Первый курс. (1/1)

Меньше всего на свете Константин почитал уроки астрономии. Нудно. Только так юноша мог выразиться об этом не столь удивительном по его меркам предмете. Да и кого волнует, на каком расстоянии звезды находятся друг от друга, когда за мантию где-то там сзади тянется лучший друг?Артем. Маленькое и совершенно удивительное бельмо в жизни Бочарова. Знакомы с самых пеленок, если можно так выразиться. Родители Артема, так же как и родители Кости, значились важными персонами в магическом мире. Где точно те значились?— Константин не знал. Да только вот Тема. Единственный светлый луч в затхлом мире горького лицемерия. Среди серых газет и вечно плюющихся в сторону магглов родителей Костя замечал лишь его?— малыша с самой радостной и искренней улыбкой. В нелепом коричневом берете, держащим за руку маму. Артем. Тема. Темочка. Пусть тот и не был намного старше Кости, но Бочаров ощущал явную ответственность за этого мальчика.Да только вот даже в самой чистой душе найдется маленькое ?но?. Для Кости в душе Артема этого ?но? не было, до недавнего времени.—?Давай придем пораньше на урок,?— уставший от зубрения Козуб дергает Костю за рукав, потирает глазки, зевает. Юноша все так же нелеп, как и тогда, десять или даже восемь лет назад. Холодные подвалы Слизерина нравились Косте, но не нравились Артему. Тот называл это место затхлым котлом, где даже крысы превращаются в замороженный полуфабрикат. Он сидел за своим столом, закутавшись в шерстяной плед. В полутьме его карие глаза казались еще более светящимися, чем обычно. —?Не хочу сталкиваться с грязнокровками.Да, Тема?— правильный. Правильный до костей. До самой его волшебной сути. Как выучили родители, так он и делает. Маги?— прекрасно, маги грязнокровки?— недостойные отпрыски, ошибки природы. Костя подозревал, что этот устой не был основанием для всех мыслей Козуба. Как казалось Бочарову, в голове его друга только бабочки летали, а остальное время тот мечтал о пледе и теплом костре. Да, пожалуй, на Слизерин тот попал по дружбе. Единственная мысль, которая посещала голову малыша Темы во время распределения звучала примерно так: ?Если я попаду на Гриффиндор?— там не будет Кости, если я попаду на Хафлпафф?— там не будет Кости, если я попаду на Рейвенкло?— там не будет Кости?.Нельзя винить Козуба в его удивительной привязанности. Почти всю жизнь проходивший за ручку со своим другом, тот боялся воспринимать другую реальность. Место под боком Кости казалось таким теплым и родным, что упускать его или менять не хотелось от слова совсем. Тема не знал другой жизни. А был ли Константин против? Нет. Ему импонировало, что в этом холодном мире есть хоть кто-то, кто согревает его мерзлую насквозь душу.—?Учи,?— отзывается старший. Своим перстнем проводит по древним страницам учебника, указывает юноше абзац, а после медленно зевает, переводя взгляд на еле отсвечивающий огонек внутри лампы.В Слизерине холодно. В Слизерине даже огонь морозит щеки. Ученикам приходится прятать свои высокомерные шеи в мягких пледах, сидя перед громадным камином. Да только нет в этом камине огня. Нет. Холод. Горький холод, заставляющий пальцы сжиматься. И студенты, несомненно, дополняли этот холод. Такие же ледяные. И Костя такой. Бледный, высокомерный, холодный.Слизерин уважали. Перед Слизерином трепетали. Но любили ли? Не даром на этом факультете невозможно встретить детей магглов или полукровок.—?Костя, Кость,?— Тема сглатывает. Он уже не может смотреть в эту книгу. Кажется, что не Козуб смотрит в книгу, а книга смотрит на него.—?Еще полчаса,?— спокойно. —?Но если ты так хочешь…—?Хочу,?— вскакивает со стула. —?Хоть в лодочный сарай, хоть к Хагриду, да хоть на кулички к Собаке Баскер… Баскер…—?Баскергроттер?***—?Боже, ну не так же пугать.—?Смотри, это?— курица, это?— яблоки, это?— курица с яблочками, это?— яблоки…—?С курицей?—?Да, точно, Бенни!Никита вздыхает. Юноше почти всегда везло невероятно вовремя приходить на ужин. Со временем Алексеев так и не научился относительной пунктуальности. Он засиживался в библиотеке чуть ли не до самого ее закрытия, или до тех пор, пока книги сами не начинали намекать, что он опаздывает. Для мальчика из самого обычного квартала в Лондоне Хогвартс казался книгой со сказками, которые те читать пытался, но не выходило. Будучи совсем малышом, тот однажды открыл ?Алису в стране чудес?. Его матушке так нравилась эта книга! Какой слог, какое выдающееся качество печати, да еще и иллюстрации! Только вот малютка уставился на изображение Белого кролика и заплакал. Забился в истерике и более эту книгу ему не давали.Никита любил сказки, но никогда их не читал. Любил он этот вид писанины только по одной простой причине: мог выдумывать в своей голове что угодно, что в рутинной жизни на Пикадилли окликивали вздором, а после долго смеялись над мальчишескими фантазиями, хватаясь за огромные животы, полные эля.