Часть 5 (1/1)

Дазая абсолютно не радовал новый сеанс у их общего психолога, если учитывать то, чем кончился прошлый раз. Конечно, благодаря тому прошлому разу, он смог наладить свои отношения с Чуей и даже получил положительный результат, но также и то давление, оказываемое в основном на него, не осталось незамеченным. Что ж. Наверное, Мори виднее.Он садится на подлокотник дивана боком к Чуе и приготавливается слушать Огая.— Итак. Суть упражнения в том, что ты будешь отвечать на любую фразу агента Дазая первое, что пришло в голову. И наоборот.— Но это глупо. Как я могу ответить, не обдумав свои слова?— А, может, в бутылочку сыграем?— Нет. Это важное психологическое упражнение, агент Дазай. Благодаря интуитивным ответам, можно проникнуть в суть ваших эмоциональных проблем и решить их.— Ладно, ладно. Хорошо. Попробуем, — Дазай сползает с подлокотника на диван. — Голод.— Секс.— Оу, — Осаму поворачивает к нему голову.— Конь.— Ковбой.— Ребенок.— Младенец.— Дазай.— Что? Ты считаешь меня младенцем? — слегка возмущенно спрашивает парень.— Нет. Ты отец.— А... Мама.— Роды.— Счастье.— Сперма.— Сперма? — Дазай поворачивается к Мори. — По-твоему, это не странно?— Нет. Продолжай, — отвечает мужчина, подперев голову руками, сложенными в замок.— Ладно. Э... Беременность.— Я хочу тебя.— Что?— Да, можно закончить игру? — подключается уже психолог.— Конь.— Эй-эй. Подожди. Ты хочешь меня?— Да.— Стоп. Что? Меня?Мори с Дазаем выжидающе смотрят друг на друга до того момента, пока в кармане брюк у агента не зазвонил телефон. Осаму озадаченно вздыхает-стонет и принимает вызов.— Что? Что-то не так? — спрашивает Чуя у Огая.— Да. Пойми. Нельзя просто так посреди сеанса у психолога говорить, что ты меня хочешь, — отвечает Дазай и прикладывает телефон к уху. — Нет. Это я не тебе, — парень недолго слушает и сбрасывает вызов, поднимаясь на ноги. — Нам пора. Поднимайся.***На данный момент у Дазая не было совершенно никаких сил ни работать, ни припираться по какой-то там надуманной Чуей причине, даже не совсем понятной самому агенту. Он же не собирается выслушивать сейчас чужие оскорбления, выкрикиваемые откуда-то снизу, что шатен с успехом и выполняет. Парень пропускает мимо ушей всю ту ересь, что на него гонит копна рыжих волос по поводу его безалаберности, что нельзя, черт возьми, бесцеремонно вторгаться на место преступления, да еще и пугать его так своим неожиданным появлением. ?Раз ушел за кофе, так стой и жди где-нибудь в сторонке?. Собственно, также он не собирался выслушивать и Акутагаву, так и бурчащего по подобию Накахары, что его ужасно выбесило.— Да заткнись же ты уже наконец! — рявкает Дазай так, что все вокруг мигом стихли. — Не подражай Чуе! Если психи этого недомерка я терпеть могу только из-за того, что это он, то тебя мне хочется пристрелить прямо-таки на месте! Скройся с глаз немедленно!От такого тона и Чуе становится не по себе, и он уже молча продолжает выполнять свою работу, тихо бросив Рюноске, чтобы тот замолкнул и лучше не злил Дазая, а то он как-то попал под суд, ибо подстрелил выбесившего его вынужденного напарника, когда Чуя отсутствовал. Ничего серьезного. Выстрелил он не из табельного, а из детского пистолета, стрелявшего увесистыми резиновыми пулями. Синяк, надо сказать, у того парня был, что надо. Так он еще и заявление не забрал, за что получил от Осаму уже в срочном порядке сразу же после суда. Ну и, разумеется, здесь он больше не работает: Дазай постарался. Хотя Чуя и знал, что его напарник весьма компульсивный, как и он сам (только выбесить Дазая намного сложнее), да только не думал, что он может снизойти до физических воздействий; что он злопамятный, да еще и до такой степени, что может создать тебе проблемы и после. Хотя этот факт его особо не задевал. Ну нервный он немного. С кем не бывает? Тем более, что после тех травм ему вряд ли захочется терпеть унижения от каких-то там салаг.— Дазай, а что это за фраза такая? — спрашивает Чуя, глянув через плечо на шатена.— Ты о чем?