Глава 9 (1/1)

Пальцы нажимают на клавиши чисто автоматически, мысли мужчины находятся далеко от рабочих вопросов. Бэкхён кидает взгляд на часы, расположенные на запястье, и невольно получает очередной укол в сердце: аксессуар подарен ему Сехуном на прошлую годовщину. Стрелки показывают, что сейчас без десяти пять, до конца рабочего дня еще чуть больше часа, и это вполне можно перетерпеть, занимаясь многочисленными делами, свалившимися на голову омеги вместе с новой должностью, но О никак не может взять себя в руки, из-за чего ему приходится перечитывать фрагменты документов по несколько раз, чтобы вникнуть в их смысл хотя бы приблизительно. Так не пойдет. Мужчина закрывает папку и откладывает ее на край стола, пустым взглядом уставившись на монитор. В голове звучит их с братом разговор, от которого по коже бегут мурашки. Кто-то и правда отправил Сехуну фотографии, на которых всё может выглядеть так, будто Бэкхён изменяет истинному? Точнее говоря, омега прекрасно знал, кто это сделал, но не понимал, зачем. Зачем Чунмёну это нужно? Какую он получит выгоду от того, что и без того хрупкие отношения семьи О в очередной раз пошатнутся, обещая вот-вот развалиться навсегда? Омега совсем не понимает данного. Даже представить не может.Однако вопрос о том, чего хочет добиться Чунмён своими действиями, волнует Бэкхёна чуть ли не в последнюю очередь — куда сильнее мужчина переживает за Сехуна. Муж и правда поверил в измену? Бэкхён чертыхается и со злостью сжимает в руке ни в чем не повинную ручку, которой он не так давно делал пометки в документах. Да ведь не было никакой измены! Не было и быть не могло, потому что омеге никто, кроме истинного, не нужен. Вопрос его собственной нужности мужу в данных условиях остается открытым, но не самым важным. Бэкхён никогда не стал бы изменять Сехуну, но альфа... откуда он может об этом знать? Да, мужчина может верить в лживость полученных фотографий и обстоятельств, при которых они сделаны, но не знает этого наверняка. И мучается сейчас куда сильнее самого омеги. Бэкхён даже представить боится, что творилось бы с его сердцем и разумом, окажись он на месте любимого. И вновь — глупость. Виной всему приходится глупость Бэкхёна, и мужчина это прекрасно понимает. Если бы он только не стал сбегать от проблем, если бы он подумал перед тем, как ляпнуть про развод, если бы он не вел себя по-детски и признался альфе в своем нежелании расставаться, если бы он решился выслушать, если бы он не сказал в последнюю встречу, что они должны закончить... Так много "если", и нет ни одного "то", потому что сделанное — как и не сделанное — не воротишь. Омега понимает, что глупо даже мысль допускать о том, что он полюбит или возжелает кого-то, кроме Сехуна, однако альфа — опять же — не может знать того, о чем Бэкхён ему не сказал, когда было необходимо.Если не тогда, то хотя бы сейчас. Да, омега должен сказать о своих чувствах истинному. Хотя бы для успокоения собственной совести, кричащей о том, что он идиот полный. Если альфа не захочет его слушать, то и поделом. Бэкхён этого заслуживает. Он столько боли принес и себе, и истинному, что это наказание будет малой платой. Именно об этом думает мужчина, когда достает из кармана смартфон и, игнорируя взгляд Минсока, уже некоторое время обеспокоенно наблюдающего за другом, набирает выученный наизусть номер, хоть он и отсутствует в списке контактов, чтобы не приносить дополнительной боли при одном лишь взгляде. Ответ раздается почти сразу, однако О ему совсем не рад — механический голос уважительно сообщает о том, что вызываемый абонент находится вне зоны действия сети. Мужчина думает, что это действительно странно, ведь Сехун никогда не отключает телефон. Предположение резко появляется в голове, и Бэкхён очень надеется, что оно окажется правильным.— Минсок, — зовет друга О, хотя тот и так смотрит на него.