ЧАСТЬ ВТОРАЯ. "На дорогах судьбы распутица". Глава 14 (1/1)

Рыска проснулась посреди ночи от пустоты и головной боли, пошарила рукой по кровати — и сердце её упало. События предыдущих дней мгновенно замелькали в сознании, затанцевали, подобно солнечным зайчикам, затягивая, словно водоворот и не желая никуда уходить. О, Хольга… Что же она натворила! И ведь не такая уж и пьяная была, всё помнила: утро, разговор на залитой солнцем белоснежной улице, Жара, кормильню… варенуху… И всё то, что наговорила Альку! А главное, сказала-то она всё верно: ни одного несправедливого обвинения!.. Это просто многолетняя обида, невысказанная горечь вырвалась наружу. Но лучше уж было бы молчать или в самом деле всё забыть. В темное послышался вздох. — Альк? — подскочив на кровати, с надеждой позвала она вопреки всему тому, что подсказывал дар. — Да уехал он, — ответила темнота голосом Жара. — Давно? — девушка вскочила. — Лучин пять-шесть. — Дай свою корову! — На ней и уехал… Жар думал, что Рыска как всегда расплачется и начнёт уговаривать помочь ей, но девушка внезапно притихла и улеглась обратно на кровать. Он долго ждал реакции с её стороны, не дождался и спросил сам: — Рысь, ты спишь? — Нет, — чужим каменным голосом ответила она. — Рысь, прости, но ты... не совсем права была… Ты хоть помнишь, что было-то? — Помню. — Тот же каменный голос. — А корову я ему продал, потому, что ты ведь знаешь его: он всё равно сделает, как решил, никто не помешает… Но я его очень просил, чтоб он не уезжал! — оправдывался Жар. — Всё равно, — был её ответ. Жар допустил оплошность: он не понял, что произошло с Рыской и не придал значения её ставшему каменным голосу, отвечавшему на всё одной только фразой: — Все равно. И поэтому, рассказав всё, даже то, что проговорился по поводу ребёнка его отцу, вовсе успокоился и уснул — на той самой шкуре у камина, а на утро просто поспешил по своим делам, радуясь, что не пришлось утешать подругу. Может быть, подумал он, ей и правда уже всё равно? Лично он не смог бы столько времени терпеть, а тем более, любить того, кто треплет ему нервы. Не заметил ничего и Крысолов, слишком занятый делами Пристани. Когда Рыска молча отдала ему ключ, он лишь спросил тихо: — Ну что, всё хорошо? — Хорошо, — с каменным лицом ответила девушка. — Давно уехал? — Вчера. — Когда ещё приедет? — Не знаю. — Ну... ладно, — со вздохом заключил путник, сделав вывод, что его ученики ни до чего не договорились, и отвернулся, поглощённый своими наставничьими заботами. Рыскиного состояния не заметили ни наставники, ни сокурсники, кроме трех девиц: они-то как раз порадовались, глядя на осунувшееся Рыскино лицо, почуяв, что с любимым она рассталась плохо. Да и нечего особо было замечать: девушка исправно посещала занятия, была как обычно сосредоточена, серьёзна и старательна… А через две недели пропала. …Крысолов безуспешно постучался в тот вечер в её дверь и ушёл, несолоно хлебавши, решив, что Рыска спит. А на следующий день, не увидев её на занятиях и снова не достучавшись, пошёл к комендантше. — А нет её! Она ключ сдала, господин, — огорошила его женщина. — Ещё вчера, в обед… Крысолов был весьма озадачен. Жар тоже понятия не имел, где Рыска, но сразу догадался, что ничего хорошего тут быть не может. — Вот говорил же я, — злился он, — что от этого проклятого саврянина одни несчастья! Не было его —и всё хорошо было, а как явился — так всё, беда! Где вот теперь моя Рысонька? Жар не договаривал: за Алька он тоже переживал. Можно было бы спросить Крысолова, всё ли с ним в порядке, но, во-первых, было не до этого, а во-вторых, ему гордыня не позволяла интересоваться саврянином. Порасспрашивав знакомых стражников у ворот, Жар смог узнать: да, они видели девушку в темно-серой длинной шубе, вчера, ближе к закату. На чём? А не на чём, пешком. — Вот упрямая! — взбесился Жар. А у Крысолова возникло нехорошее предчувствие, или, вернее, возникло оно давно, а сейчас просто стало сильным и более определённым. Именно поэтому он и взял нетопыря из стойла, предположив, что придётся далеко ехать… — Ты не езди со мной, — бросил он Жару. — Я один лучше и быстрее справлюсь, — и, выехав за ворота, пришпорил своего скакуна, — только снег вокруг вихрем поднялся! И справился, как и обещал. Дар таки привёл путника к Рыске: она сидела на краю леса под деревом у неразгоревшегося костра, вешках в пятнадцати от города, в стороне от дороги. Без помощи дара её трудно было бы заметить. Сказать, что она жива в полном смысле слова было нельзя — ?