Глава 22 (1/1)

Франкенштейн скучал. Не то чтобы ему было неинтересно проводить обследование М-21 и М-24… просто в душе поселилось недовольство на человека, который позвонил Скуало и из-за которого она так и не пришла на ужин. Мысли о том, что мечницы может уже не быть в Сеуле, Франкенштейн гнал от себя подальше. Если бы ее срочно дернули по работе, она бы позвонила или хотя бы написала. А так как пока телефон молчал, волноваться не стоило. И уж совсем не было нужды проверять почту каждые десять минут. Однако Франкенштейн проверял, благо, находящиеся у него в лаборатории модификанты смотрели в разные стороны и упорно делали вид, что все как обычно, и это не их работодатель волнуется как подросток.Вообще, эта первая парочка модификантов оказалась на редкость удобными подопечными, хотя и не без тараканов (но обладателю ли Темного копья об этом говорить?). К работе подходили ответственно, дома были чистоплотными, на конфликт с окружающими старались не идти, несмотря на то, что в 21 временами проклевывалось ехидство. Исключением были только взаимоотношения 21 и Региса, с которым они упражнялись в словесных баталиях каждый день, но тут проблема была в поведении самого ?Поганки?, которое во многом было продиктовано подростковой горячностью и воспитанием деда (ооо, Франкенштейн отчетливо видел характерные жесты главы клана Ландегре, которые Регис невольно копировал).К слову, Франкенштейн не удивился, услышав подобное прозвище от сыновей Брандо. Более того, он каждый вечер с интересом ожидал, что вытворят далеко не обычные ребятишки (тут у Франкенштейна был свой шкурный интерес, так как подобная подрывная деятельность давала общее представление о том, на что способны эти двое). Пока братья не повторялись и изощренно и самозабвенно мстили.Вот хоть сегодняшний случай взять. Когда пришли ?братья Брандо? (прозвища давать умел не только Бельфегор), речь как раз зашла о компьютерных играх. И случилось же так, что зубастый блондин свел все разговоры к обсуждению старых игр и их аналогии с современными. Ик Хан от подобной осведомленности расчувствовался и перешел на корейский-геймерский, который с радостью поддержал Шинву.Где-то через десять минут Франкенштейн понял, что потерял нить беседы. Осмотр гостиной показал, что в своем неведении он был не один, просто остальные лучше шифровались. Мастер, даже не пытавшийся вникнуть в суть беседы, пил чай и любовался на активно обсуждающих современные технологии детишек. Модификанты шушукались за диваном, девочки обсуждали кого-то из параллельного класса, Фран время от времени присоединялся к обсуждению игр.Регис страдал. Увы, но благородный резко оказался вне всех компаний. Конечно, Шинву пытался приобщить его к их разговору, но… В Лукедонии таких технологий не было, а потому и знать о подобных человеческих развлечениях наследнику клана Ландегре было неоткуда. Шинву данной неосведомленности не понимал, возмущался, как друг не может знать прописных истин и начинал выспрашивать что-то еще более, по его мнению, известное. Регис краснел, бледнел, скрипел зубами и яростно сверкал глазами на довольных братьев, но поделать ничего не мог. Пытка продолжалась: Шинву с подключившимся Ик Ханом докопались, кажется, до Змейки, Регис страдал, но сознавался в своем невежестве.Решающий удар нанес Бельфегор, посетовавший, что его новый знакомый оказался на диво неосведомленным об этой стороне жизни. ?А может, ты не можешь понять принципы игр своим умом? Ах, прости, прости. Я понял. Ты говорил, что из благородных? Наверняка обнищавших. Твоя семья не могла себе позволить приобрести подобную роскошь, да???— Как Бельфегору удалось выразить жалость одной челкой и нижней половиной лица, Франкенштейну было непонятно. Однако на последней фразе чаша терпения у Региса переполнилась, и он, подпрыгнув, с неэлегантным воплем бросился на обидчика. Увы, удача сегодня была не на его стороне, так как на втором шаге он запнулся (Франкенштейн сделал вид, что не увидел натянутой лески) и рухнул лицом в стол. И надо же было такому случиться, что буквально сегодня детишки притащили новые крекеры с соусом, который красивыми узорами распределился по некогда белой форме… Да, ни Бельфегор, ни Фран рассуждений на тему элегантности Регису не простили.?А все же интересно, из-за чего Скуало настолько задержалась???— таки закралась мысль после очередной проверки почты. ?Ведь она явно рассчитывала прийти?,?— размышлял Франкенштейн, выкроив момент, чтобы перечитать последнее сообщение от беловолосой мечницы, пока парочка М готовилась к увлекательному путешествию по томографу. ?