— Что ты в этот раз удумал? — хмурится старший, недоверчиво глядя на Бэкхёна.— Дай телефон, пожалуйста, — просит мужчина, и Ким качает головой в знак неодобрения, но устройство все же младшему протягивает.Короткая благодарность слетает с губ Бэкхёна, после чего он спешно набирает нужный номер. Быть может, дозвониться до Сехуна не получается потому, что тот заблокировал со злости номер истинного, а не потому, что случилось что-то плохое. Это ведь возможно, правда? Омега хватается за эту возможность, однако все его надежды рушатся, стоит услышать из динамика смартфона Минсока ровно ту же самую фразу, что была уже услышана парой минут ранее.А вот это уже плохо. Очень плохо. Бэкхён бы даже сказал, что он напуган. Но бояться ведь нечего, верно? Сехун же взрослый человек, который не будет делать глупости из-за излишней эмоциональности. По крайней мере, так считают все вокруг. Чондэ, Хань, Чанёль — все они уверены, что альфа сильный и справится. Вот только омега не может придерживаться этой позиции, ведь он видел того Сехуна, которого не знают многие. Бэкхён видел, как альфа переживал из-за мелочей, натягивая на лицо безэмоциональную маску, к которой привыкли все окружающие, видел, как истинный плачет из-за проблем, которые так и не были озвучены, ведь Сехуну проще держать весь груз на собственных плечах, дожидаясь, пока он станет неподъемным и придавит мужчину к могиле, чем поделиться им с другими. И Бэкхён был рядом. Тогда. В те моменты он облегчал ношу любимого, научившегося постепенно раскрываться. Вот только сейчас омега не рядом — даже не близко.— Минсок, слушай, знаешь, мне надо уйти, очень прям надо, вот умереть можно, как надо, — тараторит Бэкхён, вручая смартфон владельцу, — я знаю, что еще целый час до конца рабочего дня, но от меня все равно сейчас толку мало, — сворачивая вкладки на компьютере, О на несколько секунд останавливается, пытаясь привести свои мысли и слова в хотя бы относительный порядок. — Минсок, мне нужно уйти, потому что я не могу дозвониться, а сказать очень нужно, так что я попробую, может быть, получится...— К кому ты идешь? — прерывая поток слов младшего, спрашивает Ким. Он всё равно не понимает большую часть из того, что говорит друг.— К Сехуну, — тут же отзывается Бэкхён, умоляюще глядя на омегу.— Иди к Сехуну, я прикрою, — мягко кивает Минсок и наблюдает за тем, как младший подрывается с места и чуть ли не бежит в сторону лифта. Смешок вырывается изо рта сам собой. — Наконец-то осознал, — выдыхает Ким перед тем, как сосредоточить всё внимание на работе.???Входная дверь громко хлопает, и в следующую же секунду слышится громкий топот, оповещающий о том, что пёс сейчас будет в коридоре. Сехун опирается спиной о дверь, но либо точка опоры ненадежная, либо он сам слишком слаб — мужчина постепенно опускается, по итогу оказываясь сидящим на полу. Виви приветственно лает, но, увидев состояние хозяина, становится тише, подходя ближе к альфе и негромко поскуливая. Он кладет передние лапы на бедро хозяина и пытается заглянуть ему в глаза.— Я всё проебал, да, Виви? — не то чтобы Сехун может получить вразумительный ответ от собаки, но питомец все же тихо тявкает, опровергая слова мужчины. — Не ври, я и правда всё проебал. И Бэкхёна, и конкурс...Альфа поднимается на ноги, держа Виви на руках, но решает не произносить вслух то, что крутится в голове. Все же питомец не в силах помочь ему хоть чем-то, так что нет смысла озвучивать мысли. Сделать Сехун тоже ничего не может. Даже удивительно, как быстро он стал бессильным во всех планах. Только и в состоянии, что опустить Виви на пол кухни, накормить его ужином, а себя обещанием, что со временем станет лучше, и уйти на балкон, по пути доставая из кармана пачку сигарет.