— О том, что ты терпишь меня только потому, что я — это я. Что ты хотел этим сказать? — рыжий даже отрывается от работы, перестав копаться в человеческих останках.— Ты мой, — выдает Дазай, не сразу понимая, что озвучил на самом деле только то, о чем подумал, а не то, что должен был сказать, а поэтому быстро добавляет: — Ты мой напарник. Я ни с кем больше не смогу работать. Ты и сам помнишь, чем заканчивалось партнерство со мной для других. А, если ты от меня откажешься, я точно сяду.Накахара хмыкает и возвращается к своей работе. Звучит вполне себе убедительно, хоть он и смутно догадывается, что на самом деле имел в виду Осаму. На секунду ему даже показалось, что от его присутствия здесь внутри все приятно всколыхнулось, хотя и пару секунд назад он чуть ли не крыл его благим матом.— Что за мысли? — шипит на себя Накахара.Дазай вздрагивает, когда в низу живота начало невыносимо тянуть, и он был бы рад, если бы не смотрел при этом на Накахару. Что? У него встал на Чую? Здесь?! Быстро спохватившись, он скрещивает руки перед собой, начав неловко насвистывать какую-то мелодию.— Дазай-сан, Накахара-сан, не вдыхайте! — крикнул Акутагава, подбежавший к ним.— Что случилось? — Чуя выгибает бровь.— Здесь... — парень мнется и ему, видно, неловко, но все-таки у него получается договорить приглушенным голосом (маска мешала говорить в полный голос). — Здесь высокая концентрация паров а... Афродизиака.Дазай и Чуя одновременно икают и чуть ли не задыхаются от шока. Они оба моментально закрывают рот и нос руками, да вот только Осаму забыл о том, что у него давно и исправно стоит, и, что с его размерами, это ахренеть, как заметно.— Дазай, прикройся, твою мать, — буркает Чуя, покраснев до самых кончиков ушей, когда замечает чужое возбуждение, а собственное, которое только-только начинает чувствоваться, заставляет еще сильнее раскраснеться.Очевидно, что им нужно как можно быстрее валить отсюда, ибо мало ли что может прийти на взбушевавшийся разум. Не хотелось бы наброситься на Чую в присутствии этих людей. Да и вообще в чьем-либо присутствии.— Поехали, я отвезу тебя домой, — хрипит Осаму.— Д-да... — дрожащим голосом отвечает ему рыжий, поднимаясь на ноги.Он, вообще, не уверен, что с Дазаем на данный момент в принципе можно находится наедине, но, что уж поделать, Чуя привык полагаться только на него.Они вместе бредут до машины агента и просто в никакущем состоянии садятся на, сука, передние сидения. Почему Чуя не сел сзади?! И оба ведь понимали: для того, чтобы возбуждение прошло, придется получить не одну разрядку точно. И сейчас, находясь на предательски близком расстоянии от Чуи, Дазаю хочется разреветься от этой ебучей безысходности, но он все равно прижимается спиной к кожаному сидению и старается не дышать через нос, ведь в противном случае он чувствует запах Чуи. Черт. Он его чувствует. И с такой маниакальной жадностью вдыхает в себя запах чужих волос, отдающих мятой с персиком, что самому становится страшно. Именно с таким желанием на своих жертв смотрят убийцы? Ясное дело, что не с таким умыслом, но все-таки. Он хоть и был предрасположен к насилию, но сделать такое с Чуей... Боже. Кого ты обманываешь, Дазай? Да проще простого в его-то состоянии!— Дазай? — дергано зовет его парень.Дазай на секунду поворачивает голову, отрываясь от дороги, и сразу же об этом жалеет, поэтому и сразу же бьет по тормозам, остановившись у обочины. Перед глазами пляшет образ Накахары, закусывающего влажную нижнюю губу и, честно говоря, это ему хочется искусать его губы до крови, отдающей металлическим вкусом во рту, когда слизываешь. Хочется ужасно. Да и не только поцеловать парня, сидящего на соседнем сидении. Хочется Чую. Всего его.— Ты что творишь?!— Зачем? — Осаму сильно жмурится, хмурясь, и уж слишком сильно вцепляется пальцами в руль автомобиля, но к нему все же поворачивается. — Чуя, я. Окей. Я просто не могу находится с тобой рядом в таком состоянии. — Почему?