И ведь как мило флиртует: ?Подумай о том, что сможешь предложить в качестве оплаты?.Франкенштейн был готов дать все, что она захочет. И он действительно МОГ это сделать. Богатство? За годы путешествий по миру у него скопилось немало всякого интересного (Франкенштейн отдавал себе отчет, что иногда он бывает излишне хозяйственным, но ничего плохого в этом не видел). Смерть врагам? Копье нужно иногда кормить. Власть? Не вопрос, если ей на то угодно, он завоюет для нее мир.Франкенштейн был готов дать ей все, и тем приятнее было ощущать, что Скуало заинтересовалась не его возможностями, но им самим. А уж тот факт, что она стала ему понемногу открываться, и вовсе заставлял кровь кипеть от желания схватить это пламенное чудо и никогда не отпускать.Вот, кстати, еще одна пикантная особенность: пламя. Пламя, которое ей невероятно шло. Нет, на жизненном пути Франкенштейн встречал людей с разными видами пламени и сюрпризом их существование для него не являлось. Более того, как-то раз, во время поисков Мастера по Италии, он даже помог нескольким детям пережить ?пробуждение? пламени в юношеском возрасте и смог понаблюдать за началом их развития. Даже, кажется, написал простые инструкции для тренировки его использования, так как контроль над ним чем-то отдаленно напоминал ему контроль над Темным Копьем. Что-то вроде ?решимость, сосредоточенность, стремление выполнить цель?. Но тогда увидеть результат он не сумел: поступила информация из Южной Америки о нахождении там места с непонятной силой, и он поспешил туда.И теперь жизнь снова свела его с обладателем пламени. С чудесной серебряноволосой мечницей, походящей на мифическое божество в окружении своей силы. Стоит закрыть глаза, как вспоминается хрупкая фигурка, стоящая в середине бури. ?Пламя Дождя?— успокоение и нейтрализация?,?— помнится, именно такое определение дала сама Скуало. Что ж, то, что он увидел, больше походило на шторм. Неудержимое, свободное, мощное, увлекающее в свои пучины без возможности выбраться… и в то же время спокойное, ласковое, игривое для своей хозяйки. Казалось, искрящаяся голубая волна смоет стоящую в центре зала мечницу, вдавит в камни, пригвоздив к полу, и утащит туда, в смертельную глубину. Но в тот момент, когда Франкенштейн собирался доставать любимую из кольца вышедших из-под контроля способностей, он услышал ее смех, и ему открылась совершенно иная картина. Пушистый, лопоухий, резвящийся около своей хозяйки и отвлекающий ее от тяжких дум щенок, готовый стать Цербером для любого, посмевшего разрушить ее покой.Как она была открыта миру в тот момент! Как прекрасна… К ней хотелось присоединиться, добавить фиолетовых ноток в голубое торнадо, сплестись, прочувствовать эту бурю вместе и наконец успокоиться, наблюдать, как эта стихия берется под контроль, поймать уставшую мечницу в объятия, почувствовать благодарную улыбку и, не удержавшись, запечатлеть на этих губах поцелуй.Тогда Франкенштейн сумел удержаться: спугнуть любимую все же не хотелось. Но вот на балконе он просто не смог остановиться. Как она мило извинялась?— стоило бы запретить быть такой прелестной (ну, по крайней мере, с другими). И как сладко было ее целовать. А уж этот взгляд, когда он, неуверенный в том, что настоящий поцелуй будет сейчас уместен, почти свел все в невинное касание. Возмущение, негодование… оскорбленная в самых лучших чувствах Скуало, казалось, в тот же момент испепелит его отразившимся в глазах пламенем.Вот после этого ее взгляда Франкенштейн уже не сомневался в своих действиях. А понимание того, что любимая женщина позволила ему то, что никому другому дозволено не было, пьянило. Оторваться удалось с трудом, но для чего-то большего было еще рано. Пока рано. Так что пришлось пересиливать себя и заключать дезориентированную мечницу в объятия, тем более, что прикасаться к ней хотелось каждую минуту. Была бы его воля, она бы вообще с его колен не сходила. Или из спальни…К счастью, развиться дальше мысль не успела: Скуало пришла в себя и вернулась к тому, с чего их разговор начался. И теперь Франкенштейн мог авторитетно заявить, что никогда еще его имя на звучало… ТАК. Смешно, но у него не находилось слов, чтобы выразить все эмоции, которые он испытал, когда Скуало назвала его настоящим именем. Хотелось сцеловать каждый звук с ее губ… Хотя, что уж там, было немного обидно, что свое имя она раскрыть не решилась. Однако, судя по тому, что Скуало от этого факта мучалась, сообщить она действительно не могла.