Сехун делает затяжку и морщится. Гадость. И речь сейчас совсем не о сигаретах, хотя и о них отчасти тоже. Гадко от мысли о том, что он всё потерял, не имея ни малейшего понятия о том, что делать сейчас. Да и никто, наверное, в таких случаях не знает, что стоит делать, но люди же как-то справляются, а он стоит и ноет. Или же не справляются? Альфа смотрит вниз с высоты этажей и не чувствует ровным счетом ничего, кроме затухания. Он выбрасывает окурок, и тот стремительно падает, вскоре исчезая из вида. Быть может, ему стоит так же упасть? Нет, глупость, он не бычок от сигареты, и от его смерти близким людям будет еще больше проблем.Ни умереть, ни жить — ничего из этого Сехун спокойно делать не может, и что теперь? Как ему поступать дальше? Он не может приехать в родительский дом и просить решить за него проблемы, как делал это, когда был в школе и на первых курсах университета. А жаль. Очень жаль, потому что его родители считают Бэкхёна родным сыном. Как Сехун теперь должен появляться перед ними? Как он может приходить и просить какой-то помощи, когда сам виноват во всех бедах, когда сам не удержал того, кто столь дорог ему? Нелепость. Как он должен заново выстраивать счастье в мире, где для него с уходом Бэкхёна всё погасло?Альфа возвращается в квартиру, предварительно закрыв балконную дверь, чтобы питомец случайно не вышел туда — сейчас на улице слишком холодно, и тот может простыть в поисках свежего воздуха. Хоть Сехун и выгуливает пса каждое утро, Виви этого наверняка недостаточно. Что ж, у мужчины все равно нет сил на большее. У него вообще, кажется, теперь нет сил ни на что. Он ума не может приложить, как говорить завтра Чондэ о том, что они не будут участвовать в конкурсе, к которому готовились в течение не одного месяца. О том, что делать с Бэкхёном, альфа вообще старается не думать — тщетно, впрочем. Месяц, данный им на обдумывание, скоро подойдет к концу, а это значит, что — пусть и мизерная — надежда на их с омегой воссоединение растворится окончательно. Сехун по привычке тянется в карман за смартфоном, но осекается: он ведь самостоятельно разбил его и оставил "останки" на полу кабинета. Ладно. К чёрту. Всё равно он никому не нужен, у партнеров есть номер Чондэ на случай необходимости.Ноги несут мужчину в сторону коридора, и он послушно идет туда, снимая верхнюю одежду, что всё это время была на нем. Автоматически альфа избавляется от пиджака и размещает его в соседнем шкафу, начиная расстегивать пуговицы на рубашке. Однако он успевает ослабить лишь одну застежку, когда слышит звонок в дверь. Скорее всего, Исин что-то забыл — больше к нему приходить элементарно некому. Сехун даже не трудится принять более приветливое выражение лица, потому что старший альфа уже видел, в каком состоянии он находится, и без раздумий распахивает входную дверь, так и замирая на месте.— Сехун...Непонятно, кто из истинных более шокирован происходящим, но в горле пересыхает у обоих, и все мысли тоже испаряются из головы в равной степени. Бэкхён оглядывает мужа с головы до ног, понимая, что он ошибался, когда думал, что тому плохо, — Сехуну, очевидно, просто невыносимо, и весь его вид кричит об этом. Омега сам не понял, как сорвался с рабочего места, но к шести часам он уже был в офисе истинного, надеясь на то, что тот всё еще на рабочем месте, однако удрученный секретарь лишь пожал плечами и сказал мужчине, что шеф уехал сегодня раньше обычного. Бэкхён не мог знать наверняка, но почему-то был уверен, что альфа отправился именно домой, а не куда-либо еще. И не ошибся. Сейчас напротив омеги стоит вымотанный альфа, у которого под глазами залегли темные круги от недосыпа и осунулось лицо. Бэкхён знает, что он и сам не похорошел за это время, но всё же смотреть на сломанного истинного сложно — настолько, что от каждой секунды непрерывного разглядывания друг друга всё сильнее колет сердце, норовя вот-вот согнуть мужчину пополам, чтобы он не видел столь сильно ранящей душу картины.