просто было вынести, как ты строишь глазки той жирной кухарке…
— Она вовсе не жирная, а очень даже милая, и её зовут Марта, — деланно возмутился сир Хиль.
— Марта?.. Когда ты, седьмое пекло, успел это узнать? — оторопело спросил его Клиган. — В ней не меньше двадцати стоунов веса. Я всё понимаю, но это уже слишком, Хант.
Сир Хиль рассмеялся и задумчиво протянул, как бы обращаясь сам к себе:
— Держу пари, леди Бриенна тоже там…
— Не советую тебе произносить слово «пари» под дверью Джейме Ланнистера, — сварливо заметил Сандор.
Эти глупые препирательства совершенно невозможно было слушать, и Джейме невольно расхохотался. Бриенна тоже прыснула, этим выдав, что их предположения правдивы. За дверью прислушались и удовлетворённо зашаркали ногами.
— Я же говорил, что голубки свили гнёздышко в этой комнате.
— Леди Санса была обеспокоена вашим отсутствием. Постарайтесь в другой раз сами посещать великий чертог. Мы не нанимались слугами к пылким влюблённым! — возмущенно сказал сир Хиль. — Идём, Клиган. Марта дала мне кувшин отменной медовухи.
Когда они оба удалились, Джейме не перестал улыбаться. Определённо, крепкий сон всегда возвращает человеку бодрое расположение духа.
За дверью обнаружилась тарелка с кровяной колбасой и варёным горохом, превратившимся в остывшее липкое месиво. Рядом стоял кувшин с водой. Бриенна зажгла свечу, и их ужин на двоих вышел ничуть не хуже, чем при целой толпе народа в чертоге. Без трёх сотен северян с их презрительными взглядами даже колбаса, подёрнутая холодной плёнкой сала, имела вполне недурной вкус.
— Не приказать ли нам всегда приносить ужин сюда? Ни к чему больше беспокоить сира Хиля и добрую Марту, — заметил Джейме, отправляя в рот разварившийся горох.
— Леди Санса будет тревожиться, — ответила Бриенна.
«Всегда-то эта женщина сначала думает о других»…
— Тревожиться, да только не обо мне. Ей уже недолго осталось меня терпеть. Я слышал, что обоз на Стену отбывает совсем скоро. Я присоединюсь к нему. Всегда хотел увидеть эту замёрзшую ледяную громадину, но не было случая. На юге мне больше нечего делать.
Бриенна посмотрела на него своими огромными голубыми глазами.
— Я тоже поеду на войну, Джейме.
Он почему-то не предполагал такого хода событий.
— Ты не обязана этого делать… Мы с тобой завершили наш путь, и…
— Дело не в тебе. Я приняла решение утром, сразу как вышла от леди Сансы. Мои клятвы не будут выполнены, пока она в опасности.
— Бриенна, оставь свои дурацкие клятвы и возвращайся домой. На севере ты не найдёшь ничего, кроме собственной смерти. Если всё, что болтают люди, правда, то все мы скоро станем синеглазыми покойниками и побредём на юг жрать живых. У тебя ещё есть шанс выжить и увидеть своего отца.
— Я напишу ему письмо. Он поймёт меня. Всегда понимал.
— Ему нужна живая и здоровая дочь…
— Если смерть пройдёт за Стену, мой отец тоже окажется в опасности. Если Стена падёт, будет уже всё равно.
— Что ж, в упрямстве тебе не откажешь. Выходит, едем воевать?
— Едем.
— Ничего более занимательного, чем путешествия с Бриенной Тарт, в моей жизни не случалось, ты знаешь это? — рассмеялся он.
— Я догадывалась, — скромно улыбнулась она.
С ума сойти можно. Как вышло, что на свете существует такой человек? Человек, до мозга костей верный. Желающий положить свою жизнь на служение другим. Верящий во все эти глупые несуществующие идеалы и рыцарскую честь. Джейме, по крайней мере, такие люди встречались нечасто и всё больше в ранней юности. Наверно, чем старше становишься, тем меньше видишь в людях хорошего, открывая их истинную сущность. Эртур Дейн, Белый Бык, принц Ливен Мартелл и Барристан Смелый, без сомнения, были последними людьми чести, но эта глупая женщина вовсю тянет за ними, сама того не подозревая. Даже герб на своём щите изобразила от сира Дункана Высокого, понятия не имея, чей он на самом деле.
Цареубийца и Тартская Дева — можно ли найти людей менее схожих? Ему бы за все его деяния подошёл чёрный плащ ночного дозорного, а ей — честный белый плащ Королевской Гвардии. Как бы то ни было, они едут на войну. Вместе.