Но это ничего. Франкенштейн был готов ждать столько, сколько потребуется. Мастера же он дождался?— и любимую дождется.Тем более, что Скуало он уже не отпустит. Плевать, чем таким засекреченным она занимается (то, что вся проблема в ее роде деятельности, Франкенштейн уловил еще в тот день, когда она раскрыла тайну о своем пламени), для него она в первую очередь ЕГО женщина. И пусть мечница еще не осознала, что теперь ей не выбраться из его пут, этого и не нужно. Ведь… он же ее ни к чему не принуждал. Завоевывал?— да, очаровывал?— да, где-то даже приручал, но не принуждал.А вчерашний поцелуй и последовавшие за ним объятья лучше всего показывают, что она уже не против быть его. Просто пока сама не осознает свои чувства. Или осознает, но не принимает до конца. Поэтому… Франкенштейн не будет спешить, даст время, а когда она придет к нему сама, заявит свои права и больше никогда не отпустит.Время, ей нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью, что она теперь не одна, что у нее есть на кого положиться, кому довериться. Расслабиться и спрятаться за спину. Да, как раз последнее ей будет принять труднее всего?— по манерам держать себя, настороженности, решительности Франкенштейн видел, что все проблемы Скуало привыкла решать сама. И передать контроль кому-то другому для нее будет сложно… и в тоже время желанно.21 и 24 уже давно вылезли из томографа и перешли к следующему медицинскому аппарату. Умные модификанты старались никоим образом не вырвать ушедшее в себя начальство из мыслей (и за подобное понимание Франкенштейн был искренне благодарен).А вот кое-кто другой оставить Франкенштейна со своими мыслями никак не собирался. Поведение Темного Копья вызывало опасения, так как вздорная сила Франкенштейна вела себя в последнее время подозрительно прилично. Нет, оно все так же стремилось сойтись с мечницей в схватке, но теперь это желание ощущалось как-то по-другому. Как-то более… неопасно заинтересовано. Как будто ценность и опасность Скуало резко возросли, и теперь Копье заново приглядывалось. Только для чего?— непонятно, так как желания убить Франкенштейн не чувствовал. И это настораживало. Ровно как и тот факт, что Копье стало следить за Скуало. Неявно, осторожно, из-под полы, но Франкенштейн отчетливо чувствовал, что стоило мечнице появиться на горизонте, как его личная фиолетовая шизофрения тут же обращала все свое внимание на нее.Тяжкий вздох, сорвавшись, заставил напрячься 24, так как 21 сидел и скучал, опутанный проводами электрокардиографа. Пришлось их обоих успокаивать и уверять, что ничего страшного он не обнаружил, наоборот, сердце у 21 как мотор. Недаром у оборотня изъято. После этого, правда, оба модификанта шокировано застыли, и до Франкенштейна с запозданием дошло, что, погрузившись в размышления, он забыл сообщить обследуемым о причине живучести сероволосого, просто отметив данную особенность в журнале наблюдения.?Да что ж за день-то сегодня такой неудачный? —?прикрыл глаза Франкенштейн, отходя от кушетки и давая парочке М время осознать полученную информацию. —?На обследовании сосредоточится не могу, приучить детей к чистоплотности не могу, Мастеру помочь не могу. Еще, вот, Скуало до сих пор не пришла, и не понятно, придет ли вообще?.—?Шикарная женщина,?— внезапно прошептало Копье.—?Я рад, что ты оценило по достоинству Скуало,?— осторожно сообщил Франкенштейн. Услышать от Копья что-то, отличающееся от уже привычных ?убей, страдай, мы тебя поглотим? и прочего, было весьма непривычно, поэтому ученый решил поддержать неожиданный диалог.—?Сильная, несгибаемая, ответственная, пламенная. Не испугалась, когда мы себя проявили,?— меж тем продолжило нахваливать мечницу Копье, и Франкенштейн приготовился отражать очередной ментальный удар, который всегда следовал, стоило Копью найти для себя объект гастрономического интереса. —?Выносливый противник. Хорошая особь для продолжения рода. Одобряем. Не упусти,?— закончило оно и скрылось, оставив подавившегося Франкенштейна откашливаться. Потому что сказано это было так, как будто он?— непутевый носитель такого замечательного Копья?— наконец-то нашел что-то стоящее среди куч мусора.?Весьма и весьма странный день… Даже интересно, что еще сегодня случится?,?— заключил Франкенштейн под обеспокоенными взглядами чуть отодвинувшихся 21 и 24.На счастье модификантов двери скромной подземной лаборатории отворились, и все внимание Франкенштейна переключилось на вошедших.