— Ты себя вообще слышал? — Осаму тяжело выдыхает, нервно смеясь. — Почему? Да потому что я уже выебать тебя хочу! Ты... Ты слишком соблазнительно в этом выглядишь! А еще, прошу заметить, что мои желания — вполне себе нормальная реакция молодого организма на афродизиак. А тут ты еще и подвернулся. А я и в обычном своем состоянии хочу тебя двадцать четыре на семь. Так что побереги свою задницу. А сейчас немедленно в спальню, иначе возьму прямо здесь, в машине.— А еще что ты хочешь?! —возмущенно выкрикивает Накахара, и Дазаю уже сейчас хочется стянуть с него всю лишнюю одежду. — Так я и отдался тебе. Конечно.— Ты специально меня провоцируешь? — Осаму щурится, ближе наклоняясь к нему. — Я ведь и вправду могу не дотерпеть. Так что лучше-ка ты помолчи, пока не стало слишком поздно.Только хотев вновь возразить, Чуя вдруг замолкает, уже представляя, что сейчас творится с мозгами Дазая. Хотя кого он обманывает? Здесь дело совсем не в мозгах. Стал бы он иначе так откровенно пожирать рыжего одним лишь взглядом. Ох. Как-то страшно становится за свою задницу. Дазай ведь точно церемониться не будет, учитывая нынешнее положение дел, а на работу все же встать как-то надо. Только... Стоп. А с чего это вдруг он должен лечь под Дазая? Перебьется. Пусть в душе снимает свое напряжение, если так невмоготу. Животное, блин.За этими раздумьями Накахара даже и не заметил, как Осаму уже припарковался на площадке перед огромной многоэтажкой. Черт. И ведь именно сейчас шатен пожалел, что живет на двадцать седьмом. До туда еще и доехать надо, а ебаться в лифте — такая себе идея. Там ведь камеры. Мысленно проклиная все на свете, Дазай, только оказавшись на улице, выдергивает напарника из машины, чуть ли не забыв щелкнуть ключом, дабы поставить ее на сигнализацию. Все происходит, как в тумане. Дазай не видит перед собой практически ничего, потому то и дело косится на Чую, которого, видно, не так сильно прет от этой чертовой жижи, что они вдохнули. А вот его прямо-таки несет, и то, что он, как только захлопнулась дверь квартиры, крепко прижал Накахару к стене, ничуть не удивило самого Чую. Животное с безупречным контролем, коим являлся Дазай, в постели превращалось в настоящего монстра. Сейчас Чуе предоставилась возможность проверить это лично, ведь мысли мыслями, а элемент неожиданности никто не отменял. Дазай, тяжело сглатывая, прижимается губами к чужой шее, прикусывая и поднимаясь выше, к скулам, и от распирающего желания он даже не знает, куда себя деть. Хочется укусить Чую так, чтобы остались багроветь большие синяки, чтобы он не смог раскрыть лишний раз рот. Чуя цепляется за широкие плечи, скрытые слоем бинтов и одежды, тихо стонет от того, как его шею, на удивление, нежно покрывают влажными поцелуями, как кожу слабо прикусывают и сразу же зализывают, как бы извиняясь. Неужели...— Ты сдерживаешься? — почти шепотом спрашивает Чуя, и Дазаю досадно, что его разоблачили, но он все равно кивает, оторвавшись от манившей его кожи, глядя напарнику прямо в глаза. — Из-за меня? — еще тише произносит парень, и Осаму в очередной раз кивает, а рыжий практически видит, как он от этого мучается.Накахара ведет руками в черных перчатках по его плечам и останавливает их движение на лице парня напротив, а после мягко притягивает его к себе, чтобы, наконец, поцеловать. У голубоглазого даже дыхание перехватывает от того, с какой покорностью Дазай поддается его плавным движениям. Шатен несильно кусает его губы, поддавшись на провокацию, и в следующую секунду ощутив, что его притягивают еще ближе, а Чуя приоткрывает рот, углубляет поцелуй. От осознания того, насколько сильно Дазай его хочет, у рыжего окончательно и бесповоротно сносит крышу, прихватив с собой все рамки приличия, когда-то им самим же и установленные. Когда руки снайпера проходятся по его ногам, он хватается за забинтованную шею и, поняв, чего от него хочет Осаму, запрыгивает на него, позволяя подхватить себя. Очевидно, парень решил переместиться в горизонтальное положение, и Чуя, надо сказать, ничуть