Часть 8 (1/1)

Human nature is the reason for our downfall and we deserve it playing God with our machines. Our religions are a prison, that's our fatal flaw. Bombs are flying while we're sleeping with the enemy [1].Кровь Данте была настолько питательна, что Вергилий, отстранившись от собственнозубно оставленного глубокого укуса, сыто икнул. Лениво и осоловело наблюдал, как она текла, огибая каждую мышцу, резво впитывалась в ткань тёмной футболки, небрежно задранной вверх, расцветала тёмно-бурыми розами, капала на демоническую землю. Данте в это время философски рассматривал что-то в высоте (возможно, других демонов, кроме них, способных прилететь сверху, что было маловероятно) и не спешил останавливать кровотечение: вдруг Вергилий не насытился до конца и опять начал бы голодно рвать чужую кожу, беспощадно вгрызаясь в мышцы. Не то чтобы старший Спарда так себя вёл хоть когда-то. Но голод приходил из-за того, что переход по очередной пустыне оказывается не особо приятным опытом: других демонов, способных полностью насытить их, кроме друг друга, не было на мили вокруг?— они постарались. Те, что остались, Данте сравнивал с канапе: красиво, немного освежало, но пропасть в желудке и нехватку энергии не восстанавливала надолго.То ли дело их кровь. У Данте она была с самым настоящим привкусом Ада: истинная форма греха плюс непонятная мутация, изменившая цвет его волосяного покрова и, с недавних пор, глаза, придавала его крови оттенки стылого мороженого железа и солёной карамели. Вергилий смутно помнил человеческую еду, но Данте на вкус был именно таким.У Вергилия на языке вертелся один вопрос: почему ты всегда подставляешься первым, почему не позволяешь себе отдохнуть толком, почему никогда не просишь моей крови, даже когда видно, что это тебе жизненно необходимо?Но он молчал, стирая кровь с подбородка, бережливо облизал каждый палец, смакуя. После чего наклонился к развалившемуся на земле брату и ласково принялся зализывать рваную рану на боку демоническим языком. Данте встряхнуло, как будто они впервые это делали, рука неосознанно потянулась к чужим волосам, и Вергилий едва подавил в себе шумный вздох: ну же, поддайся, упрямец, хоть раз поддайся по-настоящему, я закрою на это глаза, это не будет поражением, я обещаю, тебе же нужно это, Данте.Надо ли было говорить, что рука, не дойдя до конца, упала обратно на землю, чтобы болезненно скрюченные пальцы зарылись в бурый песок. Вергилий зло зарычал от досады.Данте это понял по-своему: преобразовал одну руку в истинную форму и распорол запястье, ловко выгибаясь и щедро выливая кровь себе на живот. Она немедленно стекла в пупок, будто суп в тарелку, залила мышцы ровными дорожками красного. Данте немо предлагал больше, если нужно, ранил себя так легко, словно это был пустяк и совсем не больно. Словно это было всё, что он мог дать Вергилию. Словно был уверен, что лишь это брату и нужно было от него.Данте, он знал, годы носил в себе признание собственной никчёмности, тщательно лелеял эти мысли, которые подтверждались в его голове после каждой новой встречи с Вергилием. Данте был согласен играть роль кормушки, растения в тёмном уголке, с которого постоянно насмешливые посетители рвали листья и цветы, оставляя голые дудки, сохнущие по краям до жёлто-чёрного и гниющие от корней.Частично такая покорность Вергилию нравилась, потому как контролировать братца тогда становилось легче лёгкого: он гнулся как тёплый пластилин в умелых руках, услужливо подставляясь,?— но по большей части это приводило в бешенство. Которое Данте закономерно принимал за недовольство своим поведением.—?Достаточно,?— Вергилий насколько мог аккуратно отпихнул чужое запястье, на прощанье мазнув кожу там длинным языком, а после?— на боку. Наконец-то уловив сытость близнеца, Данте врубил регенерацию на полную, не отстраняясь от брата, который заворожённо следил (он впервые видел этот процесс так близко), как раны с тихим шипением и паром затягивались одна за другой. Медленнее, чем хотелось бы: Вергилий выпил немало,?— но быстрее, чем восстановился бы сам Вергилий, если бы Данте последовал его примеру. На Вергилия Ад, после того, что с ним случилось за столько-то лет, никак не действовал. А вот на Данте?— ещё как. Он восстанавливался после таких вот привалов подозрительно быстро, как будто черпал энергию из самого воздуха. И взамен милый мирок перекраивал его внешность и, немного медленнее, но куда опаснее, его сущность. Истощение редко его затрагивало, но если затрагивало, то с концами. Так что охотнику также нужно было что-то есть. —?В следующий раз?— твоя очередь питаться.—?О, как заботливо,?— Данте мило оскалился, приподнявшись на локтях так, что собственная кровь потекла по мышцам вниз, но до паха не дошла, впитавшись под кожу обратно: организм до последнего не желал расставаться с целительной жидкостью, текущей внутри вен, артерий и капилляров. —?Но я откажусь, я не голоден.