— Бэкхён, проходи, — первым приходит в себя альфа, делая шаг назад и предоставляя старшему место для того, чтобы можно было зайти в квартиру.— Спасибо, — кивает Бэкхён и проходит внутрь, закрывая за собой входную дверь, однако после этого так и остается там, где остановился. — Сехун, я...— Бэкхён, это твой дом. Не стой на пороге как гость, — перебивает мужчину Сехун, окидывая его быстрым взглядом, чтобы не зависнуть вновь, но это все же происходит: альфа видит фиолетовые следы вдоль шеи и с трудом сдерживает эмоции. — Снимай куртку и приходи на кухню, я заварю тебе чай, — говорит О, развернувшись спиной к истинному, чтобы не смотреть на засосы, оставленные кем-то другим.— Сехун, стой! — Бэкхён делает шаг вперед и хватает мужа за руку, не позволяя ему уйти в другую комнату. — Я не изменял тебе.Альфу будто окатывают холодной водой. Он застывает на месте, находясь не в силах сделать или сказать хоть что-то. Тонкое душевное равновесие, которое он с трудом удерживал лишь для того, чтобы не ударить в грязь лицом перед Бэкхёном во время их, быть может, последней встречи, рушится моментально, не оставляя после себя ничего, кроме боли, сковывающей всё тело и особо умело проникающей в душу, чтобы жестоко сдирать с нее крупицы бывшего счастья, сейчас так остро приносящего горечь.— Что ты... — еле выдавливает из себя Сехун, чувствуя, как горит горло и щиплет глаза, стоит попытаться закончить фразу. Нет, он должен сделать хотя бы это. Он просто обязан поговорить, когда появилась возможность. — Что ты имеешь в виду? — поворачивается лицом к омеге мужчина, глядя на него сквозь туманящую взгляд пелену слез, сморгнуть которую почему-то никак не выходит.— Я не изменял тебе, — качая головой, Бэкхён обхватывает ладонями лицо мужа и старается стереть большими пальцами влажные дорожки, но из-за того, что те постоянно обновляются, это больше походит на горькую ласку. Омега не замечает, как и из собственных глаз начинают течь слезы, вызванные болью, столь ясно читающейся на любимом лице. — Сехун, я хочу только тебя.Бэкхён не говорит прямым текстом, но Сехуну это и не нужно: он без труда угадывает в "хочу" истинного неозвученное "люблю". И ничего страшного, что тот не может сказать этого прямо. Альфе достаточно и такой формулировки, достаточно нежных ладоней на своем лице и боли во взгляде напротив, отражающей собственную. Он и такого не мог желать, но сейчас, вопреки логике, понимает, как этого мало. Понимает, что не хочет получать лишь какую-то часть Бэкхёна или довольствоваться малым. Просто не сможет, по правде говоря.— Думаю, ты хочешь меня прямо сейчас, — Сехун кладет руку поверх одной из ладоней истинного, тем самым накрывая её, но голос его вновь пропитывается тревогой и отчаянием, смешанным с горечью. — А завтра? Ты бросишь меня завтра?— Нет, — тут же твердо отзывается Бэкхён, но альфа чувствует, как его ладонь трясется от волнения, видит, как глаза застилает пелена невысказанных сожалений о совершенном ранее.— Обещай.— Обещаю.Бэкхён говорит уверенно и переводит взгляд на губы истинного, почти сразу же чувствуя их тепло. Сехун целует жарко, глубоко, и омега позволяет ему это и даже больше — Бэкхён позволяет Сехуну всё, перемещая ладони с его щёк на плечи, цепляясь за них, будто за единственную соломинку, способную привести к счастливой жизни, и с не меньшим желанием отвечает на поцелуй. Мужчины сталкиваются языками и сплетают их, ощущая мурашки, бегущие по кожи от близости. От истинного удовольствия. Вот теперь всё так, как и должно быть. Так, как им хочется.