не был против этого с учетом того, что у него начало сводить пах. А вот Дазаю, кажется, уже совсем невыносимо ощущать давление ширинки на достоинство, потому что, как только он смог уложить Чую на постель, а сам оперся одним коленом о край кровати, сразу же дрожащими от неимоверного перевозбуждения руками пытается расстегнуть для начала хотя бы ремень. Рыжему как-то больно смотреть на его мучения, поэтому он приподнимается и сам щелкает тяжелой металлической пряжкой, а после и расстегивает пуговицу, за которой последовала ширинка. Дазай, освободившись от давления на пах, облегченно выдыхает и опускается на постель, упираясь одной рукой в кровать, а другой указательным пальцем оттягивает душивший его галстук, за который в последствии его и потянули обратно на себя. У Осаму неестественным блеском сверкнули глаза, и Чуя прикрывает свои, чтобы не смущаться от того, как изучающего его рассматривают чужие карие блюдца напротив. Дазай издает тихий смешок в чужие губы и так же прикрывает глаза, вслепую расстегивая рубашку на Чуе. Под пальцами чувствуется жар чужого тела и мягкость белесой кожи, а парень в очередной раз сглатывает, оторвавшись от покрасневших от покусываний чужих губ. Он не может сдержаться, а потому припадает к выпирающим косточкам ключицы, скребя по ним клыками. Шатен чувствует, как Чуя начинает расстегивать на нем рубашку, что в его положении весьма неудобно. Он отрывается, зарываясь пальцами в рыжие пряди волос, а их обладатель стягивает ему через голову черную полоску галстука, продолжая свое занятие. Сердце Накахары решает пропустить другую пару ударов, будто бы ему больше и не на что тратить лишний вдох, а мозг начинает подкидывать весьма необычные мысли о том, насколько же Дазай красивый, а, что самое интересное, накачанный. Когда только успел паршивец? Нет. Он и раньше был в очень неплохой форме, а сейчас так вообще стал чуть ли не в два раза больше самого Чуи. Черт. И потяжелел ведь. Хотя надо отдать Дазаю должное, ведь накачался он в меру, так что его мышцы смотрелись весьма уместно и на данный момент соблазнительно. Шатен, заметив, с каким выражением Чуя сморит на его тело без рубашки, не может сдержать самодовольного хмыканья. Пришлось по случаю, кстати. Он не имел особой цели развить мышцы до такого состояния, но физические упражнения и выматывание себя в тренажерном зале стали единственным способом сбрасывания гнева и сексуального напряжения. Чтобы не использовать в обоих случаях руки, парень делал все возможное, чтобы он к концу дня их и поднять не смог. Конечно, из-за этого погоня и стрельба становились ужасной пыткой, но помогало практически в ста процентах случаев безотказно. А теперь, когда Чуя рядом, существенной проблемой остается только гнев, да и тот Чуя сможет снять по взмаху волшебной палочки. Ему достаточно смягчиться и нежно коснуться его плеча, и тогда Дазай станет чуть ли не ватным. Со стороны это, кстати, выглядит так, будто Накахара смог его надрессировать.Мотнув головой, Дазай старается прогнать из своей головы так невовремя приползшие мысли, которые сейчас не нужны были от слова совсем. Парень тянется к зауженным брюкам Чуи (будто специально для него надевает) и быстрыми движениями пальцев расстегивает их, а рыжий приподнимается, чтобы Осаму было удобно стянуть их с него окончательно. Дазай не берет во внимание то, как Чуя отвел взгляд, когда, не ожидав, оказался без белья, совсем голым. Дазай стягивает зубами с его рук перчатки, и Накахара наблюдает за тем, как он облизывает три пальца, а потом дергается, стушевавшись.— Разве у тебя нет?..— Неужели испугался?— Нет, но... — Накахара закусывает губу.— Я тебя понял, — выдыхает Дазай, нехотя поднимаясь, чтобы выудить из тумбочки прозрачный тюбик и оторвать от ленты блестящую упаковку презерватива.