Почти в полупустой столовой Ники лениво дожевывал пирожок с какими-то ягодами. Бенни и Микки радовались, как ирландские лепреконы, каждый раз, когда им удавалось где-либо встретить Алексеева. Приветствовали они либо объятиями, либо громкими рукоплесканиями, даже не обращая внимания на тот факт, что все трое числились студентами Хафлпафф. Каждый день Ники начинался с громкого ?Вставай, зайчонок!?, или с устойчивого звука квакающей лягушки над самым ухом (к слову, любимый питомец Микки), или с прыжков на собственной кровати, или… Как этих парней их родители, в общем-то, выдерживали? Сначала Никите казалось, что Миколас более вменяемый, чем его на голову отбитый друг. Правда, после того, как тот посетил комнату юноши, мальчик в этом засомневался. Коллекция из живых лягушек, их хор и костюмчики дворцовых коридорных для каждого. Среди всех своих питомцев Микки выделял любимых и очень любимых. Он иногда спал с лягушками, а иногда с Бенни, а иногда и с лягушками, и с Бенни. Как-то раз в свою кровать он пригласили и Ники, но тот отказался.Нет, традиции семьи Йозефа не нарушали личное пространство Алексеева или еще что-то, просто для мальчика такое обращение казалось странным. В поведении мальчиков не было ничего пошлого или выходящего за рамки относительно приличного, только вот постоянная радость, бившая из них фонтаном, заставляла задуматься: ?Вот, значит, существуют люди?— они всегда рады. А я, с чего-то, не всегда. Я вообще никогда не рад?. В глубине своей невероятно глубокой и удивительной души Алексеев мечтал быть похожим на них, но боялся. Да и не свойственно ему такое поведение.—?Что по расписанию, Бенни?—?Астрономия, Микки.—?Может, яблоки с курочкой?Теплая улыбка проскальзывает на лице Алексеева. Было бы неплохо, если бы все звезды с древними названиями вдруг превратились бы в яблочки с курицей. Но этого не случится, даже если все маги Земли примут соответствующий закон.За окнами уже давно зияла тьма. Притягательная, манящая, словно материнские руки. Где-то в этой тьме раздается теплый шепот, зовущий домой. Нет, не в этот маленький дом на одном из лондонских кварталов, а в самый настоящий дом. Дом, в котором юноша никогда не был.Сзади раздаются шлепающие шаги. С каждой минутой в столовой становится учеников все меньше и меньше, а ряды еды редеют. Пожалуй, и им пора.—?Эй, зайчонок,?— в своей привычное манере Йозеф поправляет круглые очки, которые превращают его лицо в сплошной комичный элемент. —?Пойдем с нами, еще заблудишься.—?Я, да… Да я сам как-нибудь,?— отмахивается. Так не хочется идти на эту астрономию, хоть глаза выкрути. Теплая кровать всплывает в мыслях. Ох уж эта теплая кроватонька, где иногда можно найти лягушек в костюме дворцового коридорного.***—?Я же говорил! —?с разочарованием.Астрономическая башня выделяется среди остальных разве что невероятно узким проходом и характерной винтовой лестницей. Пока время года позволяло студентам заниматься на открытом воздухе и лицезреть звезды настолько близко, насколько это позволяла школа, профессор проводила все свои уроки здесь, на башне. Причем многих учеников невозможно было назвать великими астрономами. В звездах понимали они лишь то, что одну из них зовут Пенелопа Круз, кого-то Бред Питт, подождите, разве нет?Артем смотрит вниз. Каждый раз, когда тому приходится сталкиваться с грязнокровками, Костя разочаровывается в собственной семье все больше и больше. И нет, не в Теме. Тема не виноват в том, что он слишком прекрасен для этого гадкого мира, что родился у таких гадких магов, что высокомерен лишь в силу собственной праведности.—?Я, э, прости, Костя? —?Никита неуклюж. Никита неуклюж ровно настолько, что невероятно холодный Костя тепло улыбается, смотря на каждое телодвижение этого мальчишки. Все время роняет книги, ударяется о перила, умудряется заработать шишки даже там, где это невозможно. —?Прости, я… я опять тебя толкнул.Костя не против. Костя совсем не против. Толкай, малыш, дальше, хуже не будет.—?Научись ходить нормально! —?Артем резко дергает Бочарова за руку. Кто знает, может, ревнует? Но Алексеев лишь сглатывает, слыша разрывающий пространство голос Козуба, а Костя спокойно кивает на тихий шепот друга и продолжает путь, прижимая к себе Артема. Крепко сжимает его миниатюрную ладонь, время от времени что-то шепчет на ухо и не разрешает смотреть вниз.Пусть им всего одиннадцать. Пусть их воспитание не позволяет им быть настолько близкими друг другу. Пусть отношение Артема к другим не такое, каким Костя хотел бы его видеть. Артем прекрасен. Артем?— его душа. Его дом.Правда, душа замирает, смотря, что где-то там, по другую сторону, сидит кареглазый мальчик с широко раскрытыми глазами. Его волосы развиваются ветром. Он не виноват в том, что он грязнокровка. Его вина лишь в том, что он слишком чист для грязи волшебного мира.