Сехун вжимает Бэкхёна в ближайшую стену, так и не разрывая поцелуй, который с каждой секундой становится лишь сумасшедшее. Они словно пытаются залечить все душевные раны многочисленными касаниями, проникающими в самое сердце и даже глубже. Альфа стягивает с истинного куртку, и она вместе с наспех стянутыми ботинками остается на полу в коридоре, когда мужчины, не прекращая на ходу избавлять друг друга от одежды, добираются до спальни. Сильная ладонь толкает омегу на кровать, и Сехун впервые за всё время позволяет себе оторваться от губ старшего, нависнув сверху. Они оба тяжело дышат, запахи пиона и граната вновь смешиваются, наполняя спальню новым воздухом — их личным, состоящим из друг друга. Бэкхён рассматривает альфу, который за почти три недели разлуки действительно порядком исхудал, но всё же не потерял своих мышц. Лишь разнообразные ожоги от сигарет на теле говорят о том, что Сехун всё это время пытался перекрыть одну боль другой. Глупец. Это так не работает, думает омега, и обещает себе перекрыть каждый из следов несколькими поцелуями. Бэкхён поднимает глаза с торса на лицо и ловит взгляд альфы, немного расфокусированный и неуверенный, словно спрашивающий разрешение, сомневающийся в собственной необходимости. Сехун и правда мнется, разглядывая следы, оставленные кем-то другим. Теперь, когда они остались в одних лишь брюках, засосы и укусы на одной стороне тела омеги видно куда ярче. И те, к сожалению, так сильно бросаются в глаза, что не замечать их невозможно. — Сехун, я только твой, — притягивая альфу за шею к себе, шепчет Бэкхён.— Я знаю, — пытается таким же шепотом убедить то ли самого себя, то ли истинного Сехун.— У меня ничего не было с тем, кто оставил эти следы. Я только твой, — повторяет в самые губы омега, и Сехун расслабляется, выкидывая из головы лишние мысли. Потом. Потом он обязательно спросит у истинного, как такое произошло, но сейчас это совсем не имеет значения, ведь Бэкхён говорит чистую правду: альфа чувствует, как их тела тянутся друг другу, не желающие никого иного, как сердца вновь сплетаются, залечивая причиненные друг другу увечья.Губы истинных вновь соединяются в поцелуе, только в этот раз он куда нежнее, чувственнее. Альфа ведет ладонями по телу любимого осторожно, словно исследуя его на наличие ран или повреждений, но таковых не находится: Бэкхён по-прежнему чувствителен в любом месте, которого альфа касается сначала подушечками пальцем, будто невесомо, а затем с силой сжимает, вызывая дрожь возбуждения.Возбуждение походит на волну: оно одолевает всё сильнее, накрывая с головой, однако даже в таких условиях Сехун не позволяет себе забыть о следах, оставленных другим мужчиной. Он расцеловывает каждый сантиметр Бэкхёна, заставляя того стонать от сладкой и неторопливой ласки. Омега жаждет. Он сам не замечает, как они с альфой оказываются нагими, — понимает данное лишь тогда, когда чувствует удар тока от соприкосновения кожи с кожей. Бэкхён выгибается навстречу касаниям, Сехун поддерживает его за талию, не позволяя отстраниться, и старший готов разрыдаться от того, насколько хорошо в любимых руках, однако вместо этого он стонет — стонет и льнет всем телом, показывая, что он готов, он хочет.— Бэкхён, так скучал по тебе, — произносит альфа, усыпая бедра истинного поцелуями, и Бэкхён чувствует, как желание с новой силой одолевает его, стоит услышать хриплый и возбужденный голос любимого — такой голос, который он не слышал уже, кажется, тысячу лет. Голос, от которого всё внутри сжимается в неописуемой неге предвкушения.— Покажи, как скучал. Хватит прелюдий, — непослушным от переполняющих эмоций языком просит омега. Ласк действительно достаточно, если Сехун продлит эту сладкую пытку, то Бэкхён наверняка кончит прямо от нее.Словно прочитав мысли старшего, альфа отрывается — не без толики сожаления — от его бедер и намеревается встать с кровати, когда Бэкхён опережает его: омега хватает мужчину за запястье, толкает любимого на постель и без какого-либо стеснения присаживается сверху, намеренно задевая ягодицами возбужденный член истинного. Сехун кладет руки на талию мужчины, чуть сжимая, а затем начинает неспешно водить ладонями вдоль боков. Он вопросительно смотрит на старшего, ведь тот прекрасно знает, для чего он хотел встать.