Чуя выпадает в осадок. Почему Дазай так беспрекословно слушается? Его точно не ударили по голове в его отсутствие? Однако думать ему долго не дают. Кареглазый выдавливает на пальцы прозрачный гель, согревая между пальцами, и, приставив их к колечку мышц, смазывает сначала вокруг, а после вводит один. Чуя не шипит и даже не дергается. Да, непривычно, но это ведь и не больно, так что Дазай, уловив ход его мыслей, сразу же вводит второй, сосредоточившись на выражении лица Чуи. Он слегка нахмурился. Значит, нужно разрабатывать. Дазай немного согнул пальцы, а после аккуратно двинул ими вперед-назад и закинул ногу партнера себе на плечо. Чуя прикрыл лицо ладонью, очевидно, в попытке спрятаться от чужого взгляда и пробравшего смущения. Снайпер легко улыбается, прокручивает пальцы и раздвигает их на манер ножниц, почувствовав всем телом, как Накахара вздрогнул. Стенки стали уже не такими тугими, и Осаму добавляет третий палец, не прекращая имитацию фрикций. Собственное возбуждение тупой болью тянет снизу, и ему уже невыносимо видеть перед собой такого Чую, но пока не иметь возможности его взять. Он ведь, право, не чудовище, чтобы войти в него, недостаточно подготовленного. От такой безысходности хочется завыть в голос, но его внезапно отвлекает тихий, но протяжный стон. Дазаю кажется это удивительным, но Чуя убрал руку от лица, сам старается насадится, и уже не остается никаких сомнений, что он готов. Парень, напоследок еще раз прокрутив и раздвинув пальцы, достает их из покрасневшего до кончиков ушей Чуи и, вскрыв пачку презерватива зубами и приспустив боксеры, раскатывает его по члену и выливает на руку еще немного геля, смазав себя и Чую, а после, пристроившись, начинает осторожно погружаться. Рыжий рвано вдыхает через рот, сжимает в руках простыни и, как показалось Дазаю, не понимает, куда себя деть. Войдя полностью, он не останавливается — сразу же начинает медленно двигаться и мягко целует ногу на своем плече, слегка покусывая, а после, опустив чужую конечность обратно на постель, наклоняется, действительно нежно целует грудь, ключицы, поднимаясь выше, к шее, где оставляет яркий след от поцелуя. Накахара стонет во второй раз, когда Дазай задевает нужную внутри точку, и парень старается двигаться чуть чаще, чем вызывал у Чуи по-настоящему соблазнительные вздохи, отчего он возбуждался пуще прежнего. Накахара цепляется в жесткие пряди каштановых волос, сжимает их вместо простыней, просяще тянется за очередным поцелуем, и Дазай, кажется, теряет всякое право ему отказывать. Это просто невозможно. Губы снова мягко покусывают, языки сталкиваются, играют друг с другом, а движения Дазая становятся грубее и ритмичнее, а на каждом движении рыжий издает тихие стоны в унисон тихому утробному рыку Дазая. Чуе кажется, что его напарник слишком для его реальности. Слишком идеален. Он настолько понимающий, что это слегка начинает даже пугать. Хотя в таких делах это, скорее, должно браться как правило. И ему сейчас совсем не хочется рассуждать о правильности того, что они делают, о правильности того, о чем им там пел Мори. Плевать. Чуя хочет жить настоящим, а сейчас он неимоверно хочет большего: быстрее, глубже, громче. Чтобы под вечер не чувствовать тела и не иметь возможности сказать что-либо. Он хочет Дазая рядом. Чтобы тот никуда не смел уходить, остался и, возможно, предложил бы жить вместе. Все это кажется слишком сентиментальным, но воспаленному сознанию плевать. Сейчас Чуя хочет ощущать только Дазая внутри себя, его резкие и немного усталые движения. Рыжий потерял счет времени, но Осаму, кажется, хватает надолго, потому что тело начало затекать от пребывания в одном положении.Дазай обхватывает ладонью член Чуи, двигает рукой в такт своим толчкам и, кончая вместе с ним, кусает в изгиб шеи, не размыкая зубы до тех пор, пока его самого и рыжего не перестанет трясти. Он устало выходит из него и заваливается рядом, сразу же сгребая обмякшее тело в охапку. Оба взмокшие, тяжело дышат, но до ужаса довольны. Кажется, им стоило сделать это намного раньше, а не бегать от чувств друг к другу, но даже так то, что случилось, вызывает широкую улыбку, а закрыть глаза становится не так страшно.