еле жива? подходило лучше. Припорошенная снегом и уже без сознания, весила она, казалось, больше, чем на самом деле. Хлопки по щекам, тряска и тому подобные действия не дали никаких результатов. Всё, что путник мог сделать, — это поскорее подхватить девушку на руки, сесть с ней в седло и, погоняя нетопыря, вихрем мчаться обратно в город. И хотя животное возмущалось из-за двойной нагрузки, доехали они быстро, ещё до заката. Сдав полумёртвую воспитанницу в лазарет, Крысолов пошёл за Жаром. Весь следующий месяц они по очереди дежурили у её постели, но в сознание Рыска так и не пришла. А в один далеко не прекрасный день, ближе к вечеру, Крысолову принесли письмо, вернее, записку с жёсткими сухими словами: ?Уважаемый господин путник, просим вас явиться в лазарет для обсуждения ситуации с вашей дочерью?. Он кивнул, отпуская посыльного. Нечего тут было обсуждать... Всё и так было ясно. Крысолов шёл в лазарет прощаться.*** Жар докурил и бросил ?бычок? за ограду лазарета, поёжился, приподнял воротник. Ну и зима в этом году! Скорее бы уж потеплело. Жаль, не все до тепла доживут… Со вздохом толкнул он дверь здания. Развязка была ему ясна как день: тут и дара не надо, достаточно было взглянуть на Рыску, полумёртвую, исхудавшую, зеленовато-бледную… Кошмар, что же он скажет её сыну, когда тот вырастет? Хотя, наверное, он и сам не доживёт: умрёт на месте от разрыва сердца, когда скажут, что Рыски больше нет… Крысолов сидел на лавке в гулком коридоре. Он словно постарел разом на десять лет. По лицу пожилого путника катились слёзы. Жар бросился к нему. — Умерла? — спросил он, схватив мужчину за плечи. — Пока нет. — мужчина вздохнул. — Но до утра уж точно не доживёт. Девять… из десяти… — выдавил он. Жар в сердцах треснул по стене кулаком. — Ну почему? — воскликнул он. — Почему?! Только не Рыска!.. А вы ей почему дорогу не подправили? — напустился он на путника. — Вы же такой сильный, всё можете! Почему ей не помогли? — Я же тебе объяснял, — устало уронил Крысолов. — Потому что путники и видуны друг на друга влиять не могут, даже незначительно… — А как же Альк с Рыской? Путник отёр слёзы, привалился к стене, задумался. — У них была особая связка. Она разорвалась, когда Альк разделился с крысой. — А вдруг нет? — с надеждой воскликнул Жар, даже не подозревая, насколько он близок к истине. — По-другому не может быть… Жар устало опустился на лавку рядом с путником. — Это всё из-за него! — прошептал он. — Ненавижу… Они, наверное, оба задремали, прямо сидя на лавке, потому что не слышали, как помощник лекаря подошёл к ним. — Господа! — тихо позвал он. Крысолов открыл глаза. Жар подскочил. — Ну? — вцепился он парню в воротник. Тот испугался, попятился. — Умерла?! — прорычал Жар. Крысолов обратился в слух, подавшись вперёд. Голова у него разболелась, дар ничего не подсказывал. Парень лишь губами шевелил, не в силах произнести хоть слово. — Какого Сашия ты молчишь? — зло спросил путник. — Простите… господа, — обретя дар речи, пролепетал наконец парень. — Нет… Девушка жива… Очнулась… Ей лучше! Мужчины бросились в палату наперегонки. Впервые за месяц у них появился повод для радости. Конечно, бывает такое, что улучшение происходит перед смертью, но таких мыслей не возникло ни у одного, ни у второго: Жар попросту не не имел об этом понятия, а Крысолов теперь как никогда ясно видел Рыскину дорогу. Он точно знал: его доча теперь выздоровеет, а о том, почему вдруг так поменялись дороги, путник от радости не подумал. Но мальчика с белыми косичками, бегущего через золотое поле навстречу своей матери, он тоже видел.