— К чёрту презервативы, — ловя вопрос в глазах истинного, отвечает Бэкхён.— Смазка? — напоминает Сехун, получая в ответ довольный прищур.— А ты проверь.Сехун надавливает на талию истинного, притягивая ближе и заставляя практически лечь на себя, раскрывшись. Мужчина чувствует дыхание омеги на своих губах, которые так близки к собственным, что одно неловкое — или намеренное — движение, и они соприкоснутся в поцелуе. Альфа удерживает одну ладонь на уровне талии мужа, а другой мучительно медленно ведет вниз, чуть задерживаясь на пояснице, и останавливается на ягодице, с явным наслаждением сминая её. Полувздох-полустон вырывается из приоткрывшегося рта омеги, из-за чего его губа соприкасается с губой Сехуна, и тот пользуется ситуацией, вновь втягивая мужа в поцелуй, пока рука касается ложбинки между двумя половинками и подбирается ко входу.— Ты... у тебя течка? — разрывая поцелуй, шепчет альфа, хотя прекрасно знает, что это не так: запах был бы более насыщенный, да и держать себя в руках было бы куда сложнее. Но Бэкхён такой влажный, что эта мысль вырывается изо рта перед тем, как он успевает подумать.— Нет, — сглатывая слюну, Бэкхён наблюдает за капелькой пота, сбегающей по лицу мужа, и не может удержаться — ловит ее своими губами на уровне уха и тут же невольно обдает его горячим дыханием, смешанным со сладким стоном, стоит почувствовать, как палец истинного проникает в него, начиная неспешно двигаться вдоль стенок, растягивая.— Нет? — переспрашивает Сехун, практически сразу добавляя второй палец, ведь естественная смазка выделяется столь обильно, явно показывая, что тело готово и нуждается в большем, чем предварительные ласки. Но альфа без них не хочет. Как минимум потому, что вид просящего Бэкхёна — отдельный вид искусства, от лицезрения которого он никогда в жизни не будет в силах отказаться.— Не... — повторяет омега, но ответ смазывается из-за того, что Сехун, отлично знающий тело любимого, затрагивает простату, и Бэкхён теряется в очередном стоне, подаваясь бедрами навстречу.— Тогда почему?Сехун спрашивает о том, почему Бэкхён столь влажный, и это очевидно, но омега все равно теряется в мыслях, упуская нужную нить. Он задается вопросом, почему всё это время отказывался от любимого, почему допускал боль в их отношения вместо того, чтобы нормально поговорить, почему не шел навстречу и вел себя истинно по-идиотски, почему между любовью и горечью выбирал второе, когда Сехун всё это время был здесь и готов был принять. Однако все эти размышления вылетают из головы, стоит альфе добавить третий палец и начать двигаться внутри более резко, нетерпеливо, но всё еще до одури приятно — потому что Бэкхён чувствует, что желанен, что выдержка альфы уже на исходе. Потому что возбужденный член альфы упирается в его ягодицу, и он не может дождаться...— Почему? — повторяет Сехун столь низким от желания голосом, что у омеги дрожь идет по телу, а в горле резко пересыхает.— Потому что я хочу тебя, — с трудом выговаривает Бэкхён, и весь контроль летит к чертям у обоих.За несколько секунд альфа меняет позиции, опрокидывая мужа на спину и нависая над ним. Бэкхён разводит ноги в стороны, когда чувствует, как пальцы истинного покидают его тело. Сехун подставляет головку к анусу и толкается в податливое тело любимого, пока что не входя на всю длину. Одна рука Бэкхёна цепляется за плечо мужчины в поиске опоры, и громкий стон вырывается из его груди. Больно. Несомненно, больно. Последний секс был слишком давно, да и этот раз... будто становится их новым первым. Хоть физически это и невозможно, но морально — Бэкхён вновь теряется в Сехуне, выказывая ему полное доверие и позволяя полностью руководить ситуацией, как в первый раз. Сехун же внимательно прислушивается и приглядывается к каждой эмоции в голосе, в мимике, в языке тела, постепенно выгибающегося навстречу.