Вергилий взрыкнул и оседлал чужие бедра заодно с руками, прижатыми к туловищу по бокам. Данте попытался выгнуться, с силой приподнимая своё тело вместе с братом на нём, но в итоге оторвался от земли всего на пару сантиметров, а после снова оказался придавлен весом Вергилия.—?Какой ты упрямый.—?Вергилий, что ты творишь? —?Данте приподнял голову и обессиленно откинул её обратно: пока брат не совершил то, что хочет, сопротивляться в большинстве случаев было бесполезно, могло стать только хуже. Вергилий тем временем снял плащ и жилетку, небрежно кинул одежду рядом:—?Что нужно. Ты давно не ел,?— недрогнувшей рукой Вергилий поднёс к своему горлу Ямато и перерезал его под чужой испуганный вскрик. Кровь широким потоком хлестнула из раны, красными ручейками переливаясь через ключицы и беспорядочно капая на Данте. Вергилий наклонился так, чтобы кровь лилась в рот близнеца, для надёжности положив тому ладонь на лоб и заодно зачесав отросшую красную чёлку назад. —?И если ты отказываешься, то это не значит, что я не смогу тебя заставить,?— кровь неприятным комком застревала во рту и лилась через край, пачкая губы и подбородок. Вергилий невольно задумался: кровь Данте на вкус была приятная, сладко-солёная, а всё, что он чувствовал, глотнув своей?— это жжение, как от уксуса, и бесконечную полынную горечь. Поэтому охотник так упирался? Ему было невкусно в тот далёкий первый раз?Кровь щедро выплёскивалась на лицо Данте, упрямо сжавшего губы в тонкую полоску и отвернувшегося от насильного кормления, и стекала по скулам, заливаясь в уши и бесконечно пачкая всё вокруг: Вергилий всё-таки из-за неудобного положения ошибся в надрезе, и регенерация, работающая на полную катушку из-за тупой сытости, едва сдерживаемая усилиями обладателя, заставляла кровь порой коротко брызгать мелкими каплями. На груди оставались следы, как от пульверизатора.—?Пей! —?зарычал (частично забулькал) Вергилий, грубо сжимая щеки брата так, чтобы тот приоткрыл рот, прекратил противиться и начал, наконец, пить!Данте отчаянно промычал нечто похожее на сдавленное ?нннееееет!? Но Вергилий наклонился ниже, пресекая все пути к отступлению и со странным удовольствием наблюдая за рефлекторно дёрнувшимся кадыком. Раз, другой, третий?— и далее без остановки. Должно быть так себя чувствовали матери, кормящие строптивых малышей и видящие потом, как дети успокоено прикрывали глаза и засыпали, сытые и в безопасности. Данте от ребёнка отличался немногим, но хотя бы тем, что, приняв свою неотвратимую судьбу, прищурился и зыркнул так, что у Вергилия внутри всё поджалось. Глаза у Данте вновь стали прозрачно-голубыми, прежними, с беспорядочно сужающимися и расширяющимися зрачками, будто бы он не знал, что ощущать: довольство или раздражение.—?Данте,?— проникновенно прошептал Вергилий, привычно потянув последнюю букву в чужом имени, так по-своему коверкая,?— Данте,?— повторил он, привлекая внимание,?— я знаю, что тебе не нравится вкус, что моя кровь не такая приятная и обжигает нутро горечью, но тебе нужно поесть. На одном своём упрямстве,?— ?и подпитке Ада?, мысленно добавил полудемон,?— ты долго не протянешь.—?Твоя кровь не горькая,?— Данте облизнул губы и без рук приподнялся так, чтобы лизнуть ямочку меж чужих ключиц; мышцы живота при этом у него красиво напряглись и проступили под кожей приятным взгляду рельефом; кровь смешалась между их телами, прижатыми друг к другу, и смазывала движения. Данте, проведя широкую линию языком ровно под надрезом на горле, исступлённо засипел:?— Как она может быть невкусной, если у меня стоит от одного твоего запаха?И неожиданно Вергилий ощутил, что во внутреннюю сторону бедра ему через два слоя штанов упирался чужой вставший член, что зажатые им самим руки Данте, кое-как вывернутые в запястьях, крепко обхватывали его лодыжки, фиксируя в одном положении, и что его собственный позвоночник был давно усеян шипами триггера и продолжался демоническим хвостом, бьющим где-то сзади от возбуждения?Вся ситуация располагала к откровенному разговору, но Вергилий не мог выдавить из себя ни слова, ни хрипа, ни элементарного вздоха, пока Данте ласково зализывал порез и удовлетворённо наблюдал, как смыкались края раны, не оставляя после себя ни шрама, ни какой-либо другой отметины. Пятна крови впитались под кожу им обоим. Он целомудренно поцеловал брата в кадык и с лёгкостью скинул не сопротивляющегося Вергилия с себя: если он был не готов говорить, то время ещё не пришло. Данте был готов ждать столько, сколько потребуется.Он ненавидел и уважал Данте за это.—?Подерёмся? —?игриво интересуется он, не имея и малейшего понятия, как иначе справляться с их спорами и ссорами. Раньше прокатывало (или ему так мерещилось). Только в этой форме их взаимодействия он мог максимально расслабиться и чувствовать себя как рыба в воде. И только так мог дать брату возможность соскользнуть с него и со щекотливой темы и вернуться к их обычным конфликтам.—?Нет.Вергилий не спешил брезгливо кривить губы и вставать с охотника, очевидно возбуждённого, и убегать прочь, как любил делать это всю жизнь.—?Нет?—?Нет.