Часть 91. Пьяное вино твоих глаз (1/1)

Тони Мы сидим на кухне и пьем вино. Ты не хочешь это делать в гостиной, а я не против делать все что угодно, лишь бы с тобой. Меня устроит и наше крыльцо, и лавочка в парке, и хрупкие, как первый снег, пластиковые стаканчики в кафе на углу… Я смотрю и все никак не могу насмотреться на тебя, не могу. И вдруг дежавю всплывает китом из глубин памяти почти такой же тихий, камерный, как скрипичное соло, маетный, напрочь сбитый с рельс благоразумия вечер много лет назад… Я тщетно стараюсь не глядеть на тебя, но это невыполнимая цель. Для меня. Мозг активно решает одну-единственную, неразорвавшейся бомбой застрявшую в моей больной голове задачу. Всего одну. Нерешаемую. Нелогичную, и от того еще более привлекательную. Что я делаю? Я перестал узнавать самого себя в тот самый день, когда признался, хмуро отводя беспокойный взор от зеркала в спальне, что заболел. Тобой. Смертельно. Гордость вместе с жалкими остатками ума горестно кричат, как альбатросы над бездной, что это неправильно. Ненормально. Невозможно. Но все дороги ведут к тебе, и мне вовек не сойти с этого маршрута. Я изображаю вежливый, благожелательный интерес, вполуха слушая рассказ Баннера о его приключениях в Непале. Но не искать глазами эти усыпляющие всякую осторожность черты я не в состоянии. Болезнь прогрессирует с небывалой скоростью, и через неделю после знакомства я вижу тебя во сне. Как мальчишка, ей-богу, я просыпаюсь с ускользающим в утреннюю суету с благополучно, как мне раньше казалось, забытым где-то в детстве наивным чувством надежды. Несбыточной, странной и такой желанной. Ты везде, обтекаемый, как мечта и одновременно слишком реальный. Слишком живой, чересчур светящийся, чтобы не обернуться. Голоса других тают где-то по краям большого стола, и в какой-то момент, снова приклеившись к так манящим меня губам, я думаю о том, что такой горько-сладкой муки я не испытывал никогда. Магнитное поле смеющихся, потемневших и дарящих непокой глаз заставляет меня незаметно ухватиться за край стола, чтобы не показать, насколько я далек от всего. От общения, легкого, пустопорожнего полушутливого стеба за столом, призванного отвлечь от проблем, развлечься и отдохнуть душой. Здесь все свои, но я не вижу лица друзей. Давно не вижу. Звуки, как в паутине, теряются в зыбкой пелене моей одержимости. Она так ловко и хитро обходит все ловушки для тех, кто слышит. Я не слышу, я околдован, я сжег свое сердце, оставив жемчужно-серый, как крыло лебедя, пепел в твоих теплых ладонях, и белкой-летягой лечу на огонь. Бесповоротно и безвозвратно потеряв себя в твоих глазах. Я молчу, намеки не нужны, я дышу тобой и это дороже всего. Ты отвечаешь кому-то на вопрос, и неожиданно упираешься в меня вопросительно-безмятежным взглядом. Задохнувшись от касания, белой льдинкой упавшего в мою душу, я упиваюсь нашим редким близким контактом, почти интимным. Таким ярким и сильным, словно ты не на другом конце стола, а рядом. Бездумно и невыносимо близко. Слишком близко, чтобы не потянуться. Слишком рядом, чтобы я смог отвести глаза. Я не сумею. Волшебство минутного соприкосновения ожидаемо рушится, когда ты поворачиваешь голову, спрашивая что-то у соседа по столу, но мне хватит… Наверное. Расправить это волшебное мгновение, бережно приглаживая каждый уголок, сохранить и сберечь в самом дальнем отсеке памяти это проскочившее между нами, как шаровая молния, чувство близости. Так далеко и вместе с тем так неописуемо возле… Я таинственно улыбаюсь, счастливый уже тем, что вижу тебя. Безумие шалой сумасбродной птицей играет во мне, не давая шансов. Полынная тоска, смешанная с отчаянным желанием вновь встретить тебя не дает мне спать по ночам. Я полыхаю в костре собственных бесполезных уговоров и амбиций после каждой нашей встречи. Минута, чтобы мысленно погладить твои невесомые плечи. Пара секунд, чтобы блеснуть легковесным, как бабочка, остроумием и сразу же провалиться в твои удивленные глаза. Стоять в двух шагах и умирать от того, что я не могу позволить себе провести кончиком пальцев по твоей щеке лишь для того, чтобы убедиться, что я не сплю и ты живой. Стоишь и хохочешь, лукаво щуришь свои немыслимые глаза и смеешься надо мной. А мне замечательно. Так бы и стоял, как дурак. Стоял и смотрел. Всегда. Пока время не остановит свой бег и песок бесконечности не растает в безграничье пустоты. Стивен, это… счастье. Так запросто, как с обрыва, упасть в эту знойную, пылкую страсть. Уже на горячечном, как в лихорадке, вдохе осознав, что отказаться я не смогу. Трепетно и медленно перебирая наши рандеву, как ребенок подарки. Теряя хладнокровие от выносящего разум ощущения, что ты стоишь так непозволительно близко, всего-то на расстоянии вытянутой руки. А я тону, лечу, кувыркаюсь мячиком в этих светлых колодцах, так доверчиво и открыто распахнувшихся навстречу. Мне мало. Мало. Безбожно мало. Мне нужно больше, намного больше. Напряжение растет, тревожной струной скрипя в мгновенно теряющем тепло воздухе и оставляя мне лишь выдох. Последняя милость перед тем, как забыться. Любовь течет по венам яркой взрывной волной, кричит в ушах неумолкающим гулом, шепчет в бессонных ночах щемящим зовом неутоленной нежности. Гасит клочки слабого сопротивления одним лишь именем в строчке сухого списка. Я прострелен ею, как в тире. Пробит насквозь, и нет ничего слаще этой боли. Я не знаю, что делать. Наверное, впервые в своей жизни. И это здорово. Кровь замедляет свой бег, когда я смотрю на тебя, но мне плевать. Только не уходи! Еще хоть минуту. Секунду. Еще чуть-чуть, молю. И ты как будто услышав меня, вдруг стремительно и грациозно поворачиваешь голову, встряхнув своей немыслимой челкой, и я замираю. Утонув в ощущениях. Расплавившись. Распавшись. Сгорев. И не жалея. Ни о чем… Потому что смотреть?— это отдельное, набегающее, словно туман, удовольствие. Твои глаза темнеют, словно забирая себе теплые тени, бросаемые тонкими, взметнувшимися вверх огоньками двух изысканно вытянувшихся в строгих подсвечниках?— стаканах темно-синего стекла ежевично-сладких лесных свечей. Нежные губы едва заметно улыбаются и ты делаешь ещё глоток черничного, как бомбейская ночь, сухого вина. Тебе нравится. Вино, пшеничным маленьким зёрнышком скользящее по зачарованным пряным губам, устойчиво вписывающимся в этот вечер фантазийным вкусом обещания... Как твой поцелуй. Я знал это всегда. Знал. Догадывался, что пропал. Знал, что если ты подаришь мне невероятный, исключительно безумный шанс коснуться этих губ, то я погибну. Совсем. И я не хочу спасения. Поверив в то, что мы есть. Познав медвяную ласку шепчущих мне о любви губ. Заковав нас в кольце объятий. Рассыпав меня на бисер в ответной бархатной истоме взлетевших, как стая голубей, твоих ресниц. И вновь озарив мое утро твоим теплом..