Бэкхён красивый. С приоткрытым в поиске кислорода ртом, с припухшими от бесконечных поцелуев губами, с капельками пота, стекающими по лицу от жары, разгорающейся и внутри, и снаружи, с очевидным обожанием в глазах. Сехун думает, что он самый лучший. Незаменимый и нереальный одновременно, потому что этот человек действительно стал его воздухом, его смыслом жизни, и именно вокруг истинного омеги крутился мир Сехуна, который был совсем не против — очень даже "за", вот только в прошлый раз, видимо, недооценил всю степень невозможности бытия без любимого. Зато сейчас понимает. Понимает и обещает самому себе и истинному сквозь обоюдные стоны наслаждения, что не потеряет больше, что не отпустит ни за что на свете. Что будет бороться за счастье.Комната наполняется тягучей смесью запахов граната и пиона, которую, кажется, можно потрогать — настолько явно желание, окутавшее спальню. Любовь в истинном ее проявлении — касаниях, поцелуях, шлепках, хлюпающих звуках и стонах — находит место в каждом уголке комнаты и выбирается за ее пределы. Тела мужчин двигаются в едином темпе, стоны звучат практически в унисон. Сехун держит ладонь Бэкхёна в своей, переплетенные пальцы одновременно подрагивают от удовольствия, растущего и распространяющегося по всему телу.— Люблю тебя, — говорит альфа перед тем, как сорваться на бешеный ритм.И даже если Бэкхён хочет сказать что-то в ответ, он просто не находит такой возможности, обещая себе озвучить нужные слова позже, потому что всё, на что он способен сейчас, заключается в громких стонах, не успевающих раствориться в эхе комнаты из-за частоты, с которой они вырываются из груди. Сехун знает его. Сехун знает себя. Сехун знает их. Знает, как хорошо, как замечательно, как правильно и как крышесносно. Как — так, чтобы в голове ноль мыслей, кроме того, кто любит в прямом и переносном смыслах.— Сехун... — надломленным голосом тянет омега, и Сехун без лишних слов понимает, что тот хочет сказать.Альфа вновь накрывает припухшие, но от этого не менее желанные губы, вовлекая истинного в глубокий и мокрый поцелуй. Сехун чуть замедляется, и толчки от этого получаются более глубокими. Бэкхён разрывается между желанием простонать в рот истинного, ответить на поцелуй, податься бедрами вперед, позволяя проникнуть под новым углом, и остаться в нынешней позиции, приносящей непередаваемое удовольствие. Альфа замечает метания старшего и входит под другим углом, ловя ртом звонкий стон, тонущий в страстном поцелуе. Их не хватает надолго — вскоре стон ярчайшего наслаждения тает в истерзанных губах, и Бэкхён выгибается, кажется, до хруста костей, пачкая животы спермой. Сехун же кончает следом, успевая выйти до того, как образуется узел и начнется сцепка.Мужчины тяжело дышат и не сводят взгляда друг с друга. Им обоим есть, что сказать, но это подождет. Теперь точно подождет. Сехун притягивает омегу к себе, и тот с удовольствием расслабляется в его объятиях, уткнувшись в грудь любимого. Бэкхён вдыхает запах граната и постепенно приходит в себя, понимая, что вот-вот молчание станет давящим. Он не должен допустить этого. Он и так задолжал. Он и так упустил слишком много моментов.— Сехун, — зовет омега, приподнимаясь на локтях и глядя в глаза истинного. К счастью, он не находит там ничего, кроме бесконечной любви, и от этого нежность растекается по венам. Какой же он действительно идиот, если считал, что сможет забыть или заменить Сехуна.— Бэкхён? — вопросительно смотрит на мужа альфа, не зная, чего от него сейчас стоит ожидать.— Я люблю тебя, — произносит Бэкхён то, что определенно задолжал, и улыбается так солнечно, что Сехуну кажется, будто сейчас полдень, а не поздний вечер.— И я тебя, — без раздумий отзывается мужчина и наклоняется, чтобы спрятать свое смущение в ласковом поцелуе.