Часть 10 (1/1)

Никогда больше не жить с закрытыми глазами. Лань Сичэнь постоянно напоминал себе об этом полезном, хотя и слишком запоздалом решении. Не так много времени прошло, чтобы иметь возможность оглянуться и сказать — ну, это было давно. Для него каждый раз оказывалось, что это было вчера. Болезненное прозрение, неожиданно новое выражение лица Мэн Яо — он так и не научился называть его полным титулом мысленно, про себя. Вслух – сколько угодно, Цзинь Гуанъяо. Брат. Конечно, брат. Само слово ?брат? в голове теперь отдавалось только с той тянущей интонацией, с которой Мэн Яо раз за разом выстанывал в храме, каялся и тут же снова лгал, а время уже сыпалось сквозь пальцы, отмеряя последние мгновения его жизни… Но Лань Сичэнь тогда об этом ещё не знал. И ведь ничто не подсказало! И вот теперь, когда он в тысячный раз повторял себе, что пора смириться и успокоиться — он вернулся. Как же похоже на Мэн Яо, появиться неожиданно, стать неповторимым избавителем и спасителем, ошеломляюще бескорыстным, с вежливой улыбкой, сияющей неподдельной искренностью. Лань Сичэнь даже наедине с собой не мог позволить себе расклеиться, так что неслышно появившийся рядом Не Хуайсан вряд ли увидел бы растерянность на его лице. Зато он смог своим появлением переключить его мысли на себя. Как и всегда. Обещание жить с открытыми глазами, которое Лань Сичэнь дал себе в минуту отчаяния, раскрывало больше, чем он хотел бы знать и понимать. Вот Не Хуайсан — шкатулка с секретом. Как он медленно и аккуратно выстраивал образ очаровательного недотёпы, которого хотелось взять под крыло и заботиться о нём без всяких нескромных мыслей. И чего он этим добился? Любой клан заклинателей опирается на знания и таланты своего главы, единоличная ответственность — уязвимое место даже очень сильного клана, и даже преемственность не спасает. И что сделал Не Хуайсан? Он умудрился создать в клане Не жёсткую и логичную сеть ответственности для всех и каждого, талантливо выдал каждому его законную гордость за узкую сферу жизни, и каждый теперь может сказать, что раз на главу нет никакой надежды, то приходится всем разделить эту ответственность. Да, в этом пряталась невеликая толика презрения к Незнайке, который старался спихнуть решение сложной задачи на кого-то из своих приближённых — на старейшин, на старших адептов. ?Спросите кого-нибудь другого, я ничего не знаю?. И сразу после этого указывал, у кого именно спросить, не забыв восхититься талантами этого кого-нибудь, позволяя приосаниваться на своём фоне. В тонких пальцах постоянно прятались невидимые нити, которыми он мягко и ласково управлял окружающими. Рядом с главой клана Не каждый рано или поздно начинал чувствовать себя незаменимым и чуть ли не великим в своём роде. Лань Сичэнь мягко улыбнулся, когда Не Хуайсан наклонился к нему, с тревогой заглянул в глаза, протянул руку. Как у него это получается? И ведь тревога такая искренняя, мягкие губы почти невесомо прикасаются к виску, выпивая засевшую там тупой иглой боль. Веер с тихим стуком ложится на стол, и это воспринимается как демонстрация — смотри, я не прячусь. Он никогда не мог сопротивляться его мягкому натиску. Впрочем, никто не мог. Мэн Яо — вот он пытался, но потерпел сокрушительную неудачу, которая в конце концов и привела его к смерти. Лань Сичэнь вспоминал, как умело Не Хуайсан отвлёк на себя внимание Мэн Яо и его самого, когда Вэй Ин и Лань Чжань пришли в башню Кои, чтобы найти доказательства против такого молодого и улыбчивого Верховного Заклинателя. И ведь не постеснялся выставить себя жалким, кинулся к Мэн Яо на грудь, заливаясь пьяными слезами и умоляя о помощи. Тут же вцепился в него, утащил обоих распутывать какую-то пустяковую проблему, которая и проблемой-то могла показаться лишь с пьяных глаз. И всё это зачем? Чтобы дать возможность разоблачить и погубить Мэн Яо, а вместе с ним — и слепоту Лань Сичэня. Не знающий — невиновен. Он когда-то сказал это Мэн Яо, и даже в голову не пришло, что такая невиновность имеет на самом деле жалкий и никчемный вид. Если не знаешь лишь потому, что не хочешь знать, сознательно закрываешь глаза, не желаешь замечать очевидного, то ты всё равно виновен. Виновен даже больше, чем злоумышленник, у него хотя бы цель есть, и пусть она не оправдывает средства, но это хоть какое-то объяснение. Кто вовлечён — тот слеп. Лань Сичэнь мог видеть под неподвижным и безучастным лицом Лань Чжаня неистовую бурю, но это не касалось его самого. А Мэн Яо — касался. Как сейчас Не Хуайсан осторожно трогает, вкрадчиво втекая к нему на колени, прижимаясь всем телом, и устраивая поцелуй таким образом, чтобы заставить его поцеловать себя. — Ты снова это делаешь, — мягко упрекнул Лань Сичэнь, улыбаясь в поцелуй. Как бы ему хотелось, чтобы сердце можно было обернуть в защитный ледяной панцирь. Не смог. Или по какой-то собственной душевной слабости, или Не Хуайсан приложил к этому руку, а вместе с ней в комплекте и всё остальное.— Мне нравится, что ты понимаешь это, но позволяешь, — Не Хуайсан поёрзал у него на коленях, расчётливо развёл в стороны края одежд, чтобы быть ближе. Послышался тихий царапающий звук — его ногти прошлись по вышивке на мешочке для ловли духов, и от этого еле различимого звука по коже продёрнуло лёгким морозцем. — Что ты хочешь сказать? — Лань Сичэнь прижался губами к подставленной белой шее, накрыл ртом выступающее адамово яблоко, задел зубами.— Хочу сказать, что ты помнишь, что мне нравится, и умело мной манипулируешь. Лань Сичэнь не выдержал и тихо засмеялся, согревая дыханием его шею. Как это похоже на Не Хуайсана! Перевернуть всё с ног на голову, успеть первым высказать сомнение, замаскировав его под очаровательную глупость. — Да, я тобой манипулирую, осознавая, что ты мной манипулируешь, и поэтому ещё пуще стараюсь перехватить контроль. И всё же, что ты хочешь сказать? Я ведь вижу. Его глаза тут же оказались напротив, слишком близко, смотрели серьёзно и пытливо. Невидимый веер с нарисованным недотёпой тоже оказался сложен и убран в сторону. Это всегда трогало до глубины души. Лань Сичэнь был уверен, что таким его никто не видел. — Ты хочешь его вернуть? Вопрос угодил прямо в цель, Лань Сичэнь незаметно сглотнул горький ком в горле.— Я всё сказал, Не Хуайсан. Не заставляй меня повторять. — Я помню. Но если я скажу, что тело Мэн Яо хранится совершенно невредимым…— … брось. Оно и при жизни уже было повреждено.— Руку я тоже сохранил, — Не Хуайсан только что сидел, как искусная наложница, ласкался и навязывал поцелуи, а сейчас Лань Сичэнь оказался в крепком захвате. Ни встать, ни отвернуться, только драться или закрыть глаза, но первое ни к чему, а второе он обещал себе больше не делать. — Его ведь запечатали вместе с Не Минцзюэ.— Я глава клана, и только я решаю, стоит ли обрекать моего брата на вечность в объятиях его же убийцы. Я решил — не стоит. Их разделили, но я сохранил тело Мэн Яо. Его не тронуло тление, я об этом позаботился. — Зачем? На грудь легла узкая ладонь, снова послышался царапающий звук. Не Хуайсан пытливо смотрел в глаза и беззвучно считал удары его сердца, только губами обозначал цифры. — Затем, что твоё сердце забилось быстрее. И если оно забилось быстрее, не всё ли тебе равно до моих невинных козней? — Ты знаешь, что не всё равно. Это мёртвое тело. В нём нет живых частей, чтобы можно было попытаться вырастить остальное. — Не совсем так… нет, разумеется, это просто мёртвое тело, но ведь формально — кровь это тоже часть тела.Сейчас Не Хуайсан больше всего напоминал очаровательную юную гадюку, которая только что сменила шкуру и красуется на нагретом солнцем плоском камне, загадочно поблескивая непроницаемыми чёрными глазами и демонстрируя изумительной красоты новую кожу. Лань Сичэнь не мог сосредоточиться — мысли тут же разбежались, как испуганные кролики. — Кровь его живого родственника может считаться частью его тела. — У тебя появилось внезапное неистовое желание рассориться с Пристанью Лотоса? Цзян Чэн за своего племянника не постесняется пойти войной на клан Не. Или ты думаешь, что Цзыдянь это шуточки? Спроси у Вэй Ина, насколько страшным может быть удар фиолетовой молнии. — Небеса с тобой, Цзэу-цзюнь, я не собираюсь жертвовать жизнью молодого Цзинь Лина, он очаровательный юный господин, и необходим своему клану. И Пристанью Лотоса противостояние не ограничилось бы, приди мне в голову такая безумная мысль — Вэй Ин пусть и не родной ему по крови, а всё-таки ему дядя. А кто враг Вэй Ину, тот враг и второму господину Лань. Кто враг второму господину Лань, тот не может оставаться другом первому господину Лань, и круг замыкается.Вкрадчивый шёпот обволакивал и соблазнял. Ему так хотелось поддаться, а внимательная ладонь всё никак не отлипала от груди, неприкрыто считывая трепет зачастившего сердца. — Даже если. Зачем это тебе? Тебе, лично тебе? — Лань Сичэнь пристально смотрел в его глаза, мягко провёл по ухоженным волосам, неторопливо сгрёб гладкие пряди на затылке, сжал в кулаке, едва только Не Хуайсан попытался отвернуться. — Если нужно тебе — значит нужно мне. Соглашайся. Лучше попытаться и пожалеть, чем всю жизнь корить себя, что даже не попытался. Не Хуайсан не уговаривал, не пытался склонить к какому-то решению. Так искусный торговец редкостями неожиданно разворачивает перед глазами изумлённого покупателя узорчатый шёлк, который сам по себе стоит немалых денег, но это лишь упаковка для уникальной драгоценности. Никого не заставляет, но сразу становится понятно: только ради тебя развернули сокровище, никому не показывали, никто не знает. Хочешь — бери. Не хочешь — не бери, но помни, что до конца жизни будешь жалеть о том, что не попытался. — Я же вижу, как ты держишь этот мешочек, — Не Хуайсан снова царапнул его ногтями, как будто пытался распороть вышивку.Лань Сичэнь в смятении закрыл глаза. Он чувствовал себя проигравшим, раздавленным, будто и не спал вовсе. Сюэ Ян со своей одержимостью… Лань Чжань, который шестнадцать лет жил как во сне, и тоже мало чем отличался от одержимого. А ему повезло, прошло не так много времени, и каждую минуту у него рядом были люди, на которых можно положиться, и у него был Не Хуайсан. — Разумеется, я не отдам тебя без боя, — словно гадюка приоткрыла пасть, блеснули ядовитые клыки. — Но это будет такой очаровательный бой.— Меня нельзя отдать или не отдать, я не вещь. — Конечно, — легко согласился Не Хуайсан, плавно покачиваясь у него на коленях, как будто уже отдавался, самозабвенно нанизываясь на член. — Ты всё решишь сам. Но для этого ты должен признаться самому себе, чего ты хочешь. Не лгать себе, не прикрываться правилами. Лань Сичэнь только сильнее потянул его за волосы, вынуждая запрокинуть голову назад. — Ты знаешь, что ты просто какое-то чудовище? — Я? — Не Хуайсан смущённо засмеялся. — О, я ничего не знаю. Но вот наш своеобразно гостеприимный хозяин будет против — это можно сказать наверняка. Хотя есть способ сделать так, что он с восторгом поддержит.Лань Сичэнь медленно отпустил его волосы и просто массировал затылок, мысленно удивляясь раскованности, с которой Не Хуайсан снимал свои шутовские одежды и становился хитроумным главой клана именно там, где от него это не требовалось. — Боюсь даже спрашивать. — Я предложу Сюэ Яну использовать Мэн Яо как подопытного в процедуре воскрешения. Он уцепится за этот шанс обеспечить безопасность Сяо Синчэня и начнёт помогать. Ещё и сам придёт тебя уговаривать. От такой простой и безжалостной логики по коже снова пробрало холодом. Лань Сичэнь почувствовал себя обессиленным. — Сначала я должен поговорить с Мэн Яо. Наедине. Он зачаровано наблюдал за тем, как Не Хуайсан выдерживает паузу, а потом его лицо озаряется простодушной улыбкой, глаза вспыхивают тёплым светом наивности, губы приобретают неповторимую мягкость очертаний и становятся безвольными. — Конечно! Маска простака наклоняется к нему ближе. Маска простака улыбается ему. Маска простака приподнимается на мгновение, чтобы снова его поцеловать именно такими губами, которых никто не видел, и короткая боль возвещает — гадюка умеет кусаться. Лань Сичэнь ещё какое-то время сидел в одиночестве, пытаясь успокоиться. Сердце лихорадочно дёргалось в груди, укушенная нижняя губа болела, и он машинально трогал укус кончиками пальцев. Возбуждение душевное сплеталось с физическим. Не Хуайсан умел расчётливо разжечь чувственность, но на этот раз слишком послушно оставил его в одиночестве. Лань Сичэнь со стоном схватился за голову. Шанс хоть что-то исправить. Ведь он ошибся тогда. Он поторопился. Он даже не открыл глаза, когда нанёс ему смертельный удар. Лечил рану Мэн Яо и в следующий же миг убил его. Чувство вины изводило, жгло внутри, подпитывалось надеждой, что всё можно исправить. Особенно если смерти, как оказалось, просто нет. Лань Сичэнь сделал несколько глубоких вдохов, размеренно выдохнул. Скоро из отведённых ему покоев полилась мелодия